Папа шутил, но я понимал, что ему грустно из-за каких-то неудач. Он поел и лёг на диван, закинув руки за голову. Потом я подождал, пока он почитает газету, и рассказал про то, что у многих соседей опять пропали журналы, а у нас «Юный натуралист» и «Весёлые картинки». Услышав про ловушку в нашем почтовом ящике, папа сказал, что это уже чепуха и неудачная инженерная мысль, но когда он узнал, как Кыш сразу взял след и привёл меня к квартире, то вскочил с дивана и на его щеках запрыгали желваки. — Если Кыш ошибся, то мы зря обидим человека, — сказал папа, — хотя этот надменный хлыщик давно мне не нравится. Ты говоришь: в стенгазете его портрет? Может быть, ему показалось, что таким, как он, всё дозволено? Но я рядовой подписчик и не позволю нагло красть из своего ящика газеты и журналы. Пошли! Что-о? Душа ушла в пятки? Трус! — с презрением сказал папа. — Чемпиона и его собаки испугался? Ты всего боишься! Марш за мной! Я из тебя сделаю смелого человека! — Ты знаешь, какая она, эта Гера? Она нас обоих искусает, и нам будут уколы делать! — Я сказал: «Марш за мной» — или не сказал? — крикнул папа. — Пошли. Посмотрим, во что нас превратят, — сказал я и привязал Кыша к батарее, чтобы он не рвался за нами. Глава 26 Мы спустились на четвёртый этаж. Папа позвонил, и Гера яростно взвыла, как будто пришли обворовывать. Дверь открыл Рудик в тренировочном костюме. И сверху вниз взглянул на нас с папой. Гера выглядывала из-за его спины, угрожающе рыча. — Здравствуйте, — сказал папа. — Привет. Родичей нет дома. Гера! Фу! — сказал Рудик. — А мне, собственно, нужно поговорить именно с вами, — сказал папа. — О чём это нам говорить? — грубо спросил Рудик, и Гера, почувствовав в его тоне угрозу, оскалясь, залаяла. Вид у Рудика был встревоженный, и он прихлопнул спиной дверь своей комнаты. Гера, лязгая зубами, рвалась к папе. У меня сердце ушло в пятки и всё внутри похолодело от страха. Но папа вдруг на весь подъезд крикнул Гере: — Цыц! — замахнулся на неё рукой, топнул ногой, и Гера, мгновенно поджав хвост, шарахнулась в дальний конец коридора. Оттуда она уже не залаяла, а жалко тявкнула. Из соседних квартир на бешеный лай Геры вышли жильцы. Рудик растерялся. — Может быть, пригласите для разговора в квартиру, а то я что-то не наблюдаю ни в вас, ни в собаке большой внутренней культуры, — сказал папа. И то, что Рудик растерялся, а Гера забилась в угол, показалось мне чудом. — Входите, — сквозь зубы сказал Рудик. — Дело вот в чём, — сказал папа, когда мы вошли и закрыли дверь, — сегодня один из жильцов нашего подъезда видел, как вы доставали из моего ящика журнал «Знание — сила»… От меня не ускользнуло, что Рудик изменился в лице, хотя папа всего-навсего брал его на пушку. — Да. Вас, — подтвердил папа. — Если жилец ошибается, я буду рад принести вам свои извинения. Тут дверь, перед которой стоял Рудик, немного отворилась, папа встал на цыпочки, стараясь заглянуть туда, но Рудик оттолкнул его, потому что был выше, и размахнулся для удара. Папа как-то весь сжался, но при ударе не увернулся, а поймал Рудикову руку. Рудик ахнул, присел на корточки и, раскрыв рот, смотрел теперь уже снизу вверх на моего папу. Гера при этом даже не думала рычать, лёжа на своём месте. А мне стало стыдно, что я раньше папы не бросился на Рудика. — Ящик был открыт, и журнал валялся на полу, — сдавленным голосом сказал Рудик. — Вот это другой разговор, — усмехнулся папа. — Прошу вернуть журнал. Кстати, он старый. Вы попали в ловушку. Советую, не дожидаясь вызова милиции, вернуть все похищенные вами журналы. Если они не уничтожены… Рудик поднялся с пола, прямо зелёный от ненависти к папе и страха. Он зашёл в комнату и вернулся с целой кипой журналов. — Всё это будет возвращено владельцам, — сказал папа, брезгливо посмотрев на Рудика. — Может быть, что-нибудь скажете в своё оправдание? — (Рудик молчал.) — Мне жаль, что вы испортили эту прекрасную овчарку. Вы передали ей ряд своих гнусных черт. Мелкую надменность и трусость. У неё ваш характер, — добавил папа, приветливо свистнув Гере. Вдруг щёлкнул замок. В квартиру вошли отец Рудика и старший брат — лётчик. Они удивились, увидев нас, и поздоровались. Папа извинился за вторжение в квартиру и мрачно объяснил, что за история произошла с журналами. — Это так? — спросил у Рудика отец. Рудик ничего не ответил, криво улыбнувшись. Напоследок папа попросил изолировать от Рудика прекрасную собаку Геру. Отец и брат Рудика прямо сникли от такого позора. Но папу они заверили, что эту минуту Рудик будет помнить всю жизнь. Самым неожиданным было то, что папа перед уходом подошёл к лежащей Гере, присел, погладил её и ласково потрепал за ушами. — Подонок! — услышал я крик старшего брата, когда за нами захлопнулась дверь. А соседи как толпились на площадке, так и продолжали толпиться. Их стало ещё больше. Они пришли с других этажей. И все поняли, что случилось что-то необычное. Пенсионер Сизов, увидев у папы в руках «Огонёк», обо всём догадался. Папа раздал все журналы, а часть просил передать подписчикам. — Неужели молодой человек способен на это! — удивилась Кроткина, которой вернули «Здоровье», и горько покачала головой. Но больше всех бушевали Бабаджанян, у которого Рудик стащил «Цветоводство» и «Пчеловодство», и Недзвицкий — подписчик «Деревообрабатывающей промышленности». По их настоянию жильцы решили в ближайшие же дни устроить товарищеский суд. — Молодому человеку это пойдёт на пользу, — сказала Кроткина. — Такой красивый мальчик, и вот на́ тебе, — пожалел кто-то. Но я подумал, что никакой он не красивый. Это мой папа красивый, хотя он небритый из-за Кыша, почти лысый и ростом ниже всех жильцов… Товарищеский суд над Рудиком было решено устроить завтра вечером. Между прочим, папа предложил этот суд не устраивать, потому что отец Рудика — серьёзный, уважаемый человек, брат — военный лётчик, а лётчики, папе это точно известно, с такими людьми, как Рудик, не очень-то цацкаются. Но папу не послушали. Тогда мы пошли домой. Глава 27 — Столкнёшься вот с таким в жизни — и прямо тошно становится. Прямо под душ хочется залезть и долго отмывать пемзой руки, — сказал папа. — А ты возьми и залезь, — посоветовал я. Под душ папа всё же не полез, а руки с мылом вымыл. Потом пришла мама. Я отвязал Кыша, подвёл его к ящику со столбиком, и Кыш доказал, что моё изобретение работает как часы. Папа опять стал меня хвалить: — В Москве два раза в год родятся тысячи лаек, овчарок, терьеров, пуделей, дворняг, боксёров, и хозяева ходят за ними с тряпкой. Я горжусь моим сыном! Он уже сделал кое-что полезное для человечества и его друзей — собак! Мама, конечно, смеялась. Кыш, почувствовав, что всем весело, так и носился по квартире, а мне было не до смеха, когда я вспомнил, что должна прийти Вета Павловна жаловаться на мою дисциплину. После этого папа сразу перестанет гордиться своим сыном, и сегодняшняя заслуга перед человечеством мне не поможет. Но Вета Павловна всё не приходила. Я последний раз вывел Кыша во двор. Гера на этот раз прогуливалась с братом Рудика — военным лётчиком. Она рявкнула, увидев Кыша, и он её тут же усмирил. — Если б ты знал, — сказал я папе перед сном, — как я ненавижу этих проклятых, злющих немецких овчарок! Ты сам мне читал, как они кусали пленных в лагерях и до самой смерти затравливали беглецов! Ненавижу!