Искра сознания снова затеплилась в её мозгу много позже, когда изорванное тело достаточно восстановилось, чтобы мысли не мешали залечивать повреждения. И как только Кай снова оказалась в своём теле, она тут же поняла, что побывала в серьёзной переделке, хотя сквозь невообразимый треск в голове ещё ничего не могла вспомнить, — болело буквально всё. Какое-то время она лежала без движения, понемногу осознавая себя и привыкая к тому, что у неё снова есть тело, пока даже не пытаясь понять, где она и что здесь делает. А в голове в это время медленно расступался туман. Амнезия напоминала вышедшую из берегов мутную реку, залившую ландшафт памяти. Когда вода начинает уходить, обнажая поверхность, сначала показываются самые высокие пики. Как только туман начал отдавать связные образы, первым в сознании Кай зажглось самое ужасное и болезненное воспоминание. То, которое она старалась спрятать как можно глубже последние двенадцать лет. Ржавый крюк, входящий под рёбра тупым гнутым прутом. На адреналине сначала просто странно давящий, изнутри, так, как не должно быть. А через секунду, которую тело тратит на осмысление невообразимого, — взрывающийся адской болью. Исступлённый крик, рвущийся, кажется, отовсюду, из каждой клетки тела. Страх, всеобъемлющий и ледяной, потому что никто не поможет — уже слишком поздно. И банда больных ублюдков с хищными улыбками, тянущая свои зазубренные ножи, чтобы… Когда эта картинка, приглушённая и размытая, но всё ещё пробирающая до костей, возникла в мозгу, Кай вскрикнула и широко открыла глаза, машинально попытавшись вскочить. Воспоминание прошло по телу разрядом и растеклось волной жара до кончиков пальцев. Образы из памяти на некоторое время отступили, а сознание, простреленное шоком, ненадолго сфокусировались на том, что было снаружи. Глазные импланты показали больничную палату. Кай лежала на койке, одетая в диагностический костюм пациента, впившийся в её кожу несколькими иглами и прилипший к ней дюжиной датчиков. Она была пристёгнута наручниками. Что за чёрт?! Но удивление вспыхнуло и погасло. Потому что вязкая муть на её памяти покатилась дальше, сдавая позиции и открывая всё новые детали. Вот она лежит обнажённая на гладком и холодном столе. Руки и ноги так же крепко пристёгнуты. Над ней копошатся несколько человек с зелёными неоновыми прожилками на подбородках, в светло-серых одеждах и забрызганных кровью хирургических фартуках. Поодаль от них стоит и напряжённо наблюдает пожилой, но совсем ещё не старый человек с жёлтыми прожилками в седой бороде… «Старейшина Шигемацу», — подсказывает память. Очень страшно. Она не может двигаться и не может даже кричать — в горле трубка искусственной вентиляции лёгких. Она пытается хрипеть, но ничего не выходит — на неё не обращают внимания. Вот снова те же больные ублюдки, чьи ножи сделали с ней… то, что память отказывается воспроизводить даже сейчас. Только теперь на их лицах — панический ужас. Вокруг — много крови и ошмётков тел. Она убивает их по одному, медленно и с наслаждением. Она училась этому по материалам в Тёмной Сети, у тех, кто знает в этом толк. И была хорошей ученицей. Никто из уродов не умер сразу. Все сначала этого захотели. А потом — начали умолять. И лишь после этого смогли очистить этот мир от себя. Месть состоялась. Только почему вместо удовлетворения на душе стало так пусто?.. Вот посыпались сполохи воспоминаний поменьше — Кай принимают в полицейские, она впервые стреляет в человека на холодной ночной улице, она впервые, кажется, влюбляется, всего за три дня до… Капитан Ицуми просидела на больничной койке ещё долго, вперив пустые глаза в стену перед собой и ловя крупицы своей собственной истории, так, словно если сейчас пропустить одну — она больше не вернётся. Где-то среди пёстрого потока воспоминаний о её родителях, об обучении в Братстве Гармонии и о прорыве в лабораторию «Гамма 8» на поверхности показались и события утра, которое привело её в лапы к Эйдо Номуре. Старейшина даёт ей детали задания. «Вот точка на карте. Направляйся туда, брось свой электробайк за несколько километров и иди. По дороге тебя встретят два дрона: один пополнит все запасы в твоих имплантах, чтобы их хватило, а второй — даст нужный софт, подключи его в нейропорт». Потом оба дрона, совершенно бесшумные, подлетают к ней прямо на ходу — и когда второй подсоединяется в разъём, выскочивший из ладони, её сознание на какую-то долю секунды отключается. Это очень похоже на перезагрузку Доминаса. Слишком похоже. Ей влили в голову что-то серьёзное! Она стискивает зубы от злости, она пытается связаться с Шигемацу, но Доминас говорит, что не может установить соединения с Сетью. Ксо-о-о!.. Что за… И всё же, после минуты лихорадочных размышлений, она решает, что, вероятно, таков план Старейшины. А значит — нужно закончить задание, оно слишком важно и срочно, чтобы сейчас отступать… Стоп. Пазл сложился, и мысль прострелила тело, словно электрический разряд, заставив расправить плечи и напрячься. Шигемацу — и был тем, кто отдал её на растерзание?! Установил петлю контроля, чтобы поближе подобраться к неуловимому Номуре, а потом — взять его «на живца»?!.. В этот момент на Кай нахлынули эмоции того разговора. Старейшина что-то объяснял, а она, как десять лет назад, на обучении в Братстве, смотрела на него преданными глазами, не спрашивая деталей. Он был таким… открытым, раскаявшимся, обходительным… Да чёртов седой «гармоник» её просто… истратил! Словно патрон в стволе, не планируя, что она переживёт эту миссию… Ксо-о-о!.. Входящий звонок в комме выдернул Кай из глубины эмоционального шторма на его поверхность. И это был он. Шигемацу. Увидев его седое лицо, она сжала зубы до скрежета и задышала чаще от переполняющей ярости. Но всё-таки приняла вызов. — Шигемацу-сэнсэй, — капитан Ицуми глухо процедила приветствие сквозь зубы, обойдясь без поклона. — Кайяда-кун, — тепло улыбнулся в ответ Старейшина, глубоко склонившись. — Как же я рад видеть тебя… — Потому что уже и не ждали, сэнсэй? — Кай так многое хотела сейчас сказать — и не могла. Она никогда не срывалась на своего учителя. И не знала, как это сделать теперь. Между ними словно был незримый барьер, который не пускал весь её гнев наружу, чтобы не вылить его ненароком за один раз на этого… — Память вернулась, я полагаю… — вздохнул Шигемацу и опустил взгляд. — Вернулась, — от клубящейся в груди злобы она дышала глубоко и часто. — И я не… — Прости меня, моя кохай… — Старейшина перебил Кай так порывисто, будто опасался услышать от неё что-то такое, с чем не сможет жить дальше. — Я… Я правда не видел другого варианта. Номура… По данным Братства, у тебя была всего одна попытка, понимаешь? Всего одна… — он начал бормотать и даже слегка заикаться. — М-мы… Мы знали, что ему интересно иметь больше влияния в антикорпоративном Управлении госкорпорации и… ч-что он недавно испытывал технологию перепрошивки нейромода, чтобы переопределить… — Но Вы же могли сказать хотя бы мне!!! — плотина, удерживавшая клокочущую ярость, всё-таки не выдержала — и рассыпалась. Капитан Ицуми заорала, и, кажется, не мысленно, а вслух. Но комм передавал и такой крик. Когда кричишь вслух, в мыслях — так же громко. — Сказать мне самой, Старейшина!!! Это — моя работа!!! Я знаю риски… — Нет, Кайяда-кун, мы не могли… — почти прошептал Шигемацу. Он впервые на её памяти выглядел жалко. Часто моргал, словно пытаясь не пустить слезу, на лице — мученическая гримаса, руки нервно мнут пальцы так, что видно, что делают больно ему самому. Это смятение выглядело таким настоящим, что Кай, внезапно для самой себя, захлебнулась своей тирадой и замолчала. — Мы не могли тебе сказать, прости… — Старейшина неровно вздохнул. — Мы не знали, какую информацию Номура сможет считать из твоей памяти, даже после того, как мы её… законсервируем. — Моя память… тоже из-за Вас?! — перед её глазами снова встали вытащенные наружу из памяти уродливые рожи и зазубренные ножи, а внутренности сдавило фантомной болью от давно задвинутого в самые недра памяти ржавого крюка. — Но… — Шигемацу поперхнулся, судорожно решая, как ответить. — У нас же не было выбора… Мы же… — Выбор есть всегда, помните, сэнсэй? — тихо оборвала его Кай, кажется, пытаясь сквозь Сеть прожечь глазами дыру в седой голове Старейшины. — Этому учили меня Вы. И у Вас тоже был выбор, — она сделала глубокий и долгий вдох, замолчав, но не отводя взгляд. Укротила душевную бурю. И твёрдым голосом закончила: — Я понимаю Ваше решение. И принимаю его. Но больше не желаю Вас видеть. Никогда, сэнсэй. Простите. Секунду эта фраза висела в виртуальном воздухе комма, как поднятая ветром пыль оседая на всём, до чего могла дотянуться. Шигемацу застыл, с ужасом в широко раскрытых глазах глядя на ученицу. Всё-таки она что-то для него значила. Что-то важное. Что-то, чего он не хотел терять. Но недостаточно важное, чтобы не принести без колебаний в жертву, когда «не было выбора». Лицо седого Старейшины дёрнулось, и он нервно поморгал, тоже справляясь с эмоциями. — Как пожелаешь, Кайяда-кун, я не могу и не стал бы тебе приказывать… — Шигемацу сглотнул, и, окончательно совладав с собой, превратился в того же усталого, могущественного человека с тенью сожаления во взгляде, каким обычно и был. — Я просто хочу, чтобы ты знала: мне бесконечно жаль, что не нашлось другого варианта. И ещё — спасибо тебе, Ицуми-кун. От имени всего Братства Гармонии и, возможно, всех выживших нашей… неудачливой планеты. Несмотря на то, что… В общем, ты сама увидишь в новостях. Ты спасла многие жизни, рискнув своей, знай это! И мы все у тебя в неоплатном долгу. Он исчез из комма, а Кай ещё долго смотрела пустыми глазами в стену, чувствуя, как по щекам текут такие редкие в её возрасте и такие жгучие слёзы. * * * Когда раздался стук в дверь, капитан Ицуми просто лежала и смотрела в потолок. Она вздрогнула и резко повернулась на звук. — Входите. В её голосе, кажется, всё ещё остался металл. По крайней мере, лейтенант Мэтьюз, появившийся в дверном проёме, посмотрел на неё удивлённо и обеспокоенно, колеблясь, входить ли. Он был одет в странные свободные серо-голубые брюки и рубашку навыпуск. — Рад, что тебе уже лучше, Ицуми! Привет! — осторожно улыбнулся он. — Хисашибури-десу[40], Мэтьюз, — устало кивнула Кай, смягчая холодный взгляд, и сделала короткий жест головой: — Заходи. Лейтенант кивнул и осторожно сделал несколько шагов к её койке, достав из-за спины букет из трёх нарциссов[41]. Хилых, но живых! Похоже, он потратил на них целое состояние — живые цветы в Нью-Токио иногда стоили больше, чем человеческая жизнь. Кай вымученно улыбнулась, увидев нарциссы: — Спасибо тебе за цветы, это… — она запнулась, подбирая слово, — неожиданно. Но к месту. Благодарю, — она коротко склонила голову. — Рад, что к месту, — Мэтьюз несколько смущённо заулыбался и стал шарить глазами в поисках места, куда эти цветы можно было бы поставить. — Ох и сложно же было их раздобыть, не выходя отсюда… — наконец, нашлась небольшая полка, торчавшая из стены рядом с койкой Ицуми, и он просто положил нарциссы туда. — Так ты тоже в этой клинике? — подняла бровь Кай, кивнув на его одежду. — Кстати, где это мы конкретно? — Это — Юго-Восточная, лучшая у «Конга», — лейтенант нажал на кнопку в стене, выдвинув скамейку для посетителей. — А я — да… Побился немного, пока тебя вытаскивал… — он усмехнулся и, кряхтя, сел. Было видно, что ему больно двигаться, особенно — не просто волочить ноги, а менять положение тела. — Так это тебе я обязана тем, что вообще пришла в себя?.. — капитан удивлённо воззрилась на него, не в силах поверить. — Типа того… — Мэтьюз смутился ещё больше и потупил взгляд. — Но когда там всё рвануло, меня тоже в итоге неслабо зацепило — контузия, кости поломало при приземлении, даже с гравикомпенсаторами в капсуле «МК-3»… — Тебе дали «МК»?! — Ага, дали… — лейтенант вздохнул. — Но, думаю, больше не дадут. В расход я пустил экспериментальную технологию. Не знаю, много ли их вообще на вооружении, но теперь — точно на один меньше, — он осклабился, морщась от головной боли. — Спасибо, Мэтьюз, — Кай посерьёзнела. — Без тебя мне бы — точно конец. Я у тебя в долгу. По-настоящему. — Да ладно… — он, похоже, даже зарделся. — Говорят, это мы все у тебя в долгу. После взрыва в лабе Номуры мало что смогли найти, но Старейшины Братства в один голос твердят, что тебя надо не арестовывать, — Мэтьюз кивнул на наручники, — а наградить. Хотя Главный всё равно сказал, что пока не разберётся — не отпустит… — А давно я… здесь? — Третий день. А мне только десять минут назад сообщили, что ты очнулась. Тут, пока мы в отключке лежали, столько всего произошло… — Что именно? — Кай насторожилась. Лейтенант усмехнулся. — Как говорит премьер-министр, «Японский Конгломерат вошёл в зону турбулентности, но это значит, что нужно пристегнуть ремни и дать экипажу — то есть, правительству во главе с ним, — справиться с ситуацией». Тут у Мэтьюза замигал и завибрировал браслет на левой руке. Он скосил на него взгляд и со вздохом пояснил: — Процедура. Поломанные кости филлером с нанороботами укрепляют. В следующие два часа — наркоз, а потом — полдня боли, — он покачал головой. — Зато, говорят, кость покрепче становится — может, я скоро как ты буду, бронированный, — лейтенант подмигнул и, кряхтя поднялся. — Ладно, Ицуми, я завтра зайду, как отпустит. А ты дайджест хотя бы посмотри — на то, что мы с тобой натворили, глянуть точно нужно. — Удачи, Мэтьюз, — кивнула Кай. — И спасибо тебе ещё раз, что… полез вытаскивать.