Тем не менее он вытащил её из бочки и стал вытирать полотенцем, сдёрнутым с верёвки. – Мне жарко, – сказала она. – Сейчас уже не очень, а в доме просто невозможно! Внутри всё ссохлось. – Должно быть, у тебя температура. И он потрогал её лоб. – Ну что? – Не знаю, – сказал он сердито. – Я не врач. – Давай на лавочке посидим, – предложила она. Они уселись на лавочку и молча смотрели, как луна потихоньку падает за вершины ёлок. Там, куда она падала, небо становилось похожим на широкую серебряную реку. – А может, там и есть река? – задумчиво спросила Маруся. – Где? – Может, луна опускается в реку? Только не в нашу Северку! А на небе тоже есть река, из неё луна выныривает и в неё потом опускается. А?.. Гриша промолчал. – Гриш, ты меня не слушаешь? – Никакой реки там нет, – сказал он сухо. – Луна опускается за горизонт. Земля поворачивается, и луна скрывается за горизонтом. Это называется смена дня и ночи. – Понятно. – Зачем ты ушла сегодня в лес? Всё же было хорошо! Куда тебя понесло?.. Мы собирались купаться первый раз за лето! И вдруг ты ушла! За какими-то грибами!.. – негодовал он. – Я подумала, что больше нет Шерлока и Джона, – вдруг вспомнила Маруся, уразумев, о чём он спрашивает. – Что Шерлок и Джон больше никогда не отправятся на задание. Он тоже не сразу вспомнил Шерлока и Джона. А вспомнив, пришёл в изумление: – Почему?! – Потому что приехала Агриппина, – сказала Маруся. – Потому что она пришла на пляж, разделась и улеглась. – Так. И при чём тут Джон и Шерлок? – Ты не понимаешь? Он с силой выдохнул и покачал головой – нет, не понимает!.. – Она такая… необыкновенная, – объяснила Маруся. – Очень красивая. Очень умная. Свободная. И она сказала, что заберёт тебя себе, если ты мне не нужен. Гриша наклонился вперёд и взялся руками за голову. – Так, – сказал он опять. – При чём тут Агриппина? Такая свободная? – И я подумала, что нас с тобой больше не будет, – продолжала объяснения Маруся. Выходила какая-то глупость, она понимала, что это глупость, но других объяснений у неё не было. – Ну, никогда не будет. Мы с тобой уже взрослые. Мы больше не можем вдвоём прыгать на тигра Ваську. И я ушла. Чтобы тебе не мешать. Он выпрямился и посмотрел на Марусю. – Так, – сказал он в третий раз. – Ты ушла, чтобы не мешать мне делать что?.. Она не знала – что. Понятия не имела. В то, что он взялся бы ухаживать за Агриппиной, она не могла поверить. Сейчас ей казалось, что и тогда, на пляже, она в это не верила тоже. Но ушла-то она из-за этого! Из-за того, что появилась Агриппина – кто угодно мог появиться, дело не в ней! – и всё кончилось. Как детство, на-всегда. Вся её жизнь кончилась сегодня на пляже, и должна была наступить какая-то другая жизнь. В которой не будет никаких Джона и Шерлока, и уж тем более тигра Васьки… – Я так понял, что ты решила отдать меня Агриппине, потому что она свободная и прекрасная. Маруся сердито посмотрела на него. В его изложении получалась даже не глупость, а просто идиотизм. – Из этого следует, что я тебе не нужен, – заключил Гриша. – Как?! – поразилась Маруся. – Это вытекает из логики твоего рассказа. Агриппина сказала, что заберёт меня, если я тебе не нужен, и ты решила меня отдать. И несколько из-за этого расстроилась. Всё же ты ко мне привыкла. За долгие годы. – Ты… мне нужен, – возразила Маруся. Теперь ей стало холодно. – Зачем? – спросил безжалостный Гриша. – Чтобы ты была Джоном, а я Шерлоком? Или чтобы прыгать на тигра Ваську? – Гриш, ты на меня сердишься, да? – Я?! С чего ты так решила! Я ликую. Она посмотрела на него, и луна посмотрела на него и, кажется, усмехнулась. – Ты ликуешь? – уточнила Маруся. – Что-то незаметно. – Как могу, так и ликую, – отрезал он. И они замолчали. – Гриш, скажи что-нибудь, – предложила Маруся. – Или сделай. – Что я могу сделать, если я тебе не нужен и ты даже приняла по этому поводу решение? …Какое решение?! Не принимала она никакого решения! Она страшно, отчаянно страдала и даже ушла, чтоб не мешать Грише оценить, насколько прелестной может быть девушка – Агриппина или не Агриппина, совершенно не важно, любая девушка может быть прелестной, только не она, Маруся! Ей казалось, что она сделала и сказала всё для того, чтобы он её остановил, вернул, но ведь он не остановил и не вернул! Он даже ничего не понял!.. Похоже, он до сих пор ничего не понимает!.. – Ты ничего не понимаешь, да? – уточнила Маруся на всякий случай. – Нет, почему, я всё понимаю, – возразил Гриша. …Нужно собраться с силами, встать, проводить её в дом и вернуться на свой сеновал. Это и будет означать то, что она пытается ему сказать – всё кончилось. Дальше пойдёт какая-то совершенно другая, новая жизнь, и ему придётся с этим смириться. Ничего у них не получится. Бывает, что не получается. То, что очевидно и понятно ему – что они предназначены друг для друга, они и родились, чтобы быть вместе, – ей не очевидно и не понятно. Это был единственный шанс правильно и надёжно устроить жизнь – так, как она была устроена в детстве, – только уже взрослыми, и этого шанса не стало. Так бывает. Ничего не поделаешь. Нужно собраться с силами и расстаться – она вернётся в дом, а он на сеновал. – Понятно, – повторил Гриша. – Всё понятно. Пойдём? – Куда? – Я провожу тебя в дом, и ты закроешься с той стороны. Ему опять было трудно дышать и хотелось вдохнуть поглубже. Всё же не каждый день кончается жизнь. – А ты? – спросила Маруся, поднимаясь. – А я ещё посижу немного. – Смотри не простудись, – сказала она заботливо. Он кивнул. Держа его за руку – он чувствовал её ладонь в своей, как будто не пальцами, а душой, как будто в последний раз, – Маруся добрела до крыльца, потрогала свою голову и сказала, что ей там больно. Он опять кивнул. Маруся взялась за скобу двери, повернулась и спросила: – Гриш, ты меня совсем, нисколечко не любишь, да? И никогда не любил? Я же просто… твой старый друг, да? – Я люблю тебя всем сердцем, – ответил он нелепейшей фразой, и они уставились друг на друга.