— Потому я вынужден был вас предварительно слегка расспросить. Да и то сказать, беседа, как мне кажется, получилась довольно любопытная. — И всё-таки, вы курьер. Не расскажете, что вы, хм, мне тут доставили? — Не вам, точнее, не совсем вам. Груз, к слову, уже у вас в номере, в том самом гермоконтейнере. Только не вскрывайте его до прибытия, во-первых, внутри всё очень хрупкое, а во-вторых, там довольно сложная защита, чтобы обойти таможенные биосканеры, потому, повторяю, не лезьте туда раньше времени. А не бонбу ли этот Курт Новаку решил подсунуть по простоте душевной. — И что же это? — Хлорелла. Несколько колоний на все случаи жизни. Новак ничего не понял, но виду постарался не подать. — Это, кажется, такая водоросль? — Это не просто «такая водоросль». Биотехнологические лаборатории Корпорации разработали особые, максимально производительные и жизнеспособные моноклональные линии, избавленные от паразитов, неприхотливые по части условий, в особенности что касается радиации, идеально переносящие гибернацию, максимально простые в обслуживании и оптимизированные на преобразование углекислоты в биомассу. Даже на широтах Папы — вы ведь так Юпитер называете? — им достаточно света для активного фотосинтеза. — Но погодите, это всё означает… — Да, в среднесрочной перспективе — полноценную колонизацию Пояса. Марс бесполезен, на нём относительно хорошо с водой, но в целом там человеку нечего делать в обозримом будущем. Нам нужно двигаться дальше. — Вам? Новак постарался придать своему голосу максимум сомнений. — Не нам. Вам. Дылдам. Внешние трассы нужны Матушке куда больше, чем вы можете себе представить, но вы сами заинтересованы в этом куда больше. Колонизация означает, что вы будете свободны от контрактов. Вы сами сможете осваивать неограниченные ресурсы Пояса. — Потому вы и подвели меня к вопросу, способны мы прожить без Матушки. — Не только, я хотел узнать, хотите ли вы этого. — Ну хорошо, внизу нужны ресурсы, наверху нужна самостоятельность, но когда это будет, сколько лет пройдёт, а главное — зачем это Корпорации. Курт пожал плечами. Как показалось Новаку, вполне себе искренне. — Некоторых вещей я не знаю. Так ли это важно? У вас в руках будущее Пояса. Новый фронтир. Вы против такого развития событий, вам нравится трудиться по контракту… дайте угадаю, «Релайанс», а затем «Групо Карсо»? Как же. «Угадал» он. Просто кое-кто слишком много про него, Новака, знает. — Так нравится или нет? Ладно, не буду вас больше мучить. Вы, наверное, устали после перелёта, идите, поспите, подумайте. Ваш обратный рейс через 72 часа. Церера. — Откуда вы… Впрочем, Новак уже ничему не удивлялся. Впрочем, Церера так Церера. — Вас там разыщут. Передайте культуры и ждите результата, работайте, как работалось. Но помните, рано или поздно мы вам тоже пригодимся. Не внешникам вообще, а персонально вам, Лео Новаку. Если что — мы поможем. Распомогались, ишь, помогатели. — И ещё, — Курт пристально, с тяжёлым нажимом посмотрел Новаку в глаза. — Не забывайте всё-таки следить на новостями с Земли. От них зависит в том числе и будущее внешних трасс. И тут уже Новак не выдержал. — Как же вы все достали с вашими новостями! Ну колитесь, «чрезвычайку» в Кабеусе потому и врубили, да? Почему ваши проблемы всегда дотягиваются до нас, а о наших вы и не слышали! — А вы взгляните, сделайте милость, я вас не тороплю. Сдаваясь, Новак активировал виртпанель. Внешники вообще не любят ими пользоваться, почитая за придуманный внизу искусственный способ отгородиться от себе подобных, на дальних же трассах и скучать некогда, и каждый человеческий взгляд наперечёт. Что же там у вас за дела вни… Новак листал и листал подборки видеофрагментов с минималистичными комментариями и не верил своим глазам. Этого не может быть, это же безумие какое-то, вы люди или кто вы? Подняв глаза на Курта, Новак машинально откашлялся, прочищая горло. Жаль, односолодовый давно кончился. — Что у вас там творится? Курт смотрел в ответ твёрдо и безэмоционально. — В глубинные водоносные слои Северной Африки и Аравийского полуострова из-за подъёма уровня океана начала поступать морская вода. Стремительное засоление территорий, где проживает до четырёхсот миллионов населения. Опреснительных установок слишком мало, не хватает также мощностей электрогенерации. Люди бегут с обжитых мест на север, через море, но там их не ждут с распростёртыми объятиями, сами понимаете, прибрежные карантинные лагеря беженцев переполнены, стены вдоль южных аррондисманов закрыты. Вчера одну из стен попытались подорвать, был открыт ответный огонь. — Но значит… Курт кивнул. — Значит, новая война. Вряд ли на этот раз она будет локальной. И вряд ли победоносной. Это вам не Сорокадневная война. Но хуже другое. Большинство этих людей теперь обречены, если им не поможет ваш тригелий, ваш литий, ваши водородные изотопы. Мунных ресурсов слишком мало. Вот почему вы нужны нам. И вот почему мы хотим быть нужными вам. Безумие, какое-то безумие. Люди, крошащие друг друга из-за банальной воды и чёртовых иммунных ограничений. Что стало с Матушкой за то время, пока его не было дома? Новак покачал головой. Надо же, он назвал Землю «домом». Смешно. Смешно и горько. — Но вы же понимаете, что если этот хаос выплеснется сюда, а он обязательно выплеснется, никакая ваша хлорелла не поможет. Курт кивнул и засобирался. — Вот потому я вас так быстро и покидаю, Лео. Отдыхайте, набирайтесь сил, пока есть время, нам всем предстоит немало потрудиться. XXI. 40. Соратник Со стороны побережья снова надвигалcя шторм, но не это беспокоило. Порывы пропахшего гнилью водорослевых матов ветра здесь, на твёрдой земле уже не представляли собой никакой опасности. Ну промочит тебя снова, обычное физическое неудобство не шло ни в какое сравнение с той угрозой, какую представляли порывы ветра посреди колышущегося под тобой моря. Вот когда ненадёжная пузырящаяся сероводородом опора может в любой момент разойтись под твоими мокроступами, то поневоле начинаешь прислушиваться к каждому дуновению. Фигура долговязого мужчины, замершего у обрыва каменной гряды, невольно покачнулась в такт незримому прибою. Влево-вправо, морская качка преследовала морехода даже на суше. Ну, полно. Фигура отошла от края, спустившись ниже. Что-то сенатор задерживается. Или того хуже — решился сменить полётный маршрут. Опреснительная станция — в паре тиков западнее, над ней бесполётная зона, но на восток бери сколько угодно. Вот это беспокоило куда сильнее. Фигура повела головой из стороны в сторону, как радаром. Неловко выйдет, если весь этот путь сюда был проделан зря. Пантеллерия осталась в сорока километрах на северо-восток отсюда, финальный переход народов моря во времена карфагенского расцвета, пограбить и назад, однако в наше время за двое суток преодолеть этот участок без поддержки с воздуха, скрываясь от патрульных дронов — уже само по себе подвиг. Сколько народу здесь утонуло в попытке перебраться на тот берег. Моторные лодки завязали меж смыкающимися водорослевыми просветами, рвались об острые края частых здесь скальных выступов борта «зодиаков», да если кто и добирался, не перевернувшись в очередной шторм, любой нарушитель крупнее чайки отслеживался на подходе, а там уж держись. Со времён начала Войны за воду стрельба на этом берегу не переставала даже несмотря на её формальное окончание, оставаясь своеобразным эхом затянувшегося конфликта, в котором все были против всех и все — сами за себя. Люди продолжали гибнуть даже не от рук других людей, пусть отупевших от бесконечной и бессмысленной мясорубки, но гибли автоматически, руководствуясь хладнокровными безжалостными алгоритмами защитных систем. В теории, гашетку в итоге прожимал, принимая решение, живой человек, но это в теории. И никому, никому из несчастных беглецов за все эти годы не пришло в голову двигаться не на север, к чёрным стенам далёкого и такого вожделенного для них Мегаполиса, а в обратную сторону, навстречу солёной пыли мёртвой Сахары. Но перепачканная в подсыхающей бурой водорослевой слизи поверх гидрокостюма человеческая фигура проделала именно этот самоубийственный фокус, пешком, в одиночку. Об этом ясно говорила тянущаяся к ней от самого побережья цепочка следов, которые всё не спешил окончательно замести ветер. Впрочем, так далеко разведботы опреснительной не залетают, а с эшелона следы не заметишь. Фигура меж тем и не собиралась прятаться, пройдя суть вперёд, она выбрала небольшой участок, свободный от крупных валунов, привычным жестом воткнув туда пилон маяка и отходя в сторону. Прибудет сенатор вовремя или нет, а порядок действий у него теперь всё равно един. Водорослевый налёт окончательно высох, и теперь порывы ветра будто выбивали из фигуры клубы бурой пыли, она будто начала дымиться, напоминая себе, что пора избавляться от гидрокостюма. Куртка с капюшоном упряталась под камнями, оставляя на ветру трепаться спутанную чёрную шевелюру мужчины. Вынутая из рюкзака бурая походная хламида свободными складками легла на плечи, если добавить к этом сандалии на босу ногу и серого цвета плотную тканевую юбку — не отличишь от местных, будто то двадцать первый век нашей или шестой век до нашей эры. Впрочем, совсем уже неузнаваемая фигура предпочла подобному ретро обычные тёртые джинсы и такую же джинсовую бейсболку с иероглифом NY на лбу. В подобном виде мужчина уже сошёл бы за своего хоть на азиатских продуктовых рынках, хоть в южноамериканских комунидадес. Моложавого вида, средних лет, смуглое лицо выдавало в нём человека, часто покидающего стены Мегаполиса. Универсальная, непритязательная внешность гражданина мира. Вот только здесь, на руинах поверженного Карфагена, он смотрелся странно. Не потому, что был неправильно одет, а потому, что зачем-то забрался так далеко в пустоши, один, без воды и транспорта. То ли кто из персонала опреснителя заблудился, зачем-то покинув территорию, то ли местный, поджидающий своих перед очередным нападением на посты внешней охраны. Впрочем, ни тем, ни другим мужчина выглядеть не стремился. Он не метался между, пытаясь выискать заветный ориентир на побережье и попутно морщась от вони разлагающихся водорослей, и не нырял в тени, прячась от случайной воздушной разведки, углядевшей подозрительное движение вдали от периметра. Нет, он просто уселся на самом припёке и стал ждать, даже не оглядываясь на оставленный им посредине площадки маяк.