— Навряд ли, — поморщился схитривший Мамедов. Она профессионально отдернула одеяло и, отогнув ворот больничной пижамы, вставила Алискеру градусник подмышку. — Спасибо, — произнес он слабым голосом, преданно заглядывая в ее красивые глаза. — Перестаньте паясничать! — она была на редкость догадливой и проницательной. — С больными нужно обращаться бережно, — процедил Мамедов, — побольше им улыбаться, говорить ласко… В эту минуту дверь в палату распахнулась, и на пороге появился подслеповато щурящийся высокий мужчина в белом халате с фонендоскопом на груди. Благодушное лицо доктора излучало завидное спокойствие, в котором так нуждаются изводящие себя реальными и ложными страхами больные. За ним следовали студенты. Их внимательные лица порядком бы позабавили папашу Гиппократа. Неисправимого Мамедова тут же посетило мучительное чувство раздвоенности. В толпе студенток он приметил одну симпатичную мордашку и теперь не знал, кому отдать предпочтение: ореховоглазой медсестре или свеженькой, как майское утро в теплых краях, сосредоточенной блондинке. * * * Болдырев мягко остановил «Волгу» у Дома офицеров. Вершинина вышла из машины и направилась к входу, придерживая распахиваемые порывами ветра полы плаща. Миновав просторный вестибюль, она поднялась на третий этаж и остановилась перед комнатой номер триста шесть. Дверь неожиданно распахнулась и из комнаты вышли две смеющиеся, ярко накрашенные девушки, которые с интересом воззрились на Вершинину. Они были почти одного роста с Валандрой, только гораздо тоньше. — Евгений на месте? — обратилась она к ним. — Да, а вы кто? — бесцеремонно спросила одна из них — кореянка с длинными черными, как вороново крыло, волосами. Вершинина улыбнулась ее непосредственности. — Детектив, — бросила она оторопевшим подружкам и вошла в студию. Там царил творческий полумрак: окна были задернуты тяжелыми шторами, софиты, закрепленные на треногах, были погашены и направлены на торцевую стену, задрапированную серой мешковиной, к которой в хаотическом беспорядке были прикреплены звезды из цветной фольги. У стены стояли кубы, покрытые тонкой прозрачной тканью, волнами спадавшей вниз и стелившейся по паркету. Темноволосый парень с челкой, закрывавшей ему пол-лица, с фотоаппаратом на шее поправлял драпировку. — Вы Евгений? — шагнула к нему Валандра. — Я, — он обернулся и удивленно уставился на нее. — Не пугайтесь, — она улыбнулась, — я не из налоговой инспекции. — А чего мне бояться? — он пожал плечами и с интересом начал рассматривать Вершинину. — Я хотела бы поговорить с вами и с некоторыми из девушек. Дело в том, что Мамедов попал в аварию… — Так вы из «Кайзера» что ли? Я думал, Алискер сам приедет. — Не скрывая любопытства, он смотрел на эффектно одетую Валентину, под распахнутым плащом которой был костюм из змеиной кожи с короткой юбкой. — Вы разочарованы? — Наоборот, очень рад вас видеть, а вот девушки будут расстроены, — он усмехнулся, — я им описал Алискера в красках. — Значит, они уже в курсе? Тем лучше. — Валентина видела, как у Евгения загорелись глаза. — Может быть, тогда приступим. Я постараюсь не отрывать вас надолго от работы. — Ну что вы, вы совершенно нас не отрываете. Сейчас я провожу вас в гримерную и соберу девчонок. Он прошел в дальний конец студии, где была еще одна дверь, и провел Вершинину в комнату поменьше с зеркалами и столиками, стоящими вдоль стен. — Присаживайтесь, — он указал Вершининой на низенький диванчик, — сейчас кофе организуем. — Кстати, — спохватилась Вершинина, — я, кажется, не представилась, меня зовут Валентина. Может быть, нам удобнее будет общаться на «ты»? — Конечно, конечно, — отозвался Евгений, колдовавший над электрическим чайником. Наконец, он щелкнул тумблером и направился к выходу. — Я — мигом. Вершинина окинула гримерную взглядом: с дюжину узких шкафчиков для одежды, несколько пуфиков с пестрой обивкой, мягкие стулья. Вдоль одной стены в ряд выстроились стойки в человеческий рост, заканчивающиеся деревянными болванками, на которые были надеты парики с короткими и длинными волосами самых разнообразных цветов: от ослепительно-серебряных до иссиня-черных. Одна болванка была без парика и почему-то напомнила Вершининой аскетичного буддийского монаха без рясы. Вошел Евгений в сопровождении двух девушек, которых Вершинина встретила при входе, и представил их. Кореянку звали Оксаной Цой, ее подружку Любой Городницкой. Нимало не смущаясь, они поглядывали на статную Валентину, которая закинув ногу на ногу, сидела с не зажженной сигаретой в руке, не решаясь закурить. — Можно курить, — Евгений достал позолоченную «зиппо», ловким движением руки отбросил крышечку и, крутанув колесико, поднес зажигалку Вершининой. — Хорошая зажигалка, — Валентина поблагодарила Женьку и уселась на диване поудобнее. Девушки устроились на стульях и тоже достали сигареты. — У Машки покруче была, — закурив, произнесла Любка, — серебряный «ронсон». Работала, как часы. Ей один знакомый подарил. — Могу поспорить, — завелся Женька, — что у меня из десяти раз загорится десять. — Спорим на твой мизинец, — схохмила Оксана, — у нас где-то здесь топорик завалялся. — Ты у нас свихнулась на своем Тарантино, — улыбнулась Городницкая, — а у него кроме «Криминального чтива» да «Четырех комнат» и посмотреть больше нечего. — А «От заката…»! — возмутилась Цой, — а «Джекки Браун»! Городницкая фыркнула, всем своим видом показывая, что последние два фильма так себе. — Ну, завелись, — тормознул их Женька, — Валентина хочет с вами серьезно поговорить. — Ты нам сказал, — зыркнула на него Оксана, — что будет знойный метис. Так ты, кажется, выразился? — Во-первых, это образное сравнение, — огрызнулся Женька, — а во-вторых… — Погоди Евгений, — Валентина остановила фотографа и посмотрела на девушек, — как только Алискер подлечится, я выпишу ему командировку в ваше агентство, он с удовольствием с вами пообщается и, может быть, даже угостит вас шампанским. Хотя шампанским и я могу вас угостить. Вершинина решила, что для простоты общения это не помешает. — Нет, — воспротивился Евгений, — им еще работать, а если они выпьют хотя бы грамм… — Брось, Евгений, — хитро посмотрела на него Городницкая, — скажи лучше, бежать не хочется! — Он должен куда-то бежать? — наивно спросила Вершинина и, вынув телефон, позвонила Болдыреву, — Сергей, слетай быстро до какого-нибудь супермаркета, возьми бутылку шампанского и шоколад или лучше коробку конфет. Она посмотрела на замерших в ожидании девушек. — Вам можно конфеты? Они молча кивнули. — Принесешь в триста шестую комнату, запомнил? Сложив трубку сотового, она спрятала ее в карман плаща, стряхнула пепел с сигареты в латунную пепельницу, которую успел поставить на пуфик Женька, и спросила: — Так вы говорите, у Беспаловой тоже хорошая зажигалка была? — Она ей перед всеми хвалилась, — Оксана загасила сигарету, — таких у нас не купишь! — Что же в ней было особенного? — Она, конечно, не женская была, слишком большая, — сказала Городницкая, — такая… в форме трапеции и на крышке выгравирована буква «М». Горела при любом ветре. — При ней ее не оказалось? — спросила Вершинина, — я имею в виду, когда Марию нашли в подъезде? — Кажется, нет. — Тридцатого апреля Беспалова была на работе? — Мы все были на работе, — встрял Евгений до этого отвлекшийся приготовлением кофе, — к обеду накрыли стол. Не плохо повеселились. Он подал сначала Вершининой, а потом Любе с Оксаной по небольшой чашечке ароматного напитка. — Повеселились… — задумчиво произнесла Оксана. — Вы поздно разошлись? — Да нет, часов в восемь, наверное, — Цой посмотрела на Городницкую. — Да, около этого, — подтвердила она.