Поиск
×
Поиск по сайту
Часть 5 из 20 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Я только кивнул, когда он закатал рукав и показал предплечье. Он продолжил: «Тогда я был еще ребенком. Десять лет. Мы жили в Вильнюсе. Это в Литве. Я снова кивнул. «Когда пришли нацисты, мой отец был одним из первых евреев, которых они казнили. Он был лидером нашего народа и настаивал на том, чтобы продолжать помогать остальным, которые не бежали, несмотря на все, что они слышали о Гитлере. Он хотел, чтобы моя мать забрала нас, детей — у меня были старшая сестра и младший брат, — но она отказалась. Она чувствовала, что ее место было с ним. Нас пытались вывезти из страны, но оказалось, что парень, который должен был нам помочь, был стукачом из гестапо и сдал нас всех». После того, как его отца застрелили на улице возле их дома, продолжил Майк, его и остальных членов семьи отправили в концлагерь. В то время газовые камеры еще не были построены и все казни производились гестапо и солдатами, служившими в охране лагеря. — Офицера, отвечавшего за лагерь, звали Леславикус, — продолжал Майк, — и он всегда присутствовал на всех казнях. Охранники каждый день заставляли нас маршировать по двести человек, а тем, у кого еще оставалось достаточно сил, приходилось копать большую траншею. Потом поставили пулеметы, и люди должны были выстроиться перед рвом. Но убийства так и не начались, пока не появился Леславикус. Лицо Майка исказилось, когда он продолжил свой рассказ. «Я могу представить, что это было вчера, Ник. Нам всем приходилось смотреть через колючую проволоку. Гестапо сочло забавным показать нам, что нас ждет впереди. Так или иначе, потом подъехала большая штабная машина, и из нее вышел Леславикус. Он всегда носил этот длинный кожаный плащ. Затем он прошел мимо очереди людей перед рвом и посмотрел на всех. Он как будто запоминал каждое лицо. Затем он подошел к людям с пулеметами, и отдал приказ стрелять. Они просто стреляли вдоль линии, Ник. Пули сбивали людей обратно в яму. Иногда, когда в них попадало сразу много пуль, малыши разлетались по всей канаве. Леславикус всегда над этим смеялся, и я думаю, что боевики сосредоточились на детях, чтобы доставить ему удовольствие.Когда все было кончено, он прошел мимо ямы и посмотрел на трупы . Увидев то, что он хотел, он вернулся в машину и исчез. Потом к яме пошли и остальные. Но они не просто смотрели на трупы. Они стреляли из винтовок во всем, кто еще двигался. Я помню, как они пинали тела детей, сброшенных в канаву, проверяя все ли убиты». Вспоминая те моменты, Майк несколько раз ударил сжатым кулаком по другой руке. — Майк, — начал я, — иногда лучше об этом не думать. Все кончено и... — Это еще не конец, — закричал он, вскакивая на ноги. «Это не закончится, пока Леславикус не получит по заслугам». «Давай, Майк, выговори это и успокойся». — Я никогда не смогу успокоиться, Ник. Вы не представляете, каково это пройти через это. Никто, кто там не был, никогда не узнает. Оно никогда не отпускает тебя. Это зрелище. Это небо. Он объяснил, что произошло, когда приехали уборщики. — Они прибыли на машине, Ник, и обрызгали тела мазутом. Потом один из них зажег пламя. Леславикус часто возвращался посмотреть на огонь. Каждую ночь мы ложились спать, если могли, чувствуя запах горелого мяса в носу. Он снова замолчал, и я увидел, как напряглись мышцы его шеи, когда он задохнулся от воспоминаний о зловонии. Наконец настал день, когда настала очередь семьи Каплан выйти из лагеря. Они подтолкнули нас к остальным. Тем временем в лагере стало так тесно, что в день производили по две-три казни и приходилось копать все дальше и дальше. Людей не хватило, сил копать не было, поэтому для этого взяли машину. Это тоже немного ускорило процесс. Когда яма была готова для нас, мы построились и стали ждать. Я знал, кого мы ждем - Леславикуса. Подъехала машина, а там был он. Только тогда я смог рассмотреть его лицо внимательнее, чем когда-либо, когда он прошел мимо очереди ко мне. Пока он был с нами, моя сестра попыталась нырнуть за маму. Он схватил ее за руку и дернул вперед. Моя мать хотела помочь ей, но он оттолкнул ее и ударил сестру по лицу хлыстом, который всегда носил с собой. — Шлюха, — сказал он. «Я хочу видеть каждое лицо. Я запомню их всех». Все это время мои глаза были прикованы к нему, Ник. Я думал, что всегда буду помнить его лицо. Особенно его серо-стальные глаза. Сумасшествие думать об этом, когда ты собираешься умереть, не так ли? Но мне было всего десять лет, и угроза смерти не действовала на меня так сильно, как ненависть к этому человеку. Он продолжил движение до конца очереди, затем встал позади солдат. Он подошел к тому, что напротив нас, и что-то сказал мужчине. Тогда он крикнул: «Огонь!» Бессознательно Майк вздрогнул, продолжая говорить. «Как только он отдал приказ боевикам, моя мать попыталась закрыть нас собой. Пуля только задела меня, когда я упал навзничь в канаву. Я лежал на спине на дне ямы и смотрел вверх, как их пронзали пули. Казалось, они взрывались изнутри, когда упали на меня. Я словно тонул в их крови и не мог дышать. Я оттолкнул труп сестры от лица, и ее рука выскользнула из моей ладони. Кажется, я потерял сознание на несколько минут. Когда я подошел, стрельба прекратилась, и я слышал, как охранники разговаривают, приближаясь к яме. У меня была ужасная боль в руке, и я понял, что пуля попала туда. Они начали стрелять, и я знал, что охранники проходят мимо, чтобы стрелять во все, что движется. Ник, ты никогда не поверишь, что я тогда сделал. Слезы навернулись на глаза Майка, когда он рассказал мне, как он натянул труп своей сестры на свое лицо, чтобы дышать через ее окровавленные волосы. «Это была воля к выживанию, которая заставила меня сделать это», — рыдал он. «Я знал, что она мертва, и они больше не могли причинить ей вред. Я хотел, чтобы они больше не стреляли в меня». Он вздрогнул и продолжил, рассказав мне , что слышал, как охранники остановились прямо перед ними, и как один из них сказал: «Бесполезно тратить больше пуль на эту сволочь. Полковник Леславикус позаботился о том, чтобы они получили свою долю. Он и его товарищи засмеялись и ушли. Я снова потерял сознание. Помню, моей последней мыслью было, что я выжил, но вскоре придут поджигатели с мазутом и сожгут меня заживо». Майк сказал, что было уже темно, когда он очнулся во второй раз. В воздухе висел запах мазута, но огня не было. Он знал, что должен встать. Даже если это означало быть убитым. Боль в руке была невыносимой. Максимально осторожно он выполз из-под трупа сестры. Когда он уже собирался сесть, его вздрогнул от шороха неподалеку, и он снова замер. Он почувствовал, как что-то шевельнулось у него на груди, и закричал, когда щетинистый бок большой крысы задел его лицо. Мусорщик, испуганный криками Майка, выбежал из канавы, а за ним трое или четверо других, которые рылись в трупах. Я был уверен, что крик привлечет охранников, чтобы убить его, но никто не пришел, и он понял, что он остался один в этой рукотворной долине смерти. Он вскочил на ноги и огляделся. Не было видно ни одной живой души. «Мне пришлось выбираться из ямы по трупам тех, кого я любил», — продолжил Майк. «Я начал бегать по краю ямы и, подойдя ближе к концу, заметил, что вонь там сильнее. Нефть, должно быть, закончилась, и поджигатели, вероятно, решили на следующий день сжечь заодно и следующую партию расстрелянных. Я вслепую побежал в лес и продолжал идти, натыкаясь на бревна и кусты, падал, вставал и снова шатался. Наконец он потерял сознание и, очнувшись, обнаружил, что лежит в постели, а над ним стоит женщина и перевязывает ему руку. Она была вдовой фермера, убитого гестапо. «Она прятала меня на ферме до конца войны, — вспоминал Майк. «Если вокруг были солдаты, мне приходилось прятаться в большом дымоходе ее очага. Наконец пришли русские и освободили лагерь. Я бы остался с ней на всю оставшуюся жизнь, но она настояла, чтобы я сообщил о себе и попытался связаться со своими родственниками в США . Долгими вечерами у камина я рассказывал ей, что у моего отца есть брат в Нью-Йорке. Мы бы жили с ним, если бы нас не предали. Майку потребовалось два года, чтобы добраться до своего дяди в Америке. Русские поместили его в лагерь для интернированных, но он бежал и скитался по всей Европе. Он попал в приют еврейской организации в Англии. Они связались с его дядей и доставили его в Нью-Йорк. «Знаешь, Ник, когда мой дядя услышал о женщине, которая спасла меня от немцев, он попытался связаться с ней и увезти ее тоже в Америку. Но пройти через официальную бумажную волокиту было невозможно. Больше я ее не видел. Я думаю, она уже мертва. Кажется, все, кого я любил, мертвы. «Что случилось с начальником лагеря... как его звали, Леславикус? Его глаза снова сверкнули. «Я рассказал о нем дяде, и он пытался его выследить. Ему помогал конгрессмен в Нью-Йорке, и через него он получал информацию от военных. Согласно тому, что было известно в то время, Леславикус покончил жизнь самоубийством в Гамбурге незадолго до капитуляции. Он настолько преуспел в своей работе в Литве, что Гиммлер отправил его в Берлин, чтобы он работал непосредственно под его началом. Однако Леславикус увидел конец раньше других. Вероятно, его самого отправили в Гамбург для осмотра тамошнего лагеря для военнопленных. Армия думает, что он намеревался бежать на нейтральном корабле, но капитуляция произошла слишком быстро, и он понял, что никуда не денется. Сообщается, что вместо того, чтобы сдаться и быть осужденным вместе с другими военными преступниками, он покончил жизнь самоубийством. И знаешь, как он это сделал, Ник? Он взял канистру с бензином и залил ее в салон своей машины, затем сел за руль и выстрелил из сигнального пистолета в соседнее сиденье. Это просто не могло произойти таким образом. Потому что Леславикус жив и находится здесь, в Палм-Бич. 'Откуда ты это знаешь?' — Я видел его вчера и снова сегодня. Он сидел рядом со мной. Я говорил с ним. Ты видел это, Ник. Ты тоже был там. — Ты не имеешь в виду того парня в бассейне Эллиотта, не так ли? Это Крейтон Дэвис, один из величайших бизнесменов в мире. Канадский мультимиллионер. — Это он, Ник. Я уверен. Я увидел его глаза и понял. Я был уверен, скажу я вам. Лицо не совсем то же самое, но я никогда не забуду эти глаза. Эти злые стально-серые глаза. Когда я остановил его и назвал по имени, я увидел в этих глазах, что был прав. У официанта я узнал, что он обедает у бассейна каждый день, поэтому сегодня снова пошел и присматривал за ним. Вы тоже были там. Вы видели, как он не мог выдержать моего взгляда на него. Ему пришлось уйти. Разве это ничего не доказывает? Просто не было ни малейшего шанса, что он прав, но я продолжал думать о выражении лица канадца, когда Майк заговорил с ним. И я был уверен, что Вендт нарочно уронил ручку на стол Майка, чтобы показать двум бандитам, кто их добыча. Все совпало, но головоломка была слишком ошеломляющей, чтобы в нее можно было поверить. — Майк, ты рассказал кому-нибудь еще о своих подозрениях? — Нет, мне не с кем было поговорить о таких вещах...' — Ну, держи это при себе. Я продолжу это расследовать. У нас есть люди, которые специализируются на исследованиях таких вещей. Они умеют это делать и делают это хорошо. Как только я доберусь до офиса, я сообщу им. Но, Майк, ты должен понимать, что пара глаз — это не так много для начала. — Это глаза Леславикуса, Ник. Мне все равно, кем он себя называет, это Леславикус. Не дай ему уйти, Ник. Докажи, кто он, и поймай его. Если вы этого не сделаете, я сделаю это сам. — Ни слова о собственных действиях. Я не хочу арестовать тебя, пока он рядом. На самом деле, это была не такая уж и плохая идея. Если я возьму Майка под охрану, он будет в безопасности. Но я хотел сначала связаться с Хоуком. Я предупредил Майка, чтобы он оставался в своей квартире и никого не впускал, пока он не получит известие от меня. Он не соглашался, пока я торжественно не пообещал сделать все, чтобы человек, которого он называл Леславикусом, предстал перед правосудием. «Арестуй его, Ник», — умолял он, когда я уходил от него. «Он должен получить то, что заслуживает». Через несколько минут после того, как я сел в свой Cutlass, я снова оказался в деловом районе Палм-Бич. Я припарковал машину на стоянке рядом с ультрасовременным зданием банка, в котором также находится офис АХ. На третьем этаже я прижал большой палец к пластине, которая тут же отправила данные в компьютер в штаб-квартире в Вашингтоне. Поиск отпечатков пальцев длился всего несколько секунд, затем дверь офиса распахнулась после получения сигнала, отправленного за сотни миль. Я вошел и подошел ко второй двери, когда первая захлопнулась за мной. Я никогда не видел офицера, ожидающего за дверью, но он знал, кто я такой, потому что компьютер также отправил получателю мое удостоверение личности и фотографию. «Добрый день, мистер Картер», — сказал он, протягивая руку и отводя взгляд от экрана, на котором отображалась моя фотография. — Я Джим Харди. Сектор Тампа. Все местные ребята ведут расследование, так что я заменяю их здесь». " Мистер Дауни уже пришел?" — спросил я, сжимая его руку. — Нет, сэр , еще нет. Он превысил требуемое время контакта на два часа, но я еще не сообщил об этом Вашингтону. Один из людей в этом офисе сказал, что Дауни сказал, что, возможно, не сможет отчитаться по графику, и оставил приказ игнорировать обычную процедуру отчетности в этом случае. Я рад, что ты здесь и можешь указывать мне, что делать. Я знал, что Марк оставил этот приказ, чтобы замести следы, на случай, если я прикажу ему вернуться в офис. Я был уверен, что он не ослушается моего приказа, но если он его не получит, ему не о чем беспокоиться. — Я позабочусь об этом, — сказал я. Глава 7 "Что вы думаете, N3?" Хоук только однажды прервал меня, когда я рассказал ему о нападении на Каплана и историю, которую он рассказал мне после того, как я спас ему жизнь. Старик только ненадолго оторвался от телефона, когда я впервые упомянул Леславикуса, и я был почти уверен, что это было сделано для того, чтобы получить досье подозреваемого мертвого военного преступника. К тому времени, когда я закончил свой отчет, он должен был быть перед ним, и я предположил, что он уже сверялся с ним, пока я еще говорил. «Кажется, он очень уверен в опознании, сэр », — ответил я. — Есть ли в деле Леславикуса что -нибудь, подтверждающее его заявление? Хоук мягко рассмеялся, когда понял, что у меня есть отличная фотография, на которой он сидит и листает бумаги в папке. 'Что вы скажете на это? Это взято из отчета британской секретной службы о Леславикусе. Сопровождается описанием: «У него глубоко посаженные серо-голубые глаза, которые обычно называют серо-стальными; нос и губы: тонкие». — Это было бы правильно, сэр. У Дэвиса тонкий нос, но я не был достаточно близко, чтобы самому проверить цвет его глаз. Жаль, что у вас нет этой информации в деле Дэвиса. Вендт и Кениг, кажется, всегда остерегаются людей, которые уделяют слишком много внимания их боссу. Но я могу это сделать. Или я могу спросить Лили. Как только я упомянул это имя, я понял, что Хоук ухватится за него, и он это сделал. Кажется, ему доставляет извращенное удовольствие слышать, что у меня интимные отношения с женщиной, хотя он постоянно осуждает такие отношения. "Лили, а, N3?" Полагаю, это секретарь Дэвиса. — Да, сэр , — признал я, затем попытался сменить тему. «Я думаю, было бы разумно расследовать предполагаемую смерть Леславика » . Как обычно, Хоук был впереди меня — и всех остальных тоже. — Я уже приказал получить полную копию отчета. Я также приказал проверить все дела секретной службы на наличие упоминаний о нем. Это означало, что следователи из штаба уже были заняты поиском материалов, полученных при содействии других стран или нет, на предмет упоминания имени Леславикуса. «Я также хочу узнать больше о побеге Дэвиса из лагеря для военнопленных недалеко от Гамбурга», — продолжил Хоук. «В данных обстоятельствах совпадение кажется немного подозрительным». «Если вы не возражаете, сэр, я хотел бы отключить Каплана на несколько дней . Во-первых, если он прав, Дэвис — или Леславикус — попытается убрать его с дороги. И если он ошибается, он бросит вызов Дэвису, если будет так болтаться в "Эллиотте". И прежде чем наш таинственный канадец уедет отсюда, я хочу знать, что он задумал. Могу я на какое-то время поместить Каплана под охрану? — Он все еще верит, что ты из ФБР?' — спросил Хоук. Когда я подтвердил это, он продолжил: «Ну, тогда давайте вызовем ФБР». - Пошлите своих людей, изображающих из себя других агентов ФБР, чтобы забрать Каплана и спрятать его куда-нибудь, пока мы не узнаем, прав он или нет. Они могут сказать, что ФБР уже начала работать с его информацией и не хочет рисковать потерять его как возможного свидетеля против Леславикуса. Марк с тобой в офисе? Он должен где-то устроить приют. Поскольку Хоук знал, что я звоню ему по телефону в офисе Марка, а Марк должен был мне помочь, мне пришлось его подменить. — Марка нет на какое-то время, но я уверен, что у него найдется место, где можно спрятать Каплана. Как только он вернется, я приведу план в действие. Я уже поставил Каплана на охрану, и когда мы закончим, нам придется его забрать. Затем я рассказал Хоку о своих планах на этот вечер. — Не попадись, Ник, — предупредил он. «Помните, у Дэвиса есть влиятельные друзья. Вот что вы получаете с такими деньгами. Когда я присоединился к Джиму Харди в центре связи, я узнал, что Марка еще не было. Я приказал всем машинам быть настороже, чтобы высматривать Марка. Мы вполне могли бы играть в совершенно новый футбол, и мы не могли позволить себе потерять одного из наших самых ценных игроков. Я вернулся в «Эллиот», чтобы подготовиться к встрече с Лили и другим мероприятиям, которые я приготовил на вечер. Оборудование, которое я заказал, было доставлено в мою комнату агентом AX, представившимся новым посыльным. Я проверил, - проверил несколько вещей, а затем пошел принять душ. Когда я закончил бриться, зазвонил телефон, позвонил Джим Харди и сообщил, что запрошенная мною «статья» еще не найдена. Мое сердце сжалось. Марк Дауни был не просто чертовски хорошим копом — он был чертовски хорошим другом. — Продолжай искать, хорошо? 'Да.' «И сообщите вашему агенту в полицейском управлении Палм-Бич, что мы его ищем, если сможете».
book-ads2
Перейти к странице:
Подписывайся на Telegram канал. Будь вкурсе последних новинок!