Чёрный силуэт извивом змеи сбросит с себя сковывающие его цепи и поведёт человечество на новый круг. Желает оно того или нет. Нечеловеческий, глухой крик хлестнул по толпе, отбрасывая её прочь. Передние ряды протестующих смяло и поволокло. Падали люди, кричали женщины, в толпе начали мелькать первые окровавленные лица. Жильбер с необъяснимым спокойствием вглядывался в эти выпученные глаза и раззявленные рты. Завтра они всё это забудут, как страшный сон. Толпа разбежалась, он же продолжал стоять перед бесконечным колодцем. Новая, незнакомая мысль тревожила Жильбера, вытесняя прежние страхи. Не так, это делается не так. У слепого канатоходца нет шансов, однажды он обязательно оступится, несмотря на всю свою внутреннюю силу. Нельзя балансировать чёрный колодец мультиверса и одновременно искать путь в будущее, в чём бы не тот ни состоял. Должен найтись тот, кто стоя в стороне, будет способен видеть незримое, подсказывая титану, попирающему небеса, куда именно те склоняются в данный момент. Жильбер очнулся посреди опустевшего проулка, с явным неудовольствием разглядев рядом с собой потную физиономию тяжело дышащего Рияда. Видать, тоже угодил в толпу. — Дерьмовый денёк. И вам не хворать. Жильбер обернулся к небольшой лестнице, что вела к главному входу. Там уже никого не было. Ни чёрного силуэта, ни кого-нибудь более приземлённого. Но нет. Ему не привиделось. Такое не могло привидеться даже в недрах самого мрачного бэдтрипа. Жильбер же не употреблял вовсе. Неужели всё это — банальное сумасшествие, бредовые видения саморазрушающегося сознания. Брать срочно академотпуск и идти сдаваться эскулапам? Говорят, на медфаке сильнейшая во всей стране школа психиатрии, все самые видные светила там преподают. Пускай на его, Жильбера, материале какой-нибудь интерн работу напишет. Но нет, он не хочет для себя такого. Потому что вот так слить в унитаз случившееся с ним откровение — в этом сквозила какая-то отчётливая слабость. Простой путь, который всегда можно проделать, до конца дней оставшись полу-овощем под гнётом антипсихотиков новых поколений. Простой и незамысловатой шестерёнкой вместо точнейшего инструмента на службе вселенского баланса. Всегда успеется. Главное поменьше на рабочем месте дёргаться. Впрочем, теперь Жильбер был способен видеть чёрную колею, проходящую через него самого. И не бояться. Привычно-успокоительная механическая последовательность действий при проходе через шлюз. Знакомый стерильный стол. Гладкий пластик клавиатуры, едва различимый через перчатки. Никак не дающаяся сборка. Если так подумать, он тоже мог двигать реальность. Не на глобальных масштабах, но в своём собственном уютном углу. Теперь он видел, пусть едва-едва, на грани различимости, куда должно быть направлено общее движение. И если посмотреть на формулы конформации под этим углом, становилось куда проще замечать собственные ошибки. Вот же, лишний квадрупольный момент магнитного вихря. Теперь понятно, почему нить обрывается на другом порядке величин. Жильбер кивнул сам себе, тут же заметив ещё две ошибки. Как говорил их преподаватель квантмеха профессор Орси, когда ему указывали на то, что тот на лекции в своих формулах ошибся в знаке, — «вы хотите сказать, что я ошибся в нечётном количестве мест?» Ничего. Большинство ошибок вполне можно исправить. Главное, чтобы слепой канатоходец продолжал двигаться вперёд. А Жильбер ему поможет. Пока расчёт конформации валидировался на входе в когерентный блок, Жильбер продолжал размышлять о своём. Сложная, почти неразрешимая дилемма. Как сам человек, без посторонней помощи может отличить плод собственного больного сознания от яви, а психиатрический сбой от истины? Подумать, так и никак. Слишком зыбкими были основания для веры в себя. Реальность есть реальность. В ней существуют материальные объекты. Существует эта лаборатория. Существует гетеросталь. Существует его крохотная квартирка на третьем этаже уютного старого дома в полутора кварталах от кампуса. Существуют «жилетные» манифестации, глобальное потепление, вечно ворчащая Британия и вечно жадная Америка, лето и зима, лето с друзьями на озере, родители, братья, зачем-то названивающая раз в полгода бывшая. Всё это существует. А как доказать самому себе существование того, что существует где-то между ним и чёрным колодцем времени? Сколько туда не вглядывайся, ничего не изменится, он останется всё такой же беспросветной пустотой, наполненной лишь бесконечными отражениями этой реальности, до которых ни дотянуться, ни докричаться. Но погодите. Тут Жильбера осенило. Изначально он видел там не себя, но сокрытого в тенях титана. Воображаемого или реального, не важно. Он видел там не себя. А значит, если есть на свете подобные ему психи... То рано или поздно он увидит в бесконечной череде собственных отражений нечто иное. Другого перепуганного пагубной изменчивостью собственной реальности хранителя, его ментального близнеца, существующего в той же части мультиверса, который точно также, как и он, здесь и сейчас с надеждой глядит на слепого канатоходца, пытаясь ему помочь. Пожалуй, вдвоём они справятся лучше. Для успешной триангуляции в трёхмерном пространстве требуется минимум четыре базовых станции. Отчего у него в голове мелькнула эта невесть что означающая цитата? Четыре так четыре. Он будет искать, и найдёт. И тогда они будут готовы. Жильбер рывком убрал со своего лица довольную улыбку. Поверх мониторов за ним внимательно наблюдал из-под насупленных белёсых бровей Рияд. И чего прилепился, раньше от него даже дежурного «бон нуи» на выходе из чистой зоны было не дождаться. — Проверь сборку. Кажется, у тебя получилось. Ах, вот оно что. Сейчас проверим. XXI. 24. Курьер Капсула мне досталась у окна, но что толку — юго-восточная ветка большую часть времени шла по тоннелям, ловить же редкие проблески ночных огней за бортом мне и вовсе было недосуг, так что как только состав повернул за Верденом, я тут же выкрутил прозрачность стенок капсулы до минимума, тронул выжидающе горящий готовностью сенсор помпы и тут же забылся мёртвым медикаментозным сном до самого прибытия. Разбудивший меня информатор холодно сообщил, что уже пять утра, до прибытия остаётся 12 минут. Сон под седативными — то ещё удовольствие, каждый раз пробуждаешься бодрячком, как после чашки крепкого кофе, но голова всё равно чумная, будто спал ты в донельзя удушливом помещении, да ещё и в мокром гидрокостюме. Отключив приватность капсулы и оглядевшись по сторонам, я не приметил ничего подозрительного. Пассажиры первого класса с невольным видом возились со своими портпледами, кто-то уже по привычке нацепил лицевую маску респиратора, явно торопясь на выход. Последуем их примеру, это для систем распознавания лиц пластический грим годится при любом освещении, живому человеку при косом взгляде вполне может показаться, что едва заметная кукольная бледность или слегка пластмассовый отблеск на лице соседа по капсуле выглядит нездорово — в наше время и куда меньшее потребует немедленного вызова стюардов. Как говорится, лучше не лезть на рожон. А так, ну да, законопослушный гражданин соблюдает предписания, не рискуя лишний раз выдыхать свои недостаточно стерильные испарения в общественную систему воздушной рециркуляции, надёжную, но стопроцентной гарантии всё-таки не дающую. Вот, смотрите, и перчатки я в салоне не снимал! Нарочитым разминающим движением мои пальцы сцепились и расцепились, окончательно отвлекая посторонних от моих нарочито сонных глаз за стеклом забрала. Состав вынырнул из последнего тоннеля у самого Иннсбрука, на пару секунд показалась петляющая по камням речушка, чтобы тут же скрыться за сотами дебаркадера. Прибыли. Сжав в кулаке заветный газовый баллончик, я незаметным движением забросил его под сиденье и только после этого покинул капсулу. Заметать следы нужно тщательно. Аккуратно продвигаясь вперёд с соблюдением социальной дистанции, я в который раз порадовался, что не пришлось брать с собой кофр. Тут пожалуй ещё час времени потеряешь, прежде чем все формальности соблюдёшь, досмотры-осмотры, биопаспорта, а что у вас тут такое подозрительное в ампулах? А так всего и делов — дождаться своей очереди, поднести плечо к сканеру, дождаться, пока помпа обменяется данными иммунного паспорта, и проходи через ворота биосенсоров да гуляй себе в пределах отведённого периметра. Прислушавшись к себе, я не без удивления сообразил, что до сих пор ничего не ощущаю. Знать, накачали меня по самое не балуй. Тем не менее, будем поторапливаться, это счастье ненадолго. Благополучно покинув здание вокзала, я тут же нырнул в ближайшую арку, уверенно пробираясь заранее вызубренным маршрутом к мосту на тот берег. Там до сих пор сохранялась анархия частной застройки, куда не дотянулся с борьбе за здоровье граждан трудолюбивый муниципалитет со своими сканерами. На мосту через Инн, конечно, меня ещё раз проверили наверх пропускные воротца, мигнув зелёным скорее с удивлением, нежели с охотой. Надо же, не местный, а карантинные ограничения на него не действуют. Видать, часто сюда мотается, давно всё оформил, как надо. Так, а вот и та самая кирха. Помню, десять лет назад мы с братом здесь зимовали. Лыжи, тирольские рефуджио, термы, кабаки. Эх, были времена. Ключ оказался на месте — первая дверь от винтовой лестницы на втором этаже налево, рядом с ней мини-сейф с простецким кодовым замком. Внутри было тепло и уютно, самое время лечь да ещё поспать с дороги, и будь на моём месте тот, за кого я себя выдавал, он так бы и поступил. Увы, мой путь здесь только начинался. Первым делом я сорвал с плеча помпу. Та удивлённо пискнула и погасла. Глядя, как её корпус корчится в углях камина, я достал из бокса аппликатор с антидотом, наклеивая его себе за ухом. Как отработает, сам отпадёт. Лицо тут же начало неприятно колоть. Вот и отлично. Отныне я вновь буду сам собой, а не малознакомым мне носителем набора рекомендуемых иммунных ответов. Хотя, если так поглядеть, именно это меня сюда и привело. А вот и моя физиономия в зеркале. И правда, уже почти похоже. Особенно этот некстати проступающий на щеках горячечный румянец. Теперь мне в город путь заказан. Собственно, в любой город севернее Туниса. Не очень-то и хотелось, я вам не грёбаный биотеррорист из-за Урала. Сумка с вещами была припасена заранее, спасибо слаженной работе экстренной команды сопровождения, осталось переодеться и можно двигать. Термобельё под обычные джинсы, водолазка, шапочка, лёгкая куртка в салон, разумеется, перчатки и маска респиратора — чтобы лишний раз дорожные камеры не нервировать. Остальное наденем по приезде. На улицу из квартиры выходил уже совершенно другой человек, даже походка изменилась, никакая камера не распознает. Машина меня ждала тут же за углом. Заряда в оба конца, единственное разложенное кресло загодя укрыто одноразовым чехлом. Заботливый местный каршеринг. Только зря всё это, машина эта назад в парк уже не вернётся — автоводитель досадно крякнул, когда я накрыл его управляющую панель внешним контроллером. Автономность автоводителей особенно необходима в горах с их сложным рельефом и неустойчивой связью, тем проще их взламывать. Часа через два, пожалуй, уже и искать начнут, но мне того довольно. Машина тут же тронулась с места. Даже не дожидаясь, пока я введу координаты и пристегнусь, и даже не прочитав предварительно лекцию о необходимости использовать маску и перчатки на протяжение всего пути. Зато без спросу включила какое-то местное разговорное радио, которое принялось вещать мне по-немецки с непередаваемым тирольским акцентом про успехи международной миссии «Артемида», которую на деле самолично вывозит кудесник Илон Маск. Да и пусть его разговаривает, спать мне всё равно уже нельзя — надо поглядывать по сторонам, да и ехать тут ровно сто километров, за час пожалуй и обернёмся. Автоводитель тем временем успешно вышел на непривычно пустую трассу, что тянулась на всём протяжении долины Инна. Когда-то тут в правом ряду ползла непрерывная вереница из фур. Теперь, когда сперва дизельные движки запретили, а потом закрыли сухопутную границу со Свиссом, возить тут стало нечего. Да если так подумать, поди все деревни на запад от Инссбрука уже наполовину опустели. Что людям там делать? Заново учиться коров пасти? Не думаю. Границы четыре года назад как закрыли, с тех пор тут тихо. И если первый год-два ещё как-то была надежда, то после вспышки «чёрной смерти» в соседнем Лихтенштейне в рекабре двадцать второго даже самые уверенные в том, что всё скоро вернётся на старые рельсы, начали понемногу смазывать лыжи в сторону равнинной Австрии, попутно доделывая иммунные паспорта и оформляя от Евросоюза грант на релокацию.