– А мне плохо, – пробормотала Маруся. Пила визжала, и он не мог её слышать. Неожиданно, перекрывая шум пилы, что-то ахнуло неподалёку, громыхнуло, Марусе показалось даже, что молния сверкнула, хотя небо было высоким и чистым. Лампочка над сараем взорвалась и погасла, по доскам что-то хлестнуло, как будто песком или мелкими камушками. Хлестнуло и осыпалось. Маруся в недоумении оглянулась, и тут бабахнуло ещё раз. – Ложись! – закричал Гриша бешеным голосом, в один прыжок оказался рядом с ней и столкнул её с забора на землю. Она повалилась, ударилась боком и сразу заплакала – так стало больно. – Тихо! – придавливая её к земле, приказал Гриша. – Тихо!.. Ничего не было видно и слышно, и Маруся едва могла дышать. – Пусти меня, – всхлипывая, сказала она и попыталась его спихнуть. – Мне больно. – Марина! – закричали от дома. – Гриша! Что случилось?! Где вы?! – Мы здесь! – крикнул Гриша в ответ. – В дом идите! Дверь закройте! – Что?! Гриша вскочил, дёрнул Марусю за руку, поднял её и поволок. В темноте она натыкалась на доски и брёвна, потеряла шлёпанец и ушибла палец. Внезапно сошедший с ума Гриша влетел на крыльцо террасы, затолкал в дом Марусю и тётю Лиду, моментально погасил везде свет и приказал: – Сидите в доме. Обе! На улицу не выходите и свет не зажигайте! – Да что случилось-то? Он мельком оглянулся: – Два выстрела. Из дробовика или из мелкашки. Он сейчас должен ружьё перезарядить. В дом идите! Тётя ахнула, подхватила Марусю и захлопнула тяжёлую «зимнюю» дверь. – Господи помилуй, – бормотала она, – Господи помилуй… В доме было совсем темно и очень хорошо пахло – маринадом, смородиновым листом, чистотой и чем-то вкусным. Ужином пахло, спокойствием, августовским вечером. И только тут Маруся вдруг перепугалась: – Тётя, что это было?! – Стрелял кто-то, – отрывисто сказала Лида. – Я с кухни услышала! – В нас стрелял?! Лида быстро погладила её по голове, как маленькую: – По дому стреляет, – как будто это могло Марусю успокоить! – Должно быть, из леса. – Ху… хулиганы? – Да кто ж знает, девочка! Должно быть, хулиганы. Нормальный человек разве станет из темноты по окнам палить?! Скрипнула дверь, слабо осветился проём, и в коридоре показался Гриша. Волосы у него на голове стояли дыбом, как у Незнайки. – Больше пока не стреляет, – сказал он. – Лидия Витальевна, нужно двери запереть. И окна, наверное. – Сейчас, Гриш. – И свет не зажигайте! – Марусь, он в тебя не попал? – спросил Гриша. – Нет, – сказала Маруся. – Не знаю. Наверное, нет. – Неужели Валерик?! – громко спросила тётя Лида из комнаты. – Вот ведь мозга нет – считай, калека! – А у него дробовик есть? – Да откуда я знаю, Гришенька, чего там у него есть! Но у нас сроду никто по окнам не стрелял! – Участковому нужно звонить. Или идти к нему! Сам я не справлюсь, – сказал Гриша мрачно. Лица его Маруся не видела. – Я в темноте… ничего не вижу. – Куда ты собрался в такую темноту?! – возопила тётя Лида. – Не пущу! Никого никуда на пущу!.. Ещё не хватает! А если у него не дробовик, а обрез?! – Дробью стреляли, это точно. – Да какая мне разница, чем стреляли! Двери запрём, утра дождёмся, а там уж пойдём хоть к участковому, хоть к министру обороны!.. И никто никуда не пошёл. До полночи сидели на кухне, свет не зажигали, только лунища лезла в окна, громадная, жёлтая, и от неё было почти светло. Лида положила им в миски гречневой каши и по хорошему куску мяса, они ели кашу с мясом и прислушивались. По деревне лаяли собаки, больше никаких звуков не доносилось. Кое-как пристроились спать. Гришу Лидия Витальевна на сеновал не пустила, устроила в большой комнате на диване. Маруся была уверена, что ни за что не заснёт, но заснула тут же, едва натянула на себя одеяло. Снились ей огромные мохнатые мотыльки, бившиеся в стену. Она отмахивалась, но их становилось всё больше и больше, а потом они начали гудеть утробными голосами всё громче и громче. Маруся закричала от страха и проснулась. Солнце светило вовсю, было жарко, и она вся взмокла под одеялом, натянутым на голову. Не было никаких мохнатых насекомых, за стеной дома гудели голоса. Маруся вскочила, сморщилась от боли – палец-то она вчера ушибла, да ещё как! – и выскочила на крыльцо. Во дворе у них шумела толпа, так ей показалось спросонья. В центре толпы громко говорила тётя, рядом с ней топтался мужик в фуражке и давешняя маленькая женщина по имени Наташа, что отбивалась от Валерика батоном, и Прокопенко-супруг что-то басил, и ещё кто-то. Гриша – Маруся поискала его глазами – сидел на чурбаке как ни в чём не бывало и кидал в самоварную трубу шишки. Из трубы валил белый дым. Солнце пронизывало дым насквозь. Как всегда, когда она чего-то не понимала или боялась, Маруся первым делом подумала несуразное: что-то Гриша с утра взялся самовар ставить?! – Да вон племянницу мою чуть не застрелил! – закричала тётя, увидев на крыльце Марусю. – До смерти нас перепугал!.. Марусенька, иди сюда, девочка! Маруся терпеть не могла никаких публичных выяснений отношений, боялась и ненавидела. С тех пор как отец однажды устроил на улице скандал из-за какой-то ерунды и вокруг собралась толпа, все смотрели и обменивались мнениями, и кто-то жалел Марусю – она тогда ещё маленькая была, – а кто-то, наоборот, отца. Как только нужно было что-то говорить или делать на людях, на Марусю нападал столбняк и отупение. Она не могла ни говорить, ни шевелиться. На студентов, которым она преподавала, это странным образом не распространялось. Студентов она никогда не боялась. – Подойди, Маруся! – звала тётя Лида. – Я сейчас, – пробормотала она и отступила в дом. – Я сейчас, только умоюсь… Она долго умывалась и причёсывалась, потом ещё тянула время, выбирая из двух юбок и одной футболки, что бы такое надеть, и в конце концов дождалась. Громко топая, в дом вошёл Гриша. Она не видела его, но точно знала, что он вошёл. Дверь в её комнату была распахнута, но он постучал в косяк. – Марусь, ты решила засесть здесь навсегда? – Я выхожу, Гриш. Он заглянул. Она снова причёсывалась и мотала головой. Щётка застревала в волосах. – Этого нашего дебошира прикончили, как его, Валерика, да? – сообщил Гриша. Маруся уронила щётку. Та загрохотала. – Участковый пришёл спросить, не я ли его прикончил. А все остальные следом явились. – Как это? – тупо спросила Маруся. Гриша поправил на носу очки и почесал ухо. – Лида утром пошла к участковому, сообщила, что в нас из дробовика стреляли. А он решил поговорить с Валериком, пришёл к нему, а тот убит. Дробовик рядом с трупом валяется. Вот участковый и проверяет, что мы все делали после того, как в нас стреляли. Может, мы решили Валерика убить! – А-а, – протянула Маруся. – А самовар ты зачем поставил? Он пожал плечами: – Чаю хочется. А завтракать, по всей видимости, мы будем ещё не скоро. – Гриша, ты никого не убивал, – дрожащим голосом сказала Маруся. – Ты всю ночь нас стерёг. Он усмехнулся: – Откуда ты знаешь?.. Ты спала без задних ног. При этом страшно храпела, не давала мне заснуть. Маруся вспыхнула: – Я не храпела! Я никогда не храплю!