* * * Еще вчера, когда возвращался от Полторанина, Ермилов по дороге завез домой армейскую форму и, облачившись в нее утром, со смехом подумал, глядя на одинокие звездочки на погонах, что понижение сразу на два звания это уже чересчур. Ощущение возникло такое, словно первый раз в первый класс. Он чувствовал себя крайне некомфортно и в этой форме, и в этом звании, и почувствовал еще хуже, когда приехал в редакцию газеты. Предъявив удостоверение на проходной, Олег поднялся на третий этаж и увидел довольно убогую обстановку, оставшуюся с советских времен и обветшавшую до предела. В прокуратуре еще года два-три назад все выглядело точно так же. И дело не только в старых, заляпанных чернилами столах со сколами на остатках полировки и не в сейфах-мастодонтах, внутри которых прятали водку, чаще коньяк, а в атмосфере распада. Однако довольно быстро отгрохали ремонт, получили новую мебель и компьютеры. Но то Генпрокуратура, а тут еле сводили концы с концами, и не витал оптимизм в пропахшем кипами старых журналов и рукописей воздухе. Олег зашел к главному редактору, и тот, поглядывая на нового «корреспондента» поверх очков с опаской, сказал: — Я вам выделил кабинет, чтобы отдельно… Так ведь вам лучше. Как я понял, вы к нам ненадолго? Распространяться о своих планах Ермилов не собирался и только кивнул. На этом его представление по начальству можно было считать завершенным. Он получил ключи от своего кабинета и, пока искал его, натыкался на любопытные взгляды сотрудников газеты. Зашел в кабинет, испытав облегчение. Новые коллеги не все порадовались приезду майора Гаврилова из дивизионки, думали, что без блата тут не обошлось. В небольшом пеналообразном кабинете моргала лампа на потолке. А если выключить — темно. Единственное грязноватое окно выходило во двор с заснеженным садом. И на типографию. Письменный стол был завален рукописями от предыдущего хозяина. Воняло табаком, въевшимся в стены и мебель. На небольшом стеллаже стояли книги и пишущая машинка «Unis». Олег взял наобум одну из книг. На первой странице была надпись-посвящение: «Леониду Ивановичу на память от автора и с надеждой на дальнейшее сотрудничество». Хмыкнув, Олег поставил книгу на место, нашел телефон с перетянутой изолентой трубкой и проверил, работает ли. В трубке с шипением раздавались натужные гудки. Усевшись на шаткий стул с сомнительными пятнами на потертой когда-то красной обивке, Олег задел ногой пустую водочную бутылку под столом. Утром, еще из дома, он успел созвониться с Григорьевым. Тот уже был на работе, и Олег выслушал унылую тираду, что «везунчик Ермилов» снова обскакал его, Вадима, на повороте и собирается в Болгарию. Олег удовлетворенно подумал, что вопрос с командировкой уже решен. Он нашел на столе чистый листок, достал из нагрудного кармана ручку и стал рисовать геометрические узоры, что помогало ему думать. А поразмышлять было о чем. Олег шел за Петровым двадцатилетней давности след в след. Уже и человек тот изменился и живет в другой стране, и нет Советского Союза, которому Петров присягал на верность и который предал. А след остался. Пусть и нечеткий, как следы птичьих лапок на снегу, тонкие, ажурные. Но они есть, и даже если их присыплет снова снегом, они все равно есть, надо только бережно расчистить эти следы. К счастью, двадцать лет не стали тем разломом, который нельзя преодолеть. Свидетелей тех событий можно расспросить. Другой вопрос — свидетелями чего эти люди являлись? Петров вряд ли осуществлял шпионскую деятельность публично — не объявлял сбор всех частей и не печатал объявление в газете, каждый раз когда шел на контакт с хозяевами или на закладку контейнера с информацией для цэрэушников. Олег ощущал себя покорителем горных вершин, и ему на пути то и дело попадались трещины, широкие и бездонные, набитые непролазным буреломом часов, месяцев и лет, отделяющих Ермилова от событий того времени. Приходилось форсировать эти трещины с помощью хиленькой алюминиевой лестницы. Изучение уголовного дела и даже свидетельства очевидцев не могли стать машиной времени, а были, в самом деле, шаткими алюминиевыми лесенками, связанными наживую одна с другой догадками и предположениями. В дверь постучались и заглянул мужчина в сером костюме и темно-синей рубашке, со строгим, деловитым выражением лица. Ермилов догадался, что это местный контрразведчик, и догадка подтвердилась, когда пришедший плотно затворил дверь и обратился к Олегу: — Товарищ полковник, мне сообщили о том, что вы уже здесь. Я — майор Безбородов. Вас должны были предупредить. — Игорь… — Просто Игорь. Разрешите сесть? Олег кивнул, немного раздраженно. Хороша маскировка, если Безбородов в открытую называет его полковником. — Ведите себя со мной как с обычным сотрудником. Разве вы стали бы ко мне заходить сами? Наверное, вызвали бы к себе, если бы хотели переговорить. — Ну в общем, да, — смутился Игорь, опустив глаза, почти черные, опушенные густыми ресницами. «Теленок, — подумал Олег, вспомнив отчего-то Петьку и их ночной хоккей. — А Петька не такой уж и вредный». — Я хотел бы понимать, в чем заключается моя задача? — спросил Безбородов. Ермилов хотел было сказать: «Не болтаться под ногами», но решил не ссориться. — Если меня будут разыскивать в мое отсутствие, надо всем, кто звонит, приходит и спрашивает меня, отвечать, что я в командировке или поехал брать какое-нибудь интервью. Но звонить-то не вам будут. А сюда, — Олег постучал по телефону задумчиво. Ему совершенно не хотелось сидеть здесь неизвестно сколько, в то время когда он мог бы продолжать изучать дело Петрова, которое нельзя выносить с Лубянки. — А что, если запараллелить ваш телефон с моим кабинетом? — оживился Игорь. — Наши кабинеты почти рядом. Мой по этой же стороне, через две двери. Можно вызвать наших спецов. Дескать, у вас телефон не работает. — Почему раньше нельзя было это сделать? — Олег вздрогнул, когда зазвонил телефон на столе, в который он еще упирался пальцем. Он поднял трубку и услышал голос Майкла, бодрый и свежий: — Дружище! Мы вчера здорово погуляли. До сих пор шумит в голове! Хорошо бы переговорить. — Давай встретимся, — Ермилов отвечал по-английски. Безбородов выпрямил спину, заинтересованно прислушиваясь. — Я, правда, на службе, но если после шести… — Да я тут, внизу, — радостно сообщил Моран. — Адрес редакции ведь на визитке написан. Но здесь сидит на входе такой крупногабаритный и не слишком молодой… Как это по-русски? Дундук! Ермилов рассмеялся и посоветовал: — Там на входе есть бюро пропусков. За стеклянной загородкой. Я сейчас позвоню туда и тебе выпишут пропуск. Поднимешься на третий этаж, в триста восемнадцатую. И сможешь лицезреть и меня, и мое убогое место работы. Едва повесив трубку, Ермилов тут же набрал номер Плотникова. Тот ответил сразу, словно держал мобильный в руке. — Петр Анатольевич, он объявился. Позвонил на служебный, сейчас поднимется в кабинет. Возможно, мы с ним отсюда куда-то поедем. Отзвоните, когда наши выдвинутся ко мне. Необходимо было фиксировать их встречу на аудио- и видеоносители, если дело дойдет до суда. Плотников чертыхнулся. Помолчал секунду и решил: — В кабинете он не решится говорить ни о чем таком. Выйдешь в туалет, когда я позвоню, тебя снарядят там аппаратурой. Потяни время часок. Машину твою от «Украины» подгонят на Хорошёвку. Она же у нас снаряженная. — Придут наши сотрудники. Встреть их и проведи… — обратился Олег к Безбородову. — Я в свой кабинет отведу. Звоните в бюро пропусков, а то он занервничает, — Игорь назвал внутренний номер, а сам поторопился уйти. Майкл в распахнутой куртке-аляске зашел в кабинет, заполнил его собою весь, пропитал дерзким запахом одеколона с легкой примесью перегара. Он присвистнул, оглядевшись, подняв очки на свой чуть примятый после вчерашнего кок. — Это что, комната для швабр? — насмешливо спросил он. — Ага, а я одна из метелок. Ваши журналюги тоже такую нищенскую жизнь влачат? От гонорара до гонорара? — Наша профессия не слишком прибыльная. Только если материал заказной, а заказчик Рокфеллер, тогда можно отлично подзаработать. Но этот твой чуланчик — это что-то! — Да ты садись, — Олег убрал с одного из стульев кипу газет «Красная звезда». — Я тут сам только начинаю обустраиваться. Я, можно сказать, стал провинциалом в Мурманске. А теперь надо привыкать к московскому ритму жизни и… к ценам. Мне бы семью перевезти, обустроиться. Мебель, технику купить… А пока я в общаге. Разве только тачка имеется, а так я голодранец. Да и тут, — Ермилов кивнул на дверь, — не слишком рады моему появлению. Конкурент, одним словом. Мне бы того Рокфеллера для подработки, в ножки бы поклонился благодетелю. — Слушай, Сергей, тебе обязательно торчать в редакции? Тут, того и гляди, аллергия от пыли начнется. Поедем куда-нибудь в более приятное местечко. Вчера так хорошо посидели. Я угощаю. А заодно обсудим насчет поисков твоего персонального Рокфеллера. Если ты мне поможешь тут в Москве с работой над моим репортажем, я в долгу не останусь. — Заманчиво, — Олег потер руки. — Но прямо сейчас не получится. Надо еще заглянуть к руководству. Меня вот-вот вызовут. Это ненадолго. Подождешь? Моран засмеялся и достал сигареты. Закурил, не спрашивая разрешения, обнаружив пепельницу на подоконнике. Ермилов же изобразил бурную деятельность. Нашел на шкафу старую рукопись и сел за стол, пытаясь читать. Он чувствовал на себе взгляд американца и пытался понять, к чему приведет вся эта затея. Зазвонил телефон на столе. Игорь смекнул, что вызывать сотрудника редакции вряд ли будут по сотовому, а только по внутреннему. — Они здесь, — негромко сказал Безбородов. Игорь ждал Олега в коридоре. Убедившись, что полковник вышел один, контрразведчик показал на дверь своего кабинета. Там Олега и снарядили спецтехникой. Проверять его никто не станет. Как и говорил Плотников, все проверки Морана сведутся к тому, чтобы позвонить и приехать на работу. Убедиться, что Олег действительно военный спецкор. Хотя Майкл не может не понимать — возможности ФСБ позволяют имитировать любую профессиональную деятельность, и нахождение Гаврилова в редакции не является стопроцентной гарантией его непричастности к контрразведке. Поэтому проверка американца продолжится. В чем она будет заключаться, сложно сказать. Но Плотников сегодняшней ночью предупреждал Ермилова быть предельно собранным. «Моран рискует, и рискует сильно, — наставлял Петр Анатольевич. — Он может пойти на крайние меры, если почувствует опасность. Мы пока не знаем, с кем имеем дело. Есть пресловутые три варианта. Первый — он обычный журналист, и это маловероятно, учитывая все его пасы вокруг Меркуловой, а теперь и вокруг тебя. Второй вариант и наиболее безопасный для тебя — он действует с подачи спецслужб, но не является профессиональным разведчиком. И третий — предпочтительный для нас, но сопряженный с риском. Он разведчик, без дипломатического прикрытия, а следовательно, будет работать крайне осторожно, но в случае опасности — резко. Вряд ли он ходит по городу с оружием. Применение его повлечет для него необратимые последствия. И все-таки…» — Машина уже у редакции, Олег Константинович, — сообщил специалист из технического управления, который замаскировал в форме Ермилова микрофончик. — Все готово. Можете идти. Когда Олег зашел, Моран стоял у подоконника, курил и глядел задумчиво в окно на двор типографии. Ермилов с нервной усмешкой подумал, что если американец разведчик, то он сейчас запустил его на объект Минобороны, коим является редакция военной газеты. — Майкл, можно ехать, — Олег достал из шкафа куртку. — Куда направимся? Я с утра машину от «Украины» забрал, так что мы на колесах. Заправиться только надо, а я на мели. До зарплаты еще дожить… Рассчитываю на спонсорскую помощь из-за океана, — он подмигнул американцу. — Не вопрос! — Моран достал из кармана желтый, веселой расцветки портмоне и похлопал им о ладонь. «Ничего себе лопатник!» — подумал Ермилов. Его посетила коварная мысль: вызвать Богданова, чтобы он со своими бойцами задержал их машину и досмотрел обоих под видом поиска вооруженных преступников. Что, если кроме веселого желтого лопатника Моран является обладателем оружия? Олег не без сожаления понял, что в нем еще живет лихой следователь по особо важным делам, а те методы здесь ни к чему. Тут надо набраться терпения. Перебравшись через снежный бруствер у выхода из редакции, Ермилов увидел «свою» машину и устремился к ней. И вдруг остановился как вкопанный. Он вдруг сообразил, что, поспешив «к начальству», оставил Морана в кабинете наедине со своим мобильным телефоном, лежавшим на столе. Олег пошел к машине, стараясь не показывать свою озабоченность. А беспокоиться было о чем. Ермилов лихорадочно пытался вспомнить, лежал телефон на том же месте, где он его оставил, или нет. В любом случае теперь после встречи с Мораном придется проверять телефон. Моран предложил съездить в ресторан Центрального дома литераторов. Но поехали в «Ермак». Пока они оба были еще трезвые, разговор крутился вокруг темы для написания материала. Майкл сетовал, что никак не может определиться. И то ему интересно, и это любопытно. Ермилов ждал, когда же он начнет подбираться к теме предательства, и в частности к персоне Петрова, или, на худой конец, выведывать военные секреты. А Моран молчок! Олег усомнился: «Ну хоть бы намекнул, паразит! — глядя в хмельные голубые глаза американца. — И ведь пьет, собака, как завзятый алкаш. И меня спаивает. Такая оперативная работа либо до белой горячки доведет, либо Люська пришибет. В этот раз простила отступление от режима, но рецидив пресекать будет жестко, как только Люська умеет. Пойди объясни ей, что это служебная необходимость». Они сидели в ресторане «Ермак». Отчего-то захотелось Морану именно сюда поехать. Может, потому что ресторан находился на отшибе или так тянуло его к русскому антуражу — изба, огромный сруб с русской кухней. Не хватало медведей и цыган, зато были поблизости оперативники наружки и технической службы ФСБ. Поглощая оливье и запивая его водкой, Моран в разговоре перескакивал с женщин на автомобили, со спорта на выпивку. Поддерживая беседу, Ермилов прикидывал, как лучше поступить с телефоном. Успей Майкл начинить его прослушкой, это, с одной стороны, улика, а с другой — крупные проблемы. Изъять из сотового «жучок» так, чтобы друзья Майкла ничего не заподозрили, скорее всего, невозможно. Они наверняка подстраховались, и поступит сигнал тем, кто прослушивает. Это станет провалом. Ермилов, со слов Плотникова, знал, что подобные «жучки» работают около четырех часов или дней десять, если не прослушивать непрерывно, а оставлять его в режиме ожидания. Если запереть телефон в сейфе или пустой комнате, это вызовет подозрение. Значит, нужна хитрость. Олег опасался, что его поднимут на смех. Скажут: перестраховщик этот бывший прокурорский… Однако решился действовать, особенно после того, как во время застолья мобильный зазвонил. Телефон звонившего не определился, и в трубке стояла тишина. Ермилов знал, что именно так, звонком, активируют «жучок», установленный на сотовый. Когда они с Мораном под хмельком вышли из ресторана и стали ловить машину, у Ермилова уже сформировался в голове план, как дать знать наружке о своих подозрениях. Он еще в ресторане выходил в туалет и написал там записку, которую сейчас сжимал в кулаке. Краснов вторые сутки занимался наблюдением за полковником и американцем. В первой половине дня он успел отоспаться. Но к обеду его уже вызвали — людей не хватало. Он с недоумением наблюдал, как полковник Ермилов остановил частника, усадил в машину Майкла и отправил того домой в одиночестве. Олег объяснил Морану, что не хочет бросать машину и дождется приятеля, который сядет за руль и отвезет его в общежитие. По мнению Краснова, этот полковник Ермилов не слишком-то умело действовал. Надо было бы воспользоваться ситуацией, проехать вместе с американцем, форсировать события, напроситься к нему домой. Подставляться под вербовку активнее. Краснов не знал истинной цели, которую преследовал полковник, общаясь с Мораном, но догадывался, что просто так обычного журналиста окучивать контрразведчик не станет. Слушавший разговоры полковника и американца старший лейтенант Рязанов доложил: — Ермилов пытается куда-то дозвониться и ругается. Разговаривает сам с собой. — Что говорит? — напрягся Краснов. — Матерится, — с усмешкой сообщил Рязанов и тут же посерьезнел: — Говорит, где теперь можно раздобыть еще одного бомбилу? Вот ведь вчера ему повезло с попуткой.