– Несу, тётя Лида! Маруся заступила Грише дорогу. – Ты никуда не поедешь ни на каком велосипеде! Ты меня слышишь? – Слышу. – Гриша обошёл её, как какой-нибудь чурбак, торчавший у него на пути. – Марусь, займись вареньем. Я скоро приеду. Она топнула ногой. – Да что такое-то? – издалека спросила тётя Лида. А Агриппина добавила: – Милые бранятся? Или тешатся? Гриша вывел из сарая велосипед. – Мы не бранимся и не тешимся, – ответил он, не глядя на Марусю. – Я скоро вернусь. Но Лида догадалась, что дело серьёзное. Племянница чуть не плакала – изо всех сил старалась не зареветь, хотя слёзы дрожали в глазах, и вид у неё был странный, словно она провожала близкого человека на войну. Гриша же, напротив, был решителен сверх всякой меры, и впрямь воин перед битвой! …Как бы чего-нибудь не натворили! – Гриш, подожди, – сказала Лидия Витальевна, придумывая на ходу, – успеешь ты за мотоциклеткой своей. Гриша закатывал штанину. Маруся так и стояла посреди дорожки. – Груня, посмотри за сиропом. Вытирая руки фартуком, Лидия Витальевна обошла жаровню, взглянула на Марусю – та всё ещё собиралась зарыдать, стояла посреди дорожки, закрывая Грише путь и упрямо наклонив голову, видно было, что с места она не сойдёт, – и спросила: – Ты в прошлый раз сколько сахару в сельпо брала? – Вроде… три килограмма. – Гриша, сходите, принесите ещё. Сейчас варенье доварим, компоты будем закрывать! – Я потом успею, – попытался увильнуть Гриша. – Я быстренько съезжу, а на обратной дороге заскочу в магазин. – Не потом, а сейчас, – перебила его Лидия Витальевна. – Мы без простоев работаем, да, Грунечка? – Это точно, тёть Лид! – Вот послал Бог помощницу, – похвалила тётя, поглядывая на Марусю, – родная племянница всё увильнуть норовит, а подружка – пожалуйста! Как Золушка, всё утро в трудах. – А я это люблю, – безмятежно сказала Агриппина, отправляя в рот кусок яблока. – Дед говорит, зря я на журналистику пошла. Он считает, что из меня вышел бы превосходный повар. Только что это за профессия – повар?! Никакой красоты, никакого изящества! И она скорчила смешную гримасу. – Дед твой абсолютно прав, – заявила тётя Лида. – Гриша, слезай, кому говорю, с драндулета, сходите в магазин. Маруся одна не дотащит. Килограммов пять возьмите!.. Да, и томатного сока трёхлитровочку! Мы сегодня мясо-то будем жарить? Или все закормленные, никто не хочет? – Будем, будем, – оживилась Агриппина. – Пойду маринад попробую. Свинина лишнего маринада не любит. Она ушла в дом, а тётя Лида стала совать Марусе деньги. – У нас есть, – сказал Гриша мрачно. Теперь они оба были надутые и мрачные, Лидию это беспокоило. Он отставил велосипед, подхватил рюкзак и пошёл к калитке, не оглядываясь. – Давай, давай, дуй за ним, – зашептала Лидия. – Что такое стряслось-то? Поссорились, что ли? – Никто не ссорился, – сказала Маруся и медленно, стараясь сохранить остатки достоинства, пошла за Гришей. Она догнала его у поворота дороги. Впрочем, он остановился и подождал её. Она пошла ещё медленней, нога за ногу. – Маруська, ну что такое? – спросил он негромко. – Ты же умный человек, должна понимать, что если это он, значит, ты в опасности. – И ты тоже! – Ну, я тут ни при чём. – Да?! – крикнула Маруся. – А если он тебя убьёт? – Я не дамся, – заявил Гриша с невыносимым высокомерием. – Ты что, Железный Человек? И у тебя есть суперкостюм? Гришка, я тебе серьёзно говорю – никуда ты не поедешь, ни в какое лесничество. Или я с тобой поеду! Вот. Выбирай. – Ты какая-то невыносимая стала, – сказал Гриша с досадой. – Что такое?! – Да ничего! Не могла же Маруся ему признаться, что она страшно, необъяснимо, до дрожи в животе – хотя дрожь, согласно любовным романам, должна происходить вовсе от другого! – за него боится и переживает. Раньше не боялась, а теперь вот боится и не знает, что с этим делать. Они пошли рядом – как будто вместе, но очень далеко друг от друга. Не мог же Гриша ей объяснить, что лесничий Костя – это не скандалист Валерик, это противник серьёзный и опасный, он знает лес как свои пять пальцев, ему ничего не стоит повторить попытку – заманить Марусю в ловушку и… убить. – Стоп, – вдруг сказал он и на самом деле остановился. И взял Марусю за руку. – Стоп, подожди. Зачем?! – Что – зачем? – Нет, я как-то не думал всерьёз… – Он скинул с плеча рюкзак и стал в нём копаться, привычка, которую Маруся терпеть не могла. – Зачем он на тебя напал? Если это на самом деле он?.. Зачем стрелял по нашему участку – понятно. Зачем подкинул дробовик – тоже понятно. Но ты-то тут при чём? – А я о чём! – воскликнула Маруся. – Я тебе об этом и говорю! В этом месте у тебя… у тебя… производная рвётся! Он распрямился и вытаращил глаза: – Что ты сказала? – Помнишь, – зачастила Маруся, – у тебя на какой-то стенке то и дело рвалась производная? Ну, в эксперименте! Ты мне это рассказывал! И в этом месте тоже получается дырка. Ему незачем меня убивать! Гриша, позабыв, зачем полез в рюкзак, бросил его, шагнул к Марусе и поцеловал её в губы. От всей души. Так, как надо. Маруся обняла его и прислушалась к себе – в животе ничего так и не задрожало, даже наоборот, то, что дрожало от страха, наконец улеглось. Целоваться с ним было приятно и радостно. – Маруська, прости меня, – сказал Гриша, перестав целоваться. – Я просто пока не умею… заботиться о тебе как следует! А ты не умеешь меня слушаться! – Как?! – поразилась Маруся. – Тебя я тоже должна слушаться? Не только папу и тётю? И заведующего кафедрой? И старшего преподавателя? И Марью Константиновну?! – Шут с ней, с Марьей, – сказал Гриша решительно. – Мы потом подумаем, кого имеет смысл слушаться, а кого нет, хорошо? Сколько нам нужно сахару? Пять мешков? – Пять килограммов! И банку томатного сока. – Пошли! Заодно, может, продавщица Зина нам что-нибудь расскажет про лесничего. Она наверняка его знает лучше всех! Он же к ней в магазин приходит. Но продавщица рассказала совсем не то, что ожидал услышать Гриша. – Хороший мужик, – сказала она, насыпая сахар в пакет и не отрывая глаз от стрелки весов. – Не пьёт особенно, слов этих ваших матерных не употребляет, я их терпеть ненавижу!.. Как придут мужики, так после них хоть уши с мылом мой, таких гадостей наговорят! А чего он тебе дался-то? – Говорят, он Валерика терпеть не мог, – вступила Маруся. – Помните, когда тот возле магазина буянил, как Константин ему наподдал? – Да ещё сильней наподдать бы надо, – сказала Зина, сняла пакет, старательно завязала и стала насыпать сахар в следующий. – Извёл тут всех. На меня только и делал, что жалобы писал! Хорошо, что тем разом Костя здесь случился, а то бы Валерик до вечера орал! – Вечером Валерика убили, – напомнил Гриша. – Ну и упокой его Господи, да и ладно! Найдут, кто убил, и дело с концом! – А может, Константин убил? – ляпнула Маруся. – Ударил по голове, и всё! Вполне возможно! Зина от возмущения даже перестала сахар насыпать и бросила пластмассовый совок в мешок. Упёрла руки в бока. И выпрямила спину, выкатив вперёд необъятный бюст. – Да кто ж это выдумал глупость такую?! Егорьевские менты, что ли?! Нет, ну вы поглядите! Костя Валерика убил! – Вы думаете, не убивал? – осторожно спросил Гриша. – Да чего мне думать, чего думать-то! Пусть за нас правительство думает, может, чего и надумает! Только я точно знаю, что Костя никакого Валерика не убивал и убить не мог! – Откуда вы знаете?! – Маруся так обрадовалась, как будто у неё на глазах близкого человека освободили из-под стражи и выпустили на волю. – Зина, откуда?! – А чего мне знать-то?! – Она повела плечами. – Он в тот раз в деревню зачем приезжал?