Ромул покорно согнулся в коротком поклоне. Она была права. На этот раз она была права. Но сколько можно каяться в том, что вовсе не являлось его виной. Бедой, скорее, но не виной. Он искал тогда свою Лилию, разыскивал так истово, как только мог, по всей планете. А разыскал лишь Улисса, своё главное разочарование. Даже с Корой Вайнштейн он бы в итоге нашёл общий язык, если бы не Улисс. Руины Хрустального шпиля до сих пор стояли перед глазами Ромула. Несокрушимая память Избранного продолжала играть с ним свои шутки даже после начала трансформации. — Ты так и не смогла мне поверить, даже после катастрофы на Церере. Она в ответ лишь тряхнула головой. — Я поверю тебе лишь мёртвому. Да и то, сперва мне будет необходимо убедиться, что Ромул действительно мёртв. — Прежний Ромул будет мёртв уже через неделю. Тебе стоило пропустить свой рейс, чтобы в этом удостовериться. Она в ответ разве что не оскалилась. — Не заговаривай мне зубы, Вечный. — Ладно, — кивнул ей Ромул, — не будем спорить о терминах. Но ты могла бы остаться здесь со мной даже в этом случае. В ближайшие столетия я буду слаб, я стану податлив на уговоры, неужели тебе не интересно воспользоваться такой перспективой, если уж тебя настолько не устраивают мои планы? — Ловушка для соорн-инфарха, только наоборот? Ромул усмехнулся. — Отчего такая подозрительность? — Ты сам знаешь, отчего. Если Ромул открывает рот, он делает это, вовсе не для того, чтобы тебе что-то сообщить, а чтобы тебе что-то не сообщить, — с нажимом произнесла она. — То есть ты считаешь, что со своими людьми будешь полезнее там. Но поверь мне, первые полтысячи лет за пределами Сол-системы будут невероятно скучны. Выживание из последних сил вообще мало совместимо с твоими обычными играми в справедливость. — Нет, — тряхнула головой она, — это не игры. И я не отступлюсь от своего намерения зафиксировать все твои грехи, чтобы однажды предъявить тебе и твоим последователям за них счёт. — Нисколько в этом не сомневаюсь. Ксил Эру-Ильтан мне сказала то же. Да и соорн-инфарх наверняка что-то задумал. Вам, самопальным воздаятелям, скоро придётся с ночи занимать по мою душу очередь. — Тяжела ноша всеобщего любимца, не так ли? — с деланным сочувствием покривлялась она. — Я никого не прошу меня любить. Я прошу лишь принять во внимание все переменные. — А я и принимаю. Пока. И потому не вмешиваюсь. — На Церере было иначе. Снова гримаса, такая человеческая, такая человечная. — Сколько можно повторять, это был цугцванг, Ильмари остался без связи со мной, я застряла на Муне… — Все мы где-то застряли, — металлическим голосом проскрежетал Ромул. — Но последствий Бомбардировки уже не изменить. И я никого не сужу, я даже этого вертлявого ужа Ма Шэньбин с его корпорацией безо всяких условий отпустил в Галактику, хотя казалось бы. Она в ответ лишь подняла бровь. — Я, видимо, на этом месте должна понять и простить. — Нет, но прислушаться ко мне ты можешь. — Я уже прислушалась к тебе однажды. Когда спасла Ильмари из рабства, отняла его у твоего нелепого Улисса и вновь вернула ему права свободной личности. — И тем самым сделала трагедию на Церере неизбежной. Но оставим это, хотя меня всегда интересовало, почему ты принимаешь так близко к сердцу его судьбу. Только ли потому, что в нём сидит та же искра, что и у нас с тобой, и потому ты способна без труда представить себя на его месте? А все прочие миллиарды жизней, что прошли мимо тебя, они не стоят сочувствия? — Стоят, ещё как стоят. И ты со своими Соратниками даже не думай, что ко времени я не припомню вам каждую из них. — А самой себе? — И самой себе тоже, разумеется. Это называется справедливость. А ещё это называется воздаяние. — Что ж. Хотя бы на этом мы с тобой остаёмся в согласии, — кивнул в ответ Ромул. — Так всё-таки. Оставайся здесь со мной. Тебе есть, что успеть обдумать в тишине и спокойствии. Она лишь хмыкнула. — Здесь, за всеми твоими оборонительными редутами? Я останусь слепа и глуха. Нет уж. Я предпочитаю всё видеть сама. — Что ж, значит, ты выбрала редуты Барьера. Тогда прощай, Лили. — Прощай, Ренат. Всё верно. Именно так его звали, когда они впервые встретились. А ещё она была права насчёт «редутов». Развёрнутые в облаке Оорта автоматизированные сборочные комплексы вовсе не были остановлены после прибытия спасителей. Пусть Земля стараниями Ромула не излучала больше в Галактику никаких подозрительных сигналов, и тёмный лес её ужасов можно было смело позабыть, Ромулу этого было недостаточно. Что бы там не происходило снаружи и что бы ни говорил соорн-инфарх, Железная армада всё ещё рыскала где-то там. И если какой-то осколок её бездушного флота всё-таки прибьёт гравитационными волнами к этому берегу, Сол-система будет ждать его в полной боевой готовности. Для этого же Ромул оставил себе один излучатель. Не помешает. Да и на случай срочной необходимости вернуться к ушедшему в космос человечеству ему нужен был запасной план. Тем более что ещё нескоро земные крафты прибудут в некогда родной мир. Ромул сумел завершить Круг, но сумел воплотить в жизнь и то, о чём давно мечтал. Мечтал же он о тишине. Все они, Избранные, жили в своём хрустальном мире, но если все прочие, не исключая Соратников, погружались туда лишь по вящей необходимости, то Ромул утонул в нём с головой. Во всём его многоголосии, ярости и безжалостности. Хрустальный мир лишь для неофитов казался хрупким, прозрачным и податливым. Приложи малейшее усилие и он хрустнет, брызнет, потечёт и расплавится, подчиняясь железной воле Избранного. А вслед за ним вынужденно тронется с места и та физическая реальность, что всегда стоит за красочными лабиринтами хрустального мира. Обрушатся башни, сотрутся пределы, далёкое станет близким. Так, кажется, написал неизвестный Ромулу поэт за четыре сотни лет до этого дня. Ну и далее по тексту, при воздействии на хрустальный мир попавшие в его сети люди начинали слышать то, чего знать не хотели, видеть то, что не существует, удобно, если тебя зовут Ромул и тебе предстоит собрать миллиарды людей в один кулак. Не считаясь с жертвами. Не думая о последствиях. Одна проблема. Будь ты самый что ни на есть Избранный, хрустальный мир не прощает игр с собой, затягивая тебя в свои безжизненные глубины и норовя там искромсать. Одно неверное движение в недрах хрустального мира — и ты остался навеки калекой, если не физическим, то духовным. Поединок у Хрустального шпиля не просто разрушил главный символ тайной власти Корпорации, он искалечил Улисса, а Кору фактически уничтожил. Битва на Церере перепахала в итоге всю Сол-систему, но больше всего досталось самому Ромулу. Когда фактически живёшь в хрустальном мире, с годами забываешь, насколько злопамятным может быть этот мир. А ещё — насколько в нём громко и шумно. Миллиардоголосая ойкумена наполняет его глубины таким нестерпимым хаосом из противоречивых желаний, пустых мыслей и истерических эмоций, что Ромул постепенно разучился это всё слышать, тем более — различать в нём отдельные голоса. Кроме, может быть, трубного гласа его Соратников, которые и без того так или иначе подпевали ему, Ромулу. Но даже свыкнувшись с неизбежным, он продолжал мечтать о тишине, всё больше времени проводя вдали сначала от безумной Матери, а потом и от мёртвой Матушки. В космосе этот нечеловеческий вопль становился почти терпимым. Пока не случилась Церера. Больше Ромул не рисковал покидать Землю надолго. Теперь же… теперь, когда все улетели, здесь стало тихо, так тихо. Даже после начала трансформации, когда Ромулу сутками напролёт вынужденно приходилось обходиться без погружений в хрустальный мир, он умудрялся вновь научиться различать его тончайшие ноты и тишайшие голоса. Ромул размеренным шагом поднимался вдоль гребня, время от времени прислушиваясь. Вот короткий треск расколотой морозом доломитовой скалы. Вот шепчущее скольжение позёмки вдоль снежного наста. Вот пение ветра в расщелине. А вот далёкий удар плети — это оборвался от натуги стальной трос далеко внизу, в оставленном людьми Мегаполисе. Слушай, слушай напоследок. Скоро ты останешься без этих голосов. Без своего хрустального мира. Именно для этого Ромул решил подняться повыше, вот уже пять часов без остановки пыхтя в чёртовых снегоступах. Весь этот самопальный хайк был для трансформации не нужен. С тем же успехом Ромул мог спокойно улечься в биокапсулу и благополучно всё проспать. Это было нужно уходящему в небытие Ромулу. Его время ушло, его оставили друзья, его оставило человечество. Он был более не нужен на только себе, но и этой навеки уснувшей планете. Дело было за малым. Попрощаться с самим собой и позволить себе кануть в Лету. Это теперь, после трансформации, стало так просто, так до невозможности просто. От его искры сейчас почти ничего не осталось. Одно, последнее погружение.