Поиск
×
Поиск по сайту
Часть 65 из 94 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Впрочем, это уже не первая, и даже не сотая его ходка на дно эстуария, ко всему постепенно привыкаешь. А вот и его цель — в непроглядной черноте послушно засветились по сигналу «Циклопа» фосфорно-зелёные маячки по углам рабочей площадки. Загруженный под завязку «аргонавт» тоже призывно помахивал в своём секторе метёлкой хвоста. Вернер хмыкнул. Иногда эти механические зверюги начинали вести себя как живые. Впрочем, в здешних ледяных водах, где за пределами рифтов до ближайшего населённого слоя придётся всплывать километра два, если не больше, поневоле начнёшь чувствовать симпатию даже к автономным фермам придонных осадков с функцией микротомирования, в просторечии прозванных «аргонавтами» за сходство внешней скорлупы не с древнегреческими героями, но с одноимёнными ближайшими родственниками осьминогов. В общем, привыкший к одиночеству Вернер даже с плюшевым приятелем, болтавшимся на верёвочке у головной виртпанели в качестве примитивного визуализатора гравитационной вертикали, был временами готов поговорить по душам, не то что с юркими и с удовольствием идущими на контакт самоходками. Сменщик заждавшегося «аргонавта» уже деловито попискивал под брюхом «Циклопа», требуя, чтобы его уже выпустили. Дети, чистые дети. Ну на тебе, плыви. Белая скорлупа высвободившейся машины ярко вспыхнула в лучах прожектора и тут же унеслась на дальний конец площадки, прицениваясь к объёму работ. Его поджидающий на резервном питании коллега, напротив, навстречу спешить не стал, резонно полагая, что сами заберут, без внимания не оставят. Пока «Циклоп» выставлял нейтральную плавучесть и подходил ближе, Вернер успел принять отчёт и даже мельком его отсмотреть. Неплохо. Макроскопическая органика животного происхождения возрастом до тридцати миллионов лет, с хорошо просматривающимися хондробластами, плюс неплохо сохранившиеся бактериальные споры возрастом до сотни миллионов. Недурно, очень недурно. Вернер отчаянно зевнул и принялся возиться с приёмом служилого «аргонавта» под брюхо мерно покачивающегося «Циклопа». Занятие это непростое — батисфера на холостом ходу становилась предательски неустойчивой, чуть не так махнёшь манипулятором, и плюшевый не то пёс, не то хорёк тут же принимается танцевать джигу на своей верёвочке, Вернера же начинает штормить. Дайвер, которого отчаянно укачивает, это не такая уж редкость, как принято думать. Одна проблема — на глубине от «морской болезни» банальной кормёжкой рыб через борт не избавишься, тут тебя окружает два слоя прочного корпуса, сдерживающего давление в пять сотен атмосфер. Так что если будет тошнить — тошни в специальный патрубок, а то заманаешься потом отмывать да проветривать. Жаль, завистливо подумал Вернер, что мы не можем вот так, подобно нашим машинам, вольно плавать в глубине ледяных вод, ничуть не страдая ни от этого чудовищного давления, ни от прочих несовместимых с жизнью вещей вроде отсутствия кислорода. Человеку, увы, кислород был нужен, пусть здесь, на пяти «ка», и в совершенно ничтожных концентрациях. На пятикилометровой глубине один процент кислорода в лёгких тебя моментально отправит на тот свет. Все прочие привычные нам газы — гораздо раньше. Безопасная зона азота в качестве сопутствующего газа заканчивалась мгновенно. Дальше последовательно шли гелий, водород, но и они на глубине быстро становились токсичными. На пяти «ка» оставался неон, но и с ним были проблемы, так что да, приходилось дайверам по старинке пользоваться утлыми батисферами с прочным корпусом и постоянной опасностью быть смятым в лепёшку. Эх, мечтательно вздохнул Вернер. А было бы круто, как в старой фантастике, заменить лёгкие на ребризер, да и плавать вольной рыбкой в глубинах морских. Увы, кровь у нас есть жидкость, а любая биологическая жидкость норовит живо растворить в себе чрезмерное количество всяческой дряни, без которой жизнь невозможна, но и с которой на такой глубине ты гарантированный труп. Ракообразные и удильщики на рифтах, конечно, справляются, но вместо гемолимфы у них такое, что человеку без жёсткой генной модификации с таким не выжить, будь ты хоть полностью перекованный подводный мекк. Но инженерия эмбриональных клеток была всё так же повсеместно запрещена, с чем Вернер как учёный не мог не соглашаться. Это был для человечества заведомый путь в никуда. Оставалось уповать на роботехнику. «Циклоп» качнулся напоследок, закрепляя «аргонавта», после чего на малых оборотах попёр наверх. Так-то подумать, никакой Вернер ему на борту и не нужен. Автоматика справится. Но Вернер всё равно таскался к эстуарию сам. Ребята из исследовательской миссии в основном, конечно, предпочитали сидеть по лабораториям, да та же Петра, что ей эта непроглядная темень. С другой стороны, подумать так, с тем же успехом можно и на поверхности оставаться. А так будет потом хоть, что внукам рассказать. Тут был свой космос, тут царила своя тайна, свой риск. Вернер усмехнулся себе под нос. Главное на интервью ничего такого не ляпнуть. Главный закон дайвинга — стопроцентная надёжность и никакого риска. С такими оговорками спишут — и будь здоров. Рисковые парни в дайвинге не нужны. Ни в научном, ни в промышленном. С другой стороны, вот они твердят на инструктажах про безопасность, но стоит автоматике сбойнуть, кого пошлют? Правильно, человека. Потому что обычный радиосигнал в воде бесполезен, лазерная связь тут максимум на километр бьёт, остальные средства обмена вроде свердлинноволновой связи требуют антенн размером с теннисный корт. Так что если что — ноги в руки и дуй навстречу приключениям, что бы там штатный психолог не твердил. Впрочем, сегодня обошлось без них. Под бодрое похрустывание прочного корпуса Вернер провёл обычный обратный отсчёт глубины, проводил глазами край клиффа на границе между «чернильницей» и конусом Сеары, помахал издаля платочком кому-то из парней, направлявшемуся на малых парах куда-то в сторону мелководья, а сам столь же степенно повёл своего «Циклопа» в сторону рифта. Обратный путь — самое скучное, что вообще бывает в дайверской работе, только и гляди, чтобы не заснуть. Вернер обыкновенно для надёжности в кабине музло врубал. Трэш-индастриал из старых запасов. Качает так, что прочный корпус дрожит. Для достоверности по первяночке даже случилось спецом уточнить — это вообще как, безопасно? Старпом Родионыч тогда ещё у виска покрутил. Всё-то вы, биолухи, все как одно технически неграмотные. Ты прикинь в уме максимальное давление на перепонку от твоего музла, ну пару десятков паскаль, это чтобы кровь из ушей, прочный корпус его даже не заметит. Вернер в тот раз очень обиделся за «биолуха», но зато музло теперь смело врубал на полную, не жалея те самые перепонки. Да и то сказать, чем тут ещё заняться? Некоторые от скуки таскали на борт полные канистры старых дорам, которых корейцы в эпоху Великого объединения наклепали столько, что человеку теперь и за всю жизнь не пересмотреть, однако Вернер, по природе склонный к нордическому самосозерцанию, дорамы эти на дух не выносил, не то что грамотный олдскульный «металл». Главное подсигивать не начинать, а то эдак можно нечаянно и «Циклопа» раскачать. При его нешибкой остойчивости тот максимум, что было позволительно меломану на борту, это слегка трясти головой в такт завывания соляги. Тут главное не увлекаться. А то можно и сигнал опасности пропустить. Разом отрубая музло и всю сопутствующую цветомузыку, Вернер тут же накинул сетку сонара на основную навигационную панель. Сверху на батисферу что-то отчётливо сыпалось. Вода — среда медленная, это всякий знает. Но при должном везении и тут бывают поводы проявить быстроту реакции и известную сноровку. Скорость погружения носовой части «Титаника» в момент касания дна составляла 50 километров в час. Кормовой — уже под сотню. Та штука, которую нащупал сонар, снижалась всего на десяти узлах, а значит, ту сотню метров запаса, которую давал сонар, она преодолеет секунд за двадцать. Автоматика уже начала отрабатывать манёвр уклонения, но делала это слишком неуклюже, полагаясь на штатные нормативы. Срывая пломбу ручного контроля, Вернер тут же рывком сбросил давление в балластных цистернах, буквально пятой точкой чувствуя, как «Циклоп» начал с ускорением идти ко дну, разом теряя нейтральную плавучесть. Уши тут же заложило, но даже сквозь хруст продуваемых полостей было отчётливо слышно, как кряхтит металлполимер стрингеров, перераспределяя давление на внутренние слои. Ничего, потрепит, и не такое терпел. Пара лишних бар — не проблема. А вот что проблема — ходовые винты, никак не желающие сбросить маршевую скорость. Слишком толстый скин-слой воды продолжал тащить своей массой и без того немаленькую батисферу вперёд. Задний ход был недостаточно эффективным, продолжая утаскивать «Циклоп» навстречу валящемуся ему на голову предмету. Вернер бросил короткий взгляд на сонар. Диаметр пятна — не меньше полусотни. При таких размерах и скорости эта тварь неминуемо утащит батисферу за собой, а значит, какие там несколько бар, если за минуту на «Циклопе» провалиться на один «ка», никакой балласт так быстро не продуешь, да и прочный корпус сплющит так, что мама не горюй. Надо было срочно снижать парусность. Актуаторы захватов послушно взвыли, отпуская обречённого «аргонавта». Прости, парень, твоя судьба отныне — утонуть в озере жидкой углекислоты на самом дне каньона. После экстренного сброса «Циклоп» тут же стал заметно пятиться, выгребая против собственной кильватерной струи куда эффективнее прежнего. Десять метров, двадцать, сонар всё равно так медленно разводил на координатной сетке два кружочка — крошечный и огромный — что Вернер чуть палец себе от волнения не прокусил. И только когда белёсая туша пронеслась перед ним в скрещенных лучах ходовых прожекторов, он почувствовал, что отлегло. Следующие полчаса ушло на стабилизацию батисферы в непривычной для таких глубин болтанке, подъём на исходные четыре «ка» и возвращение на прежний обратный курс. Уф. Это был левиафан, дохлый левиафан. Крупный, собака, откуда только такой взялся. Вернер снова и снова прокручивал запись с внешних камер. Само по себе падение дождя из трупов на рифтах не редкость, по сути — весь тот белёсый «снег», что сопровождает дайвера в глубоких слоях океана, это суть в основном органические или минеральные остатки всякого умершего километрами выше. Всё то, что было тяжелее воды, было обречено навеки упокоиться в придонных осадках, постепенно уходя под области субдукции для глубинной переплавки в то, что однажды покажется на поверхности в виде магматических пород при извержении восходящих диапировых расплавов или же, что куда вернее, навсегда сгинет в толще астеносферы, миллиарды лет обогащая её углеродом. Да и туша левиафана тут неслучайна, эти тяжеловесы ныряют до четырёх «ка» на голом миоглобине, так что ни азоточка, ни кислородное отравление им не грозят. Нырнул старик и умер, с кем не бывает. А вот чего не бывает, так это отчётливо различимого на записи длинного косого разреза вдоль спинных мышц гиганта. Никакая глубоководная тварь такого проделать не может. Потому, выйдя ещё спустя час маршевого хода в зону прямой связи со станцией, Вернер первым делом отбил домой сигнал тревоги. В их секторе явно орудовала какая-то немаленькая саба. Маленькую левиафан, пожалуй, и сам бы огулял, приняв активность сонаров за сигнал к спариванию. Отбил, но голосовую связь от греха не стал активировать, мало ли что. Инструкции перед каждым рейсом были предельно чёткими — при обнаружении активности посторонних крафтов в районе базирования соблюдать режим тишины и прекратить всякое движение до достижения резервного запаса по газам, после чего малым ходом вернуться в док. Все над этой инструкцией ржали, какие тут посторонние на четырёх «ка». А вот, видать, такие. Впрочем, сонар никакой активности больше не демонстрировал, так что Вернер не стал дожидаться, пока углекислота из ушей потечёт, и прямиком направился к рифту. Пока сидел в переходнике, то и дело заботливо «продуваясь» да тоскливо наблюдая за стекающими по голым стенам шлюза струями воды, Вернер успел изрядно подумать над случившимся, так что когда датчик выравнивания давления у люка загорелся зелёным, а в проём сунулась озадаченная рожа Петры, настроение у него уже было окончательно испорчено. — Где старпом? — Родионыч только ускакал наверх, — Петра неопределённо помахала пальцем, — докладывать о происшествии. — Злой? — Да уж недобрый. — Понятно, — протянул Вернер. — Хотя нет, непонятно. Непонятно, почему у меня на душе не радость по поводу успешного спасения при непосредственной угрозе организму, а как будто кошки нагадили. — Только это? Кость не ломит? Кислороду дать? — Петра озабоченно полезла к нему задирать веко и смотреть роговицу, а ну как на него кессонка нашла. — Да уйди ты, богу в душу, — окончательно разозлился Вернер. — Нет уж, по инструкции положено. Давай сюда руку. Следующие пару минут Петра не без удовольствием прикладывала к его помпе манжету чтобы, тщательно послюнявив дайверский карандашик, перенести все показания на планшет. — Ну что, довольна? — Ещё как. Группа по азоту — вторая! Вернеру оставалось только вздохнуть. Злиться на Петру его надолго никогда не хватало. — Что у тебя там случилось-то? — Это я как раз Родионычу и хотел доложить. — Так он уже в курсе. А я — нет, — намекнула после паузы Петра. Ну тупой тебе попался бадди, терпи. — Мне левиафан на голову упал. — Серьёзно? — Петра как бы размышляла, шутит Вернер что ли. — Серьёзнее некуда. Мёртвый, громадный, полсотни длинной, спина распорота вдоль хребтины. Чуть на дно меня не утащил, зараза. — А, так вот чего такой кипеш, — задумчиво потянула Петра. — Если бы я груз не сбросил, был бы куда круче. Пришлось бы вам мой хладный труп ещё с месяцок по всему дну разыскивать. — Это вряд ли. Мементо мори. В смысле бесполезно это. Не было ещё случая, чтобы на маршруте пропадал дайвер, и его потом находили. Не те масштабы, чтобы поисковые усилия стоили того. — Ну спасибо тебе, обрадовала ты меня сейчас несказанно, добрый ты человек. Но Петра осталась глуха к его сарказму. Отворяя дверь во внутренний шлюз, она махнула ему, мол, проходи. Пока шла декомпрессия, оба молчали. Так же молча и не сговариваясь на выходе оба повернули во второй люк налево. В кают-кампании было тихо, там царил привычный полумрак, и только в углу тихонько возился, гремя стаканами, робот-уборщик. — Теперь, наверное, все рейсы отменят. «Аргонавты» там заманаются ждать. — Ничего, не заржавеют твои «аргонавты». У них на резервном ресурсе месяца на три хватает. Груз же их и вовсе миллион лет ждал, и ещё подождёт. Микротом при нуле не протухает. — Да я знаю. Просто бесит, что вся эта секретность работе мешает. — Кому мешает, кому и не мешает. Ты же не думаешь, что всю эту махину тут ради исследований глубин понастроили, в такой-то дали? — Эстуарий Хамзы есть природный феномен, естественный резервуар, способный нетронутым сохранять генный материал приповерхностных биомов как в оригинальном состоянии, так и в виде остаточных фрагментов, закреплённых спорами бактерий в результате горизонтального переноса, — Вернер монотонно бубнил заученный текст, как по шпаргалке, для поддержания ритма поводя слева направо указательным пальцем. — Таким образом в руках учёных всего мира оказался уникальный источник геномов и протеомов вымерших биот, что в результате дальнейшего сбора и изучения указанного материала позволит искусственно воспроизводить их в полноценном объёме, равно как драматически расширить инструментарий современной генной инженерии для производства новых жизненных форм на основе механизмов моделирующего отбора в виртуальных средах. Только тут Вернер исчерпал объём лёгких, напоследок шумно вдохнув. — И не надоело? — Нет. Надо же на чём-то дыхалку тренировать. Тем более что это правда. Чёрные курильщики, эстуарии и вулканические резервуары. Больше нам негде искать экзотические формы жизни, а такими темпами скоро уже и всякая жизнь станет экзотической. — Тебя послушать ты из этих, из климатоалармистов. Вернер устало покачал головой. — Дело не в климате. Климат на Матушке может быть любым. От криогения по Венеру включительно. Жизнь ко всему приспособится. Другое дело, что всякое подобное изменение завсегда приводило к массовым вымираниям. И человек вполне может оказаться отнюдь не последним многоклеточным в списке на выбывание. — Человек вон даже на четырёх «ка» себе живёт. Оставалось только кивнуть. — Живёт. Точнее, видишь, прячется. От чего или, вернее, от кого мы тут прячемся, если мы так уверены в своём завтрашнем дне? — Не знаю, ты мне скажи.
book-ads2
Перейти к странице:
Подписывайся на Telegram канал. Будь вкурсе последних новинок!