— Что? — Тебе плевать, что я делаю, главное, чтобы ты могла уехать и вернуться к своей пафосной карьере. Я нужна только для того, чтобы кормить семью и присматривать за ребенком. Тебе плевать на других. — Конечно, это звучало злобно и некрасиво, но я ничего не могла поделать. В конце концов, именно положение сестры втянуло нас в этот кошмар. Обида, копившаяся годами, наконец нашла выход. — Мы все застряли на работах, которые ненавидим, чтобы малышка Катрина могла удовлетворить свои чертовы амбиции. — Дело не во мне. — Неужели? — Нет, дело в том, что ты не способна удержаться на единственной приличной работе, которую тебе предложили за много месяцев. — Да что ты знаешь о моей работе? — Я знаю, что за нее платят намного больше минимальной зарплаты. Больше мне ничего знать не нужно. — Не все в жизни измеряется деньгами. — Серьезно? Тогда спустись и скажи это маме и папе. — Не смей читать мне чертовы нотации о деньгах, когда сама годами не платишь ни гроша за этот дом! — Ты же знаешь: из-за Томаса я на мели. Я начала выталкивать сестру за дверь. Не припомню, когда в последний раз прикасалась к ней пальцем, но в тот миг мне хотелось кого-то избить, и я боялась, что не сдержусь, если она продолжит меня изводить. — Иди к черту, Трина! Ясно? Иди к черту и оставь меня одну! — Я захлопнула дверь перед носом сестры. Когда Катрина наконец принялась медленно спускаться по лестнице, я решила не думать о том, что она скажет родителям, и о том, что они воспримут все это как очередное свидетельство моей катастрофической неспособности приносить какую-либо пользу. Я решила не думать о Саиде с биржи труда и о том, как я объясню, почему решила бросить самую хорошо оплачиваемую из неквалифицированных работ. Решила не думать о птицефабрике и о том, что в глубине ее лабиринтов, наверное, до сих пор лежит полиэтиленовый комбинезон и шапочка с моим именем. Я лежала на спине и думала об Уилле. Думала о его злости и его печали. Думала о том, что сказала его мать: я одна из немногих могу до него достучаться. Думала о том, как он старался не смеяться над «Песней Абизьянки» в ночь, когда за окном падал золотистый снег. Думала о теплой коже, мягких волосах и руках живого человека, намного более умного, чем я когда-либо стану, умеющего шутить и все же не видящего иного выхода, кроме самоубийства. И наконец я уткнулась головой в подушку и зарыдала, потому что моя жизнь внезапно показалась намного мрачнее и сложнее, чем я могла вообразить, и мне нестерпимо захотелось вернуться во времена, когда не было забот важнее, чем хватит ли нам с Фрэнком пирожных с сухофруктами. В дверь постучали. — Иди к черту, Катрина! — Я высморкалась. — Прости меня. — (Я уставилась на дверь.) — Я принесла вино. — Голос сестры звучал приглушенно, как будто она говорила в замочную скважину. — Ради бога, впусти меня, а то мама услышит. Я спрятала под фуфайкой две кружки, а ты же знаешь, что она думает о пьянках на втором этаже. Я выбралась из кровати и открыла дверь. Катрина взглянула на мое лицо с потеками слез и быстро закрыла дверь спальни. — Ладно. — Она открутила крышку с кружки и налила мне вина. — Что случилось на самом деле? — Ты никому не должна об этом рассказывать, — сурово посмотрела я на сестру. — Даже папе. И особенно маме. А затем я ей все рассказала. Мне нужно было кому-то рассказать. Мне многое не нравилось в сестре. Несколько лет назад я могла бы показать вам целые листы бумаги, исписанные на эту тему. Я ненавидела ее за то, что у нее густые прямые волосы, а мои не могут отрасти ниже плеч. Я ненавидела ее за то, что Трину невозможно удивить, она уже все знает. Меня бесило, что все школьные годы учителя настоятельно твердили мне, какой умницей она была, как будто я и без того не жила в постоянной тени ее величества. Я ненавидела Катрину за то, что в двадцать шесть лет я жила в каморке дома на две семьи, чтобы ее внебрачный ребенок мог жить с ней в большой спальне. Но время от времени я была очень рада, что она моя сестра. Потому что Катрина не стала вопить от ужаса. Она не выглядела потрясенной и не требовала, чтобы я рассказала все маме и папе. Она даже не сказала, что я напрасно бросила работу. — О боже. — Она сделала большой глоток вина. — Вот именно. — Это совершенно законно. Они не могут ему помешать. — Я знаю. — Черт! Просто в голове не укладывается. За время моего рассказа мы опустошили два стакана, и мои щеки начинали гореть. — Мне ужасно не хочется его бросать. Но я не могу в этом участвовать, Трина. Не могу. — Мм, — размышляла она. Сестра умеет делать «умное лицо». Люди не сразу решаются заговорить с ней. Папа говорит, что, когда я делаю «умное лицо», кажется, будто мне нужно в уборную. — Я не знаю, что делать, — пожаловалась я. — Все просто, — посмотрев на меня, внезапно просияла Катрина. — Просто? — Ой! Кажется, вино кончилось. — Она налила нам еще по стакану. — Да, просто. У них ведь полно денег? — Мне не нужны их деньги. Она предложила повысить мне зарплату. Дело не в этом. — Заткнись. Не для тебя, идиотка. У них есть собственные деньги. И она наверняка получила прорву денег по страховке от несчастного случая. Так вот, потребуй у них денег и заставь Уилла Трейнора передумать за оставшиеся — сколько там? — четыре месяца. — Что? — Заставь его передумать. Кажется, ты сказала, что он проводит большую часть времени взаперти? Итак, начни с малого, а когда немного расшевелишь, постарайся придумать для него потрясающие занятия, все, что может вернуть ему волю к жизни, — приключения, путешествия, купание с дельфинами и так далее. Я тебе помогу. Поищу варианты в Интернете и библиотеке. Уверена, мы найдем для него чудесные занятия. Занятия, которые сделают его по-настоящему счастливым. — Катрина… — Я глядела на нее. — Да, я знаю, — усмехнулась она, когда я расплылась в улыбке. — Я чертов гений. 10 Трейноры слегка удивились. Вообще-то, это еще мягко сказано. Миссис Трейнор сначала испытала потрясение, затем легкое смущение, а после ее лицо стало непроницаемым. Ее дочь, свернувшаяся клубочком на диване, просто насупилась — мама любит повторять, что подобная кислая мина может прилипнуть к лицу на всю жизнь. Вот вам и восторженная реакция, на которую я надеялась! — Но что именно вы собираетесь делать? — Пока не знаю. Моя сестра умеет искать информацию. Она сейчас выясняет, что вообще доступно квадриплегикам. Но для начала мне хотелось бы узнать, пойдете ли вы на это. Мы сидели в гостиной. В этой же комнате я проходила собеседование, только теперь миссис Трейнор и ее дочь примостились на диване, а между ними лежала слюнявая старая собака. Мистер Трейнор стоял у камина. На мне был укороченный жакет из темно-синего денима, короткое платье и армейские ботинки. Наверное, стоило выбрать более деловой наряд для изложения своего плана. — Можно я уточню? — Камилла Трейнор наклонилась вперед. — Вы хотите забрать Уилла из этого дома. — Да. — И устроить для него серию «приключений». Судя по ее тону, я предлагала подвергнуть ее сына любительской микрохирургии. — Да. Как я уже сказала, я пока не знаю, что именно можно сделать. Но суть в том, чтобы расшевелить его, показать ему мир. Думаю, начать можно здесь, а после расширить поле деятельности. — Вы говорите о путешествии за границу? — За границу?.. — заморгала я. — Скорее, я подумываю отвезти его в паб. Или на шоу… для начала. — Уилл два года практически не выходит из дома, не считая посещений больницы. — Ну да… Я надеялась его уговорить. — А вы, разумеется, разделите с ним все приключения, — заметила Джорджина Трейнор. — Послушайте, я не требую ничего экстраординарного. Для начала я просто хочу вытащить его из дома. Прогуляться вокруг замка или заглянуть в паб. Если в результате мы отправимся плавать с дельфинами во Флориду — замечательно. Но вообще-то, я хочу просто вытащить его из дома и подумать, что делать дальше. Я не стала уточнять, что при одной мысли о том, чтобы съездить в больницу с Уиллом без Натана, меня до сих пор бросает в холодный пот. Свозить его за границу для меня так же реально, как пробежать марафон. — По-моему, отличная идея, — заявил мистер Трейнор. — Расшевелить Уилла — именно то, что нужно. Если целыми днями сидеть в четырех стенах, добра не жди. — Мы пытались расшевелить его, Стивен, — возразила миссис Трейнор. — По-твоему, мы просто позволили ему гнить? Я пыталась много раз. — Знаю, дорогая, но ведь у нас ничего не вышло. Если Луиза сможет придумать занятия, которые Уилл решит попробовать, это, несомненно, пойдет на пользу.