– А ведь так оно приблизительно и есть, дорогая Инна Александровна. Можете представить меня с плавниками и хвостом и сообщить мне свое желание. – Спасибо, но насколько я помню сказки, это редко когда кончается хорошо. – Новые сказки придумала жизнь, – улыбается он. – Извините, но я не могу рисковать своей репутацией эксперта. – Понимаю вас, поэтому и приехал договориться об адекватном возмещении всех ваших рисков. Я молчу. Не хочется признаваться незнакомцу, что профессия и репутация – это все, что у меня осталось, последний спасательный круг, не позволяющий утонуть. Чем его заменишь, как адекватно возместишь, и не знаю даже. – Не стесняйтесь, Инна Александровна, у нас широкие возможности, – незнакомец улыбается. Хочу сказать ему, что он искуситель, но боюсь, что поймет превратно, как пошлое заигрывание, поэтому молчу. Незнакомец спокойно идет рядом. Впереди мигает надпись «Кафе-мороженое», сплетенная из голубых неоновых трубочек, и мой спутник вдруг приглашает зайти. Пожимаю плечами. Внутри пусто, только возле окна смеется компания совсем молодых ребят, а за столиком в углу сидит влюбленная пара. Он галантно помогает мне сесть и направляется к стойке, где скучает дюжий парень с казацкими усами. Я расстегиваю куртку, вспоминаю, что под ней у меня старый свитер с дурацким туристским рисунком и застегиваю обратно, но жарко, и я вообще снимаю куртку, маскирую вытершуюся горловину свитера шейным платком. Он у меня красивый и яркий, с лошадьми. Рукава тоже обтрепались, и я быстро закатываю их. Берет не снимаю. Он мне идет, а что с прической, даже думать не хочется. Тем временем незнакомец приносит мне кофе в общепитовской чашке и два шарика мороженого и возвращается за своей порцией. В помещении он кажется еще симпатичнее, чем на улице, интересное сочетание пухлости щек и решительной линии орлиного носа, круглые серые глаза смотрят испытующе, и понятно, что внутри там много всего. Как переливной календарик, с одной стороны посмотришь – тюфяк тюфяком, а с другой – опасный мужчина. Даже жалко, что такой интересный человек занят столь позорным промыслом. – Значит, готовы купить мою душу задорого? – усмехаюсь я. – А это уж вы сами скажите. – Хотите сказать, для вас невозможного мало? – блещу я эрудицией. Все-таки один плюс есть у одиночества – много читаешь и всегда можешь ввернуть подходящую цитатку. Он смеется и подмигивает. Восхищаюсь его самообладанием. Тратить свое время, смотреть, как страшная баба набивает себе цену, и ничем не выдать раздражения – это надо иметь поистине железные нервы. – Чтобы вас не утомлять, – говорю я, съев шарик мороженого, – мне нужно, чтобы вы втоптали в говно Алину Петровну. – Простите? – Такое мое желание, золотая рыбка. Чтобы выволокли ее из кресла заведующей, выкинули из экспертизы коленом под зад, так, чтобы она больше в своей жизни ничего не видела, кроме анализов мочи в районной поликлинике. Как только вы это сделаете, результат экспертизы немедленно станет таким, как вам надо, равно как и все другие экспертизы, о которых вы меня попросите. Собеседник смеется: – Подумайте еще. – Тогда то же самое, только с товарищем Мануйловым. Чтобы летел из прокурорского кресла дальше, чем видел, и закончил свои дни в должности участкового мента. – Вы не хуже меня знаете, что это разные ведомства. – Ах, пардон, тогда следователя в каком-нибудь Мухосранске. Змей-искуситель пожимает плечами: – Тут не уверен, что получится. – Нет так нет. Ни с чем другим даже не подъезжайте. – А если серьезно? – Я серьезно. Либо это, либо никак, и дальнейшая дискуссия бесполезна. – Давайте хоть мороженое доедим. Я неторопливо пью кофе, незнакомец быстро и аккуратно поглощает свое мороженое, искоса поглядывая на меня. Хочу спросить, как его зовут, но неловко, да и вряд ли он скажет настоящее имя. Вдруг он предлагает взять вина. Я отказываюсь – не хватало еще, чтобы он меня упоил и подсунул на подпись фальшивый акт. Он идет меня провожать. Заходим в темный двор, сердце екает, ведь вполне логично от посулов перейти к угрозам, но он молча доводит меня до парадного и прощается. Ноябрь Федор проснулся внезапно, но будто от чего-то хорошего. За окном было еще совсем темно, впрочем, в это хмурое время года не поймешь, когда кончается утро и начинается день. Он взглянул на часы. Половина седьмого, раньше, чем он обычно вставал на работу. Через секунду он понял, что его разбудило, – в квартире слышались шаги. Федор выглянул в коридор – так и есть, жена вернулась. – Извини, что разбудила, – сухо сказала она. – Во-первых, здравствуйте, – он потянулся обнять ее, но Татьяна отстранилась. – Нет-нет, я с дороги. – Что ж не позвонила, я б встретил. – Еще не хватало тебя гонять. Аккуратно отодвинув Федора, жена скрылась в ванной, довольно недвусмысленно захлопнув дверь перед его носом. Притащив из кухни табуретку, он сел возле двери. Зашумела вода, а он некстати вспомнил, как сидел почти так же под дверью Глашиной ванной и просился войти, а она не пустила. Федор улыбнулся, чтобы не заплакать. – Как съездила? – прокричал он. – Ты знаешь, нормально. Выйду – расскажу, а ты поставь пока чайник. Он зажег газ, и пока вода закипала, вернулся в спальню и надел треники и футболку, потом умыл лицо холодной водой над кухонной раковиной и причесался пятерней. Таня вышла минут через пятнадцать, Федор успел не только заварить чай, но и пожарил яичницу. – Как ни удивительно, но ты был прав, – улыбнулась жена, принимая у него тарелку, – Ленка приняла меня даже безо всяких разговоров. Я думала, придется все время извиняться и оправдываться, а нет… Все-таки она лучше меня. – Таня, да какая разница, кто лучше, кто хуже, у нас же семья, а не выставка лошадей. Как она восприняла, что скоро станет дочкой зэка? – В шоке, конечно, была. Так плакала… Хотела со мной ехать, но я отговорила. Соврала, что тебя скорее всего оправдают, в крайнем случае дадут условно. Не хочу, чтобы она изводилась раньше времени. – Правильно. – Ну и про твои травмы тоже поделила на три. Ладно, это лирика, ты, главное, как? Федор рассказал, что закрыл-таки больничный и теперь со дня на день ждет, когда его ознакомят с делом и назначат дату суда. – Адвоката нанял? – Нет, зачем? Или я не знаю, как дела делаются? Самый распрекрасный адвокат может изойти на самую пышную пену, а Воскобойников по-любому заставит суд вынести максимально суровый приговор, так зачем напрасно тратить силы и деньги? – Деньги есть. – Они вам с Ленкой будут далеко не лишними, пока я сижу. – Я сама хорошо зарабатываю. Федор засмеялся: – Это тебе так кажется. – Мы возьмем хорошего адвоката, и это не обсуждается. Он покачал головой: – Тань, я понимаю, ты готова заплатить эти деньги, чтобы не просыпаться по ночам от угрызений совести. Ах, я пожалела средств, и теперь из-за этого муж мотает срок. Нет, Таня, не из-за этого, а потому, что мощности Воскобойникова позволяют ему закатать в асфальт кого угодно, с адвокатом или без. Сколько у нас рублей, тысяча?