Одной короткой командой Русу отправил вниз тройку самых тяжёлых своих беспилотников, попутно стягивая остальную командопроводящую цепочку вниз к земле, чтобы обеспечить бесперебойное донесение сигнала. Просто так вы не уйдёте. Трёхроторные ударные «супертяжи» с размахом винтов до двадцати метров способны на местности творить чудеса управления приповерхностными воздушными потоками. А что нагнетаемый с небес дополнительный кислород ещё сильнее разожжёт пожар в месте крушения, футуц думнядзеу, то так вам и надо, сволочам. Характерные радиальные волны от снижающихся дронов побежали сначала по плотным клубам укутавшего буш дыма, а потом и по мокро блестящей растительности, там и сям раскинутой вдоль болота, в которое угодил борт-нарушитель. А вот и он сам — металлический блеск пузатого тилтвинга отчётливо выделялся на чёрном зеркале болота. И ничего он не горит, ещё одна туфта. Русу отчётливо разглядел раструбы дымовой завесы, старательно делавшие своё дело на корме долетавшегося конвертоплана. Всё-то у вас предусмотрено… жаль, команда ушла. Хотя стоп. Тут же отзумив картинку, Богдан отчётливо разглядел человеческую фигуру в камуфляжном костюме, что сидела на корточках у распахнутого в пустоту люка. Он не прятался, не бежал, не выказывал ни малейшего страха, даже от бьющих ему в лицо воздушных струй из-под роторов не морщился. А ещё у него были обычные, «родные», не бионические глаза. Ладно, уговорил, тебе сегодня дадут шанс. Медленно, с поднятыми руками отойдите от борта и повернитесь к нему спиной! Громкоговорители, выкрученные на полную мощность, своими децибелами, казалось, были готовы окончательно посрывать листву с окрестных ландольфий, но мужик в камуфляже даже ухом не повёл. Впрочем, динамически глушить внешний звук — дело нехитрое. Медленно, с поднятыми руками отойдите от борта и повернитесь к нему спиной! Третий раз Богдан повторять не станет. Гадёныш и так уже и без того его сегодня изрядно выбесил. Маслина послушно плюхнулась в паре метров от камуфляжного, обдав его с ног до головы горячей чёрной болотной жижей. Только тогда мудила соизволил подняться, но не пошёл вперёд, как велено, а отчего-то безошибочным движением обернулся на камеру, как будто зная в точности, откуда за ним наблюдали, после чего чуть склонил голову, будто прицеливаясь, потом поднял в направлении взгляда указательный палец, согнул его и произвёл как бы вращающее движение, изображая ганслингера из любимых дорам. Чёрная ярость накрыла Русу. Футуц думнядзеу, сволота, он же от тебя мокрое место оста… Накрыть эту сволочь боеголовкой с ближайшего дрона Богдан не успел, только и успев разглядеть, как начинает заваливаться картинка разом на всех подконтрольных ему дронах. Доля секунды, и потерявшие ориентацию дроны разорвали лазерную сеть, после чего Русу в уши разом набилась неприятная, шепчущая тишина. Он ничего не слышал, ничего не видел и даже веса собственного тела в глубине ложемента больше не ощущал. Он падал в пустоту, и единственным, что его сопровождало в этом падении, была беспомощная вибрация металлполимерного корпуса, сопротивляющегося набегающему под нерасчётным углом воздуху. Еэмпэ что ли накрыло? Других версий Богдан не успел придумать, его тилтвинг на полной скорости врезался в буш. XXIII. 56. Волонтёр Комунидадес Росинья пробуждалась по утрам ото сна подобно выходящему из комы больному — не столько просыпаясь, сколько возвращаясь к жизни, медленно отступая от чёрного края ночи, за которым — только непроглядный мрак вечного безмолвия. Даже холодный блеск пронизывающего в ночи человеческий муравейник блуждающего электрического света не скрашивал мертвенную безжизненность, в которую комунидадес погружалась после заката. По сути, этот рой светлячков, снующий между аляповато построенных друг на друге полузаброшенными самопальными человейниками, оставался единственной данью некогда кипевшей вокруг жизни, что оставалась заметной постороннему наблюдателю. В остальном разве что голубоватое черенковское свечение небес дождливой ночью могло разнообразить тоскливую тишину вымершей фавелы. Нет, здесь по-прежнему жили люди, чашеобразная долина у подножия Понта дас Андориньяс всё так же пользовалась своей некогда дурной славой, привлекая биохакеров, криптофармеров и прочий сброд со всего Рио, предпочитавший не маячить перед вездесущими камерами слежения корпоративных крыс, однако анархия тут на деле уже больше века была поставлена под контроль, не в последнюю очередь — по известному правилу «вход — песо, выход — два», поскольку попасть сюда было куда проще, чем отсюда потом убраться, но главное — благодаря тем самым огонькам. Не просто так самоходные летуны, накопившие за светлую часть суток заряд батарей, шуршали меж продуваемых всеми ветрами архаичных железобетонных коробок, их целью было не помочь страждущему путнику уцелеть в кромешной тьме чёрной бразильской ночи, напротив, их главной задачей было отследить и пресечь всякое движение, которое здесь происходило. Местные уже и не вспоминали, когда эта напасть на них свалилась, однако хорошо помнили те времена, когда естественная депопуляция радиоактивных трущоб достигла критических масштабов, и в комунидадес начали пустовать уже целые этажи. Освободившееся место быстро захватили варбанды почище уж позабытых здесь наркобаронов. Сначала стали пропадать люди, потом начались истории с работорговлей и перепродажей органов, не говоря уже о нелегальном рынке имплантатов и прошивок к ним. В общем, комунидадес Росинья могла оставаться независимой только пока не начинала лезть на поляну «Групо Карсо» и прочих корпораций Большой Дюжины. Да, после ядерной катастрофы второй половины XXI века каждый, кто хоть раз видел светящееся небо Рио и Сан-Паулу, мог вполне заслуженно держать зуб на корпорации, и бразильская вольница до сих пор держалась на этом консенсусе, но если корпорациям даже ненарочно наступали на любимую мозоль, те в ответ жёстко давали отпор. Так на территории комунидадес Росинья однажды появились эти огоньки. И теперь люди начали пропадать уже среди самих киберпартизан. Точнее, машинам было всё равно, кого хватать. Мишенью могли посчитать любого, кто нарушил никем не объявленный комендантский час, так что стоило солнцу зайти за край Понта дас Андориньяс, фавела тотчас вымирала. Почему дроны не озоровали при свете дня было понятно — формально их здесь не существовало вовсе. Какие дроны? Вы их лично видели? Огоньки и огоньки, элемент местного декора, народный колорит, так сказать, относящий нас к верованиям старины, иль дейа де лос муэртос, все дела. Власти обеих соседних агломераций всё устраивало, формально никто ничьи права не нарушал, люди, опять же, со временем пропадать перестали. Ну, если им хватало ума не высовывать из дома носу после заката. Элинор не удивилась бы, узнай, что дроны попросту в итоге забыли отозвать, поскольку за столько лет подобного уклада в границах комунидадес Росинья среди оставшегося здесь населения (а сколько их там было, поди тысяч десять?) не сыскалось бы ни единого человека, кому не хватило бы ума банально запереться на ночь и не отсвечивать. А всякое противоправное дело и днём проворачивать не мудрено. Нейростимуляторы, банальная наркота, палёная аугментация и незаконная стиму-техника, любые подпольные манипуляции и телом и мозгом, только кредиты неси. Уж третье поколение местных только этим и жило, нимало не смущаясь стрёмным ночным соседством. Впрочем, подобный график спустя годы и десятилетия изменил постепенно сам ритм местной жизни, если соседние комунидадес и традиционные (считай — подконтрольные корпорациям) агломерации привычно жили в практически круголосуточном режиме потребления информации и ресурсов, не деля особо день и ночь, то Росинья с рассветом спешила произвести самой себе экстренную реанимацию, чтобы успеть за светлое время то, на что у всех уходили все 24 часа в сутках. Элинор, разумеется, в этом от резидентов ни в чём не отставала. Стоило солнцу заглянуть под ставни, как она тут же спешила оживить командой всю свою небогатую домашнюю технику. Проветрить застоявшийся на ночь воздух, сварить кофе с соевым молоком, разогреть мороженую галету с яблочным джемом, показать последние новости. Последнее было скорее данью традиции, за те тридцать лет, что Элинор здесь пряталась, ей давно следовало бы уже привыкнуть, что новости из-за пределов комунидадес Росинья, будто даже соседний Рио, никогда не повлияют на местный уклад так, как например обрушение очередной изношенной башни или же скоропостижная кончина пресвитера местной церкви Всех святых. Падре и правда давно и жёстко кирял, и вообще дела свои вёл безобразно, засыпая посреди мессы и регулярно оставляя паству без запасов причастного вина, но местные его любили, а вот нового из конгрегации ещё неизвестно когда пришлют, мадре миа. Местные же новости никогда не прочитаешь в инфосводках. Да и с чего бы кому-то интересоваться, что здесь творится. Комунидадес Росинья для остального мира останется просто очередной опухолью на теле Матушки, территорией бесконтрольной, хаотической, оторванной ото всех глобальных процессов. Тут умели выживать исключительные аутло, да и кто ещё решится остаться рядом с одной из самых заражённых территорий всей Латамерики, не считая разве что северо-запада мексиканского Бордера. Только те, кому нечего терять. Ну или те, кто точно знает, чего ищет. А что искала здесь сама Элинор, кроме свободы? Точно не новостей из внешнего мира. Фид послушно погас, галета съедена, кофе выпит. Пора выдвигаться, время дорого. Но стоило ей активизировать силовые агрегаты, как раздался тревожный перезвон снизу. Элинор нахмурилась, разворачивая картинку с припрятанной у входа камеры. От ранних гостей здесь ничего хорошего ждать не приходилось. Да и то сказать — обычному резиденту комунидадес Росинья не полагалось знать, где Элинор по ночам прячется, не то тут в белый день очереди поди начнут скапливаться. Впрочем, всё оказалось проще — у двери, потупясь от неловкости, поджидал Иларио. Со вчерашнего дня, когда они расстались у капота «Абриго», его внешний вид что называется претерпел. Под глазом наливался свежий фингал, а бионический протез покоился теперь под мышкой, мелко подёргиваясь и показывая в пространство не то кулак, не то фигу. — Элинор, ты там? — Чего тебе, Иларио? — Захвати, будь добра, ремблок, в нашем поди реактивы протухли. Элинор вздохнула. Будто не хватало им возни с приходящими каждый день под окна «Абриго» болящими, так ещё и собственный медбрат работы подкинуть норовит. Надо бы его для порядку заставить пару дней потаскаться безруким, да какой в подобном виде из него помощник. — Ладно. Жди там. Ещё не хватало наверх попрётся. Элинор обернулась. Пускать в своё логово посторонних она никак не планировала. Да и свинарник тут тот ещё. Силовая послушно взвыла, набирая мощность. Захлопнув лицевую пластину, Элинор одним прыжком махнула через перила, запуская ранец лишь полусотней метров ниже, у самой земли, обдав при приземлении помаргивающего Иларио горячим пыльным потоком воздуха. — Пошли, чего стоишь. Всучив медбрату полдюжины кассет от ремблока (каждая по полкило, пусть мучается, тащит), Элинор поудобнее перехватила коробочку ядра и бодро зашагала вперёд, не оборачиваясь. Пусть его поспевает. Путь от засквоченной ею заброшки до небольшой площадки между домами, где они последнее время парковали серебристую тушу «Абриго», занимал минут пятнадцать, не больше, можно было и на своих двоих пройти, сэкономив драгоценную смазку роторов Кутта-Магнуса. За ней приходилось мотаться в Рио, на что, в обход блок-постов, уходил весь день, отчего страдали пациенты, так что Элинор своим преимуществом в смысле мобильности пользовалась редко, сегодняшний нарочитый прыжок был скорее продиктован необходимостью напомнить балбесу, кто здесь главный, чтобы в следующий раз дважды подумал, прежде чем к ней домой переться, да и тащить в руках дурацкое ядро по тёмной лестнице не было никакого желания. Тут же — и солнышко светит тёплое между покосившихся коробками фавелы, и дороги тут у них вокруг почищены, иди себе и иди, посвистывай. Из ближайшей подворотни на звук шагов привычно высунул изъязвлённую морду старый, побитый жизнью, но всё равно довольный собой собак Плуто. Пошарив в наплечной сумке, Элинор молча кинула жутковатому пёсе капсулу комбижира пополам с белковым концентратом из запасов «Красного креста». Человеку жрать подобное было небезопасно, а болезным двортерьерам всё лучше, чем совсем с голоду подыхать. Плуто приветливо лязгнул в ответ немногими оставшимися зубами да и убрался обратно к себе в логово. Вот и молодец, хороший мальчик. А вот показался из-за поворота и сияющий на солнце серебристый бампер «Абриго». В отличие ото всей окружающей действительности, их салон-вагон не пытался стать по возможности незаметнее, напротив, в их открытости и состоял самый смысл происходящего. Каждый, кому в округе требовалась помощь, мог прийти сюда открыто и без оружия, если же ты имел желание ещё и поработать тут на общественных началах, тебе тем более были здесь рады, не спрашивая айди и не требуя сперва пройти дактилоскопию. Воровать у них всё равно особо нечего — все лекарства варились под заказ, оборудование же чужаков попросту било током. Повандалить, конечно, всегда можно найти способ, вот только зачем? Опять же, резиденты комунидадес Росинья «Абриго» знали и работавших там обижать бы не позволили, будь то самый распоследний нейрокоман. Сегодня ты вломишься сюда во время прихода, а завтра кто тебя с ломки снимать будет? Не то чтобы все тутошние барбудос были шибко сообразительные и гораздые строить планы на завтрашний день, но на подобную логику силушек у них всё-таки хватало. О, а вот и один из самых отъявленных. Под дверью уже маялся со сморщенным лицом Пита. Давненько его не было, Элинор уж подумала, что помер, но нет, смотрите, снова-здорово. Этот применял любые мозговыносящие прошивки аугментации, до каких только мог дотянуться, как только себе неокортекс вкрутую до сих пор не сварил. — Опаздываете! — с укором в голосе поприветствовал подошедших Пита. — И тебе не хворать, мил человек, — Иларио умудрился не отстать и теперь аккуратно выгружал вожделенные кассеты в тенёчке, где у них было расставлено чего-то вроде смотровой — ростовые пластиковые ширмы полукругом. «Абриго» был достаточно габаритным для размещения внутри всего необходимого, но вот приём пациентов приходилось вести прямо так, на свежем воздухе. Опять же меньше соблазну попытаться что спереть. — Чего опять случилось? — Элинор из вежливости вернула лицевому щитку прозрачность, Пита обыкновенно нервничал, когда не видел глаз собеседника. — Руки третий день трясутся страсть. И тут же продемонстрировал, расставив перед собой обе пятерни. И правда, колотило его преизрядно. — Завязывал бы ты с виртреалом. Поди опять там вселенную спасал от нашествий?