– О да, я – твоя сладкая конфетка, ублюдок, о которую ты сломаешь все свои вонючие желтые зубы, – сказала она, кивая головой в такт песни. На этот раз это был Брайан Джонс: сквозь пространство и сознание в ее наушники транслировалась песня «Sweet Candy». Ответ не заставил себя долго ждать: ближайшая слева дверь открылась, словно приглашая Меган войти внутрь. Если бы в тот момент Меган полностью могла себя контролировать, она бы не вошла туда, но сейчас у руля была та ее часть, которую она подавляла всю жизнь: дерзкая, резкая, смелая, справедливая. В комнате ее ждала первая «декорация»: на хирургическом столе лежал человек, накрытый простыней. Здравый смысл умолял скорее выйти из этой палаты, но Брайан Джонс говорил иначе: «There she goes, yeah. Back on the beat – Sweet candy…» И она подошла к столу. Руки не слушались взывающего к ним голоса разума и взялись за простынь. Приподняв ее, Меган увидела перед собой голое женское тело, у которого не было лица. Картина была жуткой: снята была не только кожа, отсутствовали глаза, нос, волосы. Меган прикрыла свои нос и рот, потому что от трупа исходил уже знакомый ей гнилостный запах, но помимо отвращения она испытала и облегчение: будь у этого мертвеца лицо, она бы, что вполне вероятно, узнала бы в нем кого-то близкого, что означало бы смерть этого человека. Или, что еще хуже, она могла бы узнать в этом лице себя. – И что тогда? «Конец фильма. Режиссер – Меган, лежащая на столе». Брайан Джонс «сменил пластинку», и заиграла песня, которая вернула Меган в реальность. Пускай, это была не та реальность, в которой существует весь остальной мир, но ее мир полностью зависел от событий этой реальности. I'm the boogie man, the boogie man… Меган вздрогнула всем телом от мурашек, что пробежали по ней от этих слов. Выходя из палаты, она уже не увидела, как безликое тело сперва село на столе, а потом и вовсе свесило ноги, чтобы встать на пол. Баритон Джонса заглушил звуки шуршания простыни и скрипа голого, холодного тела по металлическому столу. В коридоре все было по-прежнему. Меган прошла дальше мимо двух пар дверей, обернулась: за спиной снова шесть дверей, одна из которых все еще была приоткрыта, и лифт. Еще одна дверь открылась, издав противный скрип старых, не смазанных петель. Наушники снова оградили слух от этих звуков. Меган лишь толкнула дверь на себя, но входить пока не собиралась. Хирургического стола там не было, а комната больше напоминала большой кабинет, в каком Меган раньше никогда не бывала. У стены стоял большой диван, на котором сидели мужчина и женщина. Мужчина сидел лицом к двери, в проеме которой стояла Меган, но не обращал на нее никакого внимания. Женщина – эффектная блондинка – сидела за его спиной и, казалось, что-то выискивала в его густых черных волосах. Меган не могла понять, что все это значит, как друг увидела, что довольно улыбающаяся жутко растянутой улыбкой блондинка извлекла из затылка ничего не подозревающего мужчины его еще пульсирующий головной мозг. Меган захлопнула дверь. – Надеюсь, из-за того, что я здесь увидела, этому мужчине в реально жизни не грозит такое сумасшествие, – сказала Меган. В коридоре усилился запах гниения, его запах. Она знала, что ее будут стараться запугать, потому держалась изо всех сил, чтобы не поддаться панике. Она обратила внимание на то, что дверь, за которой на столе лежало женское мертвое тело с открытой раной вместо лица, теперь закрыта. Идти по бесконечному коридору и просматривать все припрятанные для нее в нем декорации Меган больше не хотела. Она все-таки вернулась к идее с лифтом и нажала на кнопку вызова, указывающую стрелкой вниз. Брайан Джонс продолжал что-то петь под бас-гитару, но Меган уже не обращала внимания на музыку. И она все еще не слышала, что происходило вокруг нее. Наблюдая за странной парой на диване в кабинете, она не услышала, что лифт за ее спиной сперва открылся, чтобы принять пассажиров, а затем закрылся. Она не знала. Когда двери раскрылись, Меган увидела ту самую женщину, что лежала на столе, только теперь она была не одна: еще не менее пяти таких же голых, мертвенно-бледных женских тел с кровавым месивом вместо лиц смотрели на нее своими пустующими глазницами, а рядом с ними стоял тот самый железный стол. По его форме Меган поняла, что это был не хирургический стол, а стол с углублением для транспортировки трупов. Вскрикнув, она попыталась попятиться назад, но из коридора в спину ее подтолкнула холодная пара рук еще одной мертвой дамочки аккурат в лифт в объятия остальных. – Сучка! – закричала Меган. – Уберите от меня свои руки! Нежить! Дохлые сучки! Уберите руки! Дверь лифта закрылась, погас свет. Меган противно ощущала на себе каждое холодное прикосновение, каждый до омерзения противный холодный палец, вдавливающийся в ее теплую, мягкую плоть. Обвисшие груди хлюпали по ней, как холодное, слишком твердое желе. Отвращение и чувство брезгливости переполняли ее, но они ничем не могли помочь в данной ситуации. Они понимала, что ее укладывают на железный стол и привязывают к нему руки и ноги. На тело капала вонючая густая слизь с гниющей плоти, которая должна была быть прикрыта кожей лица. – У вас хреновый косметолог, сучки, требуйте компенсацию за свои испорченные рожи, – отозвалась бестактная Меган и наугад плюнула в темноту, надеясь, что попала в одну из «дохлых сучек». Лифт остановился, раздался короткий звонок, загорелся свет. Меган, привязанная к столу, посмотрела назад за свою голову: за столом-каталкой стояла всего одна «голая, дохлая, смердящая сучка». Дверь открылась, и безликий труп выкатил стол в слабо освещенный коридор. Меган оглянулась и поняла, что находится на нижнем этаже, и для нее не было секретом, что обычно в больницах располагается здесь. Безликая дохлая сучка заговорила, шевеля ничем не прикрытой челюстью, с которой капала вонючая жидкость: – Боятся все. Страх – это нормально. Страх – это болезнь, которая в этих местах не лечится. Он – избавитель. Ужасный, жестокий избавитель. Но когда ты сильно болен, методы лечения не важны. Важен результат. Тот страх, что мы испытывали ночь за ночью, был кошмарным. И рано или поздно ты взмолишь его о прекращении кошмаров любой ценой. Меган помнила эти слова. Дословно. Каждую фразу. На какое-то мгновение страх действительно стал ею овладевать, какая-то ее слабая часть, возможно та, которая руководила ее телом в детстве, была готова сдаться и закричать: «Я согласна! Я подпишу любой отказ от себя, я заключу сделку с дьяволом! С бугименом! С кем угодно! Только прекратите этот кошмар! Не везите меня в морг! Я ведь живая! ЖИ-ВА-Я!» Но взрослая Меган прекратила истерику. – Да, дура, ты живая, вот именно, – произнесла Меган вслух, – ты еще живая, а значит рано сдаваться. Да, черт возьми, даже если и ты будешь мертвая – то не здесь. Ему ты не должна достаться. Ни ты, ни наш ребенок. Дохлая сучка не обращала внимания на диалог «пациентки» с собой же, она молча продолжала везти каталку, похлопывая своей закоченевшей грудью по холодному телу. – Думай, Меган, думай! – твердила Меган сама себе. Вдруг ее посетила безумная мысль: всю свою жизнь она полагалась только на себя, она прививала в себе привычку не надеяться на других людей, а рассчитывать лишь на собственные силы. Но теперь ответственность на ней лежит не только за свою жизнь, но и за жизнь ее ребенка, у которого, помимо нее, еще есть и отец. И неважно, что он даже не догадывается об этом, важно то, что он может помочь. Если повезет. – Николас! – закричала, что было сил, Меган. – Ты слышишь меня? Ник! Я здесь! Скорее! Я в морге! Поступь у трупа была весьма специфическая: затвердевшие стопы не могли плавно пружинить от бетонного пола, поэтому каталка ехала рывками. Меган увидела, как металлический стол на колесах напором открывает мягкие двери, ведущие в большую комнату, полную металлических дверок. Она знала, что за ними, она понимала, для чего ее сюда привезли. Сучка открыла одну из дверок, необычно большую, хотя, подумала Меган, до этого она не проводила каждые выходные на экскурсиях в городских моргах, потому не могла судить о здешних стандартах. Мертвые руки вытащили из рефрижератора длинную и очень широкую металлическую полку. Меган решила, что ни за что не поддастся, не даст уложить себя в холодильник, но ее руки и ноги были привязаны к столу, и сучка и не собиралась ее перекладывать: она подвезла каталку к полке, ножки стола сложились так же, как складываются носилки в машинах скорой помощи, затолкала полку в рефрижератор под протестующие крики Меган и закрыла за ней большую дверцу. Затем она открыла соседнюю, размером поменьше, вытащила полку, легла в нее, обезображенной головой ближе к дверце, упершись руками в края, смогла затолкать полку внутрь и даже закрыть за собой дверь. Он очнулся в своей палате. Все было так же, как и тогда, когда он лежал на лечении, за исключением его ног: они были здоровы. Сперва Николас решил, что это его обычный сон, и безучастно наблюдал за «жизнью» больницы. Он вспомнил, что Наташа говорила, что они встретились с Меган в лифте, поэтому решил проверить, удастся ли ему увидеть ее там. Он несколько раз нажимал на кнопку лифта, но тот все не приезжал. – Лифт закрыт для особого мероприятия, – сказала мимо проходившая медсестра. Николас поблагодарил ее за пояснение и немного удивился, увидев ее лицо: оно напоминало натянутую маску из кожи, словно кто-то только что надел ее на череп. Он решил воспользоваться лестницей. Не зная, на каком этаже искать Меган, действовал он интуитивно. В конце концов ее и вовсе здесь могло не быть – это может быть его обычный сон, никак не связанный с ней. Спускаясь по лестнице и проходя мимо каждого этажа, он на секунду задерживался у дверей выхода: слушал, подскажет ли ему что-либо его внутреннее чутье. Особо и не рассчитывая на успех, он спускался дальше. Один лестничный проем его заинтересовал: там, где должна была быть дверь, ведущая на очередной этаж больницы, была просто стена. Казалось, проем кто-то заложил. Николас коснулся его, и по телу пробежал холод. В этот момент он отчетливо услышал, как его зовет Меган. Но это было не здесь. Это было в его голове? – возможно. А возможно где-то внизу. Он не был уверен, но ноги сами понесли его вниз по лестнице. В голове только успела промелькнуть мысль о том, как давно он с такой легкостью не бежал вниз по ступеням. Она начала задыхаться, отчаяние овладевало ею, а силы покидали: она не знала, сколько времени била связанными ногами в дверь холодильника, сколько минут звала на помощь, сколько энергии потратила на то, чтобы сохранить остатки тепла в своем теле. Наушники разрядились и выпали из ушей. Сил у Меган хватало только на слабый стон, когда щеколда громко щелкнула, и дверца распахнулась. Он пришел за ней. – Меган! – крикнул Николас и как можно быстрее вытащил ее из холодильника. Она была привязана и дрожала. Ник вспомнил прошлую ночь и то, как ручка оказалась в кармане его брюк. Сейчас на нем были джинсы, но он постарался убедить себя в том, что в кармане лежит перочинный нож, и, когда он запустил туда руку, то действительно обнаружил его там. Обрезав веревки, он взял дрожащую Меган на руки и поспешил с ней из морга. – Только не на лифте, – с трудом произнесла она. Николас вернулся к лестнице и стал подниматься вверх. – Мне нужно скорее проснуться, – сказала Меган. – Как это сделать? Как разбудить тебя? – Телефон, – сказала она, – позвони мне. Я не уверена, сработает ли, но стоит попробовать. Я чувствую, как холодно моему телу. Настоящему телу. Николас поднялся с ней на нулевой этаж и поспешил к стойке регистрации. Людей не было. Он не хотел оставлять дрожащую Меган даже на секунду, потому, продолжая держать ее, сел на пустующее место на посту и снял телефонную трубку. Шли гудки. На его руке все еще был написан ее номер, и он быстро набрал его. Голова Меган лежала на его плече, руки держались за шею, и он чувствовал, какие они ледяные. – Я не оставлю тебя здесь одного, – сказала она, – мне тоже придется тебя разбудить. Она исчезла. Через три минуты в комнате Николаса раздался телефонный звонок. Рита взглянула на часы: 03:04 – Должно быть, Наташа, – сонно буркнула она, повернулась на другой бок и снова заснула. Ей снился эпизод из ее молодости, и она не хотела его просмотреть. Утром санитар, работающий в морге, нашел на полу пару беспроводных наушников. Он спрашивал у коллег, кому те могли принадлежать, но все сошлись в одном мнении: не лучшая идея работать в морге в наушниках. Время до утра Меган провела в теплой ванне, время от времени обновляя остывающую воду. Она долго не могла согреться. Не прерываясь, она разговаривала с Николасом по телефону. Они обсуждали возможность обезопасить Меган и пришли к выводу, что ее попросту нет. – Я не могу не спать вечность, – отчаявшись, сказала Меган. Нет, она не винила Николаса в том, что ее кошмары вышли из-под ее слабого контроля. Нет, он не был виновен. Демон четко дал понять, что уже давно присмотрел Меган для себя. Но сейчас все было иначе. Она решила снова заводить будильник, на всякий случай несколько сразу: ночью каждые тридцать минут срабатывал сигнал будильника на телефоне, вибрировал смарт-браслет, и с задержкой в две минуты должен был срабатывать контрольный сигнал – достаточно громкие электронные часы, которые Меган специально поставила рядом с кроватью. Она надеялась, что до их сигнала дело доходить не будет: она должна будет просыпаться раньше и отключать будильник. Но в ее случае дополнительная страховка лишней не была. На следующее утро Наташа приехала проведать Николаса. Рита заварила чай и поинтересовалась у несостоявшейся невестки, что за срочность была звонить Николасу в такое позднее время этой ночью. – Но я не звонила ему, – удивилась Наташа. – Я бы ни за что не стала беспокоить его ночью. Зачем мне это? – Но кто-то же ему звонил, – ответила Рита, – при чем разговаривал он достаточно долго. Я не следила за временем на часах, но, мне кажется, солнце уже светало, а из его комнаты все еще доносилась монотонная болтовня. В Наташе постепенно закипала злость. Почему-то она была уверена, что разговаривал он непременно с женщиной. Она прекрасно понимала, что о жизни Николаса в промежутке от их расставания до аварии было ей мало что известно, но со слов Риты у него никого не было, к тому же она – Наташа – буквально жила в больнице после того, как Ник туда попал. Она бы заметила соперницу. Она была уверена, что такую женщину, как она сама, не любить невозможно, тем более, если ее с Николасом уже связывало совместное прошлое. Наблюдая за ее поведением, Меган бы пришла к выводу, что у Наташи начальная стадия эротомании, и даже если это было бы не так, сложно не заметить ее попыток привязать к себе Николаса. – Выглядишь ужасно, – сказала Люси. – Чувствую себя еще хуже, – ответила Меган. – Плохо спишь? – Слишком хорошо, чтобы хорошо выглядеть. – Я тебя не поняла, – улыбнулась Люси, – ну да ладно. Я рада, что ты мне вчера написала. Признаться, у меня на это утро были запланированы встречи с пациентами, но я их с радостью перенесла. Выслушивать чужие проблемы за деньги может каждый, а вот послушать их бесплатно – это уже вызов. – Ты изменилась, – Меган нежно улыбнулась подруге, – ты стала… сильнее? – Это все благодаря тому, что теперь я не одна. Как бы ты не был умен и самодостаточен, одна фраза верна во все времена: «Человеку нужен человек». – Человеку нужен человек… – задумчиво произнесла Меган. – Да, пожалуй, ты права. – Что у тебя стряслось? Или снова не расскажешь? – Снова не расскажу, – печально улыбнулась Меган. – Не хочу злоупотреблять твоим профессиональным умением слушать чужие проблемы. Девушки рассмеялись.