– Гриша! – закричали с улицы. – Маруся! – Не переживай ты так, – сказал Гриша. – Всё обойдётся, точно тебе говорю. И вышел. От его шагов зазвенели подвески чешской люстры, которой тётя очень гордилась. Маруся встала на четвереньки, залезла под кровать, вытащила щётку, которая под неё завалилась, повертела её в руках, раздумывая, сунула на столик и тоже выскочила на улицу. – …Стало быть, вы все были дома, и никто не выходил, – говорил дядька в фуражке. – Ну, поверим на слово, а там поглядим. Граждане, чего вы столпились, расходимся по домам, расходимся, ожидаем вызова в отделение на местах. – А что с ним случилось? – тихонько спросила Маруся у маленькой женщины Натальи. – С Валериком? Застрелили? Та пожала плечами: – Да, говорят, по башке дали. И сразу насмерть!.. – А где дали-то? – Дома у него и дали! Илья Семёныч, участковый наш, пошёл к нему разбираться после того, как Лидка-то к нему прибежала, а он… того… давно готовый! Ударенный по голове в комнате лежит, возле стола. – А чем, чем ударили? – Да откуда ж я знаю! – вдруг возмутилась Наталья. – Не я ж его ударила! – И вдруг добавила: – Так ему и надо, злодею! Он мне, матери, говорил – утоплю твоего Димку в колодце! – Наташ, перестань, – вмешалась тётя. – Никого он не утопит! Его самого вон как… – А с вас, юноша, я подозрений не снимаю, – строго сказал участковый Грише. – Вы это поимейте в виду. – Ладно, что ты говоришь, Илья Семёныч! Мало ли кто его шибанул! Да это не наши, наши все тут годами живут, и никто никого… – разом заговорили тётя и маленькая Наташа, а Прокопенко-супруга отчётливо зафыркала, выражая негодование. – Ти-ха! – гаркнул участковый. – Что за птичий базар! Лидия Витальевна, веди меня, буду лампочку разбитую изымать, и дробь тоже! А вы, граждане, по домам расходитесь! Из Егорьевска вскоре приедут, из убойного отдела. Всех опрашивать будут. – Убийство, – сказал Прокопенко себе под нос. – До чего докатились! – Жалко, – вдруг протянула Наташа тонким голосом. – Человек всё же, живая душа. – Да ну, – махнул рукой Саня, которому Валерик испортил шины. – Какой он человек! Погань мелкая, а не человек. – А всё равно жалко… Постепенно все соседи разошлись, и Гриша с Марусей остались одни. – Завари чай, Марусь. – А?.. Сейчас, конечно. Не переставая думать о случившемся, Маруся живо собрала на поднос чашки, хлеб, колбасу, поставила на огонь воду, чтобы сварить яйцо – Гриша очень любил яйца вкрутую, – и вернулась во двор. Из-за угла показались тётя и участковый. Он нёс в руке полиэтиленовый прозрачный пакет, в котором что-то болталось. – Сядь, попей с нами чайку, Илья Семёныч, – предложила Лида. – Гляди, пакет у тебя порвался! – Как ему не порваться, когда там стекляшки! – обиженно сказал участковый, как будто тётя Лида была виновата в том, что там стекляшки. Он аккуратно пристроил пакет на поленницу, снял фуражку, зачем-то дунул в неё и боком сел к столу. – Одно другого чище, – пожаловался он. – То туркмены с киргизами точки не поделили, то дачника по башке шарахнули! Знал бы я, что такая работа собачья, остался бы в армии на сверхсрочной, чего лучше! Сыт, обут, одет, всегда при начальстве! А ему виднее, начальству-то! – Может, наливочки? – предложила Лида. – Как раз во вкус вошла! Вчера её процедила и в холодильник поставила. Малиновая! – Куда там наливочки, одиннадцать только!.. А! – И участковый сплюнул в песок. – Тащи! Где наша не пропадала!.. Лида метнулась в дом и вынесла длинногорлую зелёную бутыль и две узкие гранёные рюмки на ножках. Участковый покосился на бутыль. – Ты налей и спрячь, – велел он. – А то ведь я ненароком… того… норму превышу… Тётя налила в обе. – Ну, за упокой, что ль, души! – Участковый опрокинул наливку, нашарил на тарелке бутерброд и откусил сразу половину, как отрезал. – И чайку, чайку, – подсказала тётя Лида. – У меня чай хороший, вон ребята привезли из Москвы, дорогой, английский. – Чай не водка, много не выпьешь. – Что же получается, – вдруг сказала Маруся. – Валерик залез в овраг, стал стрелять по нашему дому. А потом пошёл к себе, и его там убили. Так, что ли? – Кто его знает как, – ответил участковый с набитым ртом. – Должно быть, так. Стол у него был накрыт, гостей каких-то, видать, ждал. А может, и не ждал, может, раньше гости были! И накрыто так… деликатно! – Что значит – деликатно? – не поняла Маруся. Участковый повёл толстой рукой с зажатым в ладони бутербродом: – Ну, красиво! Вот как у вас прям! Чашки с блюдцами. И портвейн сладкий, и конфеты в коробке. Может, жена его должна была приехать, кто её знает. Маруся смотрела на него очень внимательно и пыталась соображать быстро: – Из чашек пили? – А чего ж из них ещё делать-то?! Пили, конечно. Ну, Лидусь, давай вторую, и пойду я этих гавриков из убойного ждать, егорьевских-то. Чует моё сердце, замордуют они меня!.. – То есть из чашек пили, из тарелок ели, да? – уточнила Маруся. – Так точно, – вздохнув, согласился Илья Семёныч и опрокинул вторую. Сожаление и боль отразились на его лице. Должно быть, тётя это заметила, потому что ловко налила отставленную рюмку до самых краёв, поднялась и унесла бутылку в дом. – Святая женщина, – прочувствованно сказал участковый. – Женился бы, если б не Тамарка моя. Гриша жевал ломтик колбасы, положенный между двумя половинками огурца, хрустел и улыбался. …Чему он улыбается? Марусе этот самый участковый совсем не нравился. – То есть Валерик сначала стрелял в нас, а потом с кем-то пировал? – Или наоборот, – подсказал Гриша. – Сначала пировал, а потом стрелял. Участковый согласно покивал. – А сейчас у него дома никого нет? – Труп там его собственный есть, – вздохнул участковый. – Пока штукари из Егорьевска не явятся, трогать ничего не моги! – А когда его убили? – продолжал спрашивать Гриша. – Да я ж тебе не медицина, точно не скажу! Но давно уж, должно быть, вечером, не поздно. – Да его кто угодно мог убить, – энергично жуя, сказала Лида. – Мало ли! Нет, не из наших, конечно! Но он ведь такой… говённый мужичонка был! Небось многим людям кровь портил, не только нам! Может, из Москвы приехали, да и… Наподдали ему как следует. – Следов борьбы нету, – уточнил участковый. – Может, картошки нажарить? – предложила тётя Лида. – У меня холодная есть! – Под картошку-то опять выпивать придётся, а я на службе, – посуровел участковый. – Ну, оставайтесь на местах, ребята. Деваться некуда, теперь всем показания давать надо! Он повздыхал, напялил фуражку, предварительно в неё дунув, забрал с поленницы пакет и ушёл за калитку. Маруся обратила внимание, что обут он не в форменные ботинки, а в зелёные резиновые шлепанцы без задников. – Гриша, – начала Лидия Витальевна, как только участковый скрылся, – ты ни о чём не переживай и не беспокойся. Мы точно знаем, что ты всю ночь был дома и никуда не отлучался. – Особенно хорошо это Маруська знает, – улыбнулся Гриша. – Я никогда не храплю! – Нет, конечно. – Гриш, мне не нравится, когда ты надо мной издеваешься. – Кто над кем издевается? – спросила тётя Лида. – Кто храпит? Мы были дома, спали, и никто из нас никуда не выходил. – Лидия Витальевна, понятно, что я не убивал этого человека. Но нужны какие-то… доказательства. А у нас никаких доказательств нету, кроме Маруськиного храпа!