– Боюсь, что демонстрация созданного мной эликсира не даст вам сейчас ничего, – ответил брат Авделай, вытащив из внутреннего кармана камзола небольшой пузырёк, который поставил на стол. – А результаты применения моей медиамы, так я назвал созданное мною лекарство, станут заметны лишь через год. – От какого же недуга должна избавить человечество ваша микстура? – поинтересовался полный священник. – От извечного спутника приближающейся старости – седины, – ответил брат Авделай. – А чтобы вы не усомнились в этом, я принёс с собой несколько флаконов, – и он достал и поставил на стол ещё три пузырька. – Разбавляя этот порошок по унции на один мерный кубок, давайте полученный напиток сильно поседевшему человеку в течение года, и вы заметите, как он избавится от седины навсегда. А в подтверждение того, что он не несёт вреда, я выпью целую порцию, сей лекарственной смеси прямо перед вами. Брат Авделай наполнил водой из графина мерный медицинский кубок, взвесил на чаше аптекарских весов несколько гранул порошка из флакона, и, добавив их в воду, одним залпом опустошил сосуд. Священники между собой перешепнулись и один из них, тот, который был полнее остальных и сидел посередине тройной стасидии, встал и сделал в огромной книге, лежащей на проскинитарии, какие-то пометки. – Мы проверим ваш порошок, можете занять место в зале, – сказал он громко и тут же добавил, – хотя практической пользы в вашем изобретении мы особо и не увидели, так как такое явление, как седина, навряд ли можно назвать недугом. А применение данного лекарства, скорей всего будет пользоваться спросом лишь у великовозрастных дам. Но, тем не менее, год вам зачтён, и мы надеемся, что этот своеобразный способ омоложения принесёт вам, а, следовательно, и нам, в будущем хороший и стабильный доход. Брат Авделай вздохнул и немного сконфуженный критикой в свой адрес, подобрав плащ и шляпу, спустился с кафедры в зал. – Вызывается брат Ескендир, – назвал имя следующего брата, полный священник. На этот раз на кафедру вышел более зрелый человек. Скинув с себя шляпу, он открыл свой весьма высокий лоб, частое свидетельство ума и интеллекта, и рассыпал до плеч свою густую шевелюру вьющихся волос. А его тонкий нос с горбинкой, выраженный взгляд и выступающий подбородок с ямочкой нещадно выдавали в нём аристократа с положением. – Вашим заданием служило изобретение медицинского инструмента, – напомнил ему священник. – Кажется, в прошлый раз вы удивили нас своей научной работой по описанию головного мозга. Обрадуйте же нас и теперь. – Вот, – вытащив из внутреннего кармана какую-то трубку, которую он протянул священнику, произнёс брат Ескендир. – Что это? – вертя переданную ему вещицу в своих руках, спросил его священник. – Это трубка для прослушивания ударов сердца, – горделиво пояснил брат. И, через секунду добавил: – Надеюсь, в её практическом применении у вас не возникнет сомнений. – Да-да, – пробормотал священник, и, подойдя к брату Ескендиру, наладился приложить трубку к его сердцу. – Вы позволите? – Ну конечно, – выпятив грудь колесом, ответил брат и даже распахнул немного кафтан. Простояв пару секунд в позе слушателя сердца через новый прибор, священник выпрямился и громко произнёс хвалебную речь, в довершение которой, помахивая трубкой, сказал: – Вот, что я называю настоящим открытием в медицине. Этот простой, но в то же время сложный прибор, теперь поможет нашим коллегам в слушании ритмов сердца совсем ещё молодых и невинных девиц или пожилых дам, благодаря чему не будет прежней неловкости между лечащим врачом и его стеснительной пациенткой или её ревнивым мужем и педантичным отцом. – Попав однажды в подобную ситуацию, я и нашёл решение этой проблемы, – сознался с улыбкой на лице брат. – И уже дали своему изобретению название? – Я назвал его «Le Cylindre». – Что же, вижу, что и вы справились с данным вам заданием и даже без предварительного обсуждения с моими заседателями, ставлю вам зачёт. Сделав в книге старым облезлым пером очередную пометку, священник положил трубку на стол и попросил человека вернуться обратно в зал. Но эти два открытия, сделанные первыми братьями, оказались чуть ли не самыми эффективными и единственными по сравнению с теми, которые были представлены после них. Дальше следовали лишь усовершенствованные версии уже существующих лекарств и некоторых хирургических инструментов, которые мало кого впечатлили. Наконец, когда последний брат, представивший газ, выходящий из колбы при смешивании в воде некоторых порошков, для погружения, оперируемого пациента в состояние временного обморока, покинул кафедру, из-под каменной винтовой лестницы послышались громкие хлопки. – Браво! Ваш газ имеет будущее, мой друг, и кажется мне более эффективным средством, чем применение опиатов и отравляющих организм настоек с добавлением ртути, – сказал незнакомец на чистом немецком языке. Все братья разом обернулись, а один из священников даже вытянул шею, чтобы разглядеть внезапно выдавшего себя, таким образом, чужака. – Кто посмел проникнуть сюда кроме «посвящённых» и так нагло себя обличить!? – воскликнул худощавый священник, свешиваясь с кафедры и грозя длинным костлявым пальцем в сторону внезапных хлопков. – Приказываю тебе выйти, ибо в любом случае тебя ждёт теперь только смерть! В то же мгновение стоявший позади толпы каноник резко шагнул к лестнице. Встав между её перилами и стеной, он тем самым преградил незнакомцу единственный путь к отступлению. – Возможно, чужак не в силах распознать благородный язык Цицерона, – после секундного затишья, предположил полный священник. – Значит, вот какому досугу посвящают себя священнослужители в свободное от молитв время, – тут же послышался чей-то голос из-под лестницы. – Да, за сто лет ничего не изменилось. Причём тот, кто это сказал, произнёс теперь все слова на чистейшей латыни. – Кто бы ты ни был, выходи! – повторил свой приказ худощавый священник. – Извольте, – отозвался незнакомец и медленно вышел из своего укрытия. – Кто ты и что здесь делаешь? – тут же последовал допрос от того же священника. – Как вообще ты попал сюда и посмел находиться среди нас, «посвящённых»? Словно экспонат, с любопытством рассматриваемый со всех сторон, незнакомец прошёл через зал и поднялся на кафедру. Он был весьма высок, даже выше первого священника, широк в плечах, намного шире второго священника, и имел очень выразительные, почти отточенные черты идеально побритого лоснящегося лица. Его широкий лоб, выдающийся нос, словно выдолбленный из мрамора, чётко очерченный рот и мощный волевой подбородок, говорили о принадлежности к благородной породе. Из-под кустистых ровных бровей смотрели круглые огромные глаза с неестественно тёмными большими зрачками. – Да как же ты смеешь ступать сюда, на арену науки и великих учёных! – громко возмутился священник. – Похоже, ты торопишься умереть! Но только несколько братьев бросились к кафедре, чтобы, по всей видимости, схватить нечестивца и силой спустить его вниз, как незнакомец резко скинул с себя плащ с ярко-красной подкладкой, и, расстегнув верхние пуговицы камзола, показал всем присутствующим висевшую на своей шее подвеску. Она держалась на толстой золотой цепочке и изображала перевёрнутый циркуль с крестом, распустившийся бутон розы и доминирующую над ними пятиконечную корону, усыпанную крупными сверкающими рубинами. Подвеска была достаточно большой, почти с ладонь человека, и соответственно очень дорогой. Увидев оный знак, священники невольно вскрикнули, а тот, который был полней остальных, протянул к бегущим на кафедру людям руку, как бы желая её взмахом остановить их. Заметив этот жест, они тут же замерли и встали как вкопанные. – Кто ты, брат? – задал незнакомцу вопрос худощавый священник. – Я тот, кто есть и тот, кто грядёт, – ответил незнакомец. – Я, «Строитель с Востока». – Откуда же ты пришёл? – Я прибыл вслед за осенним ветром из земли великого Ормуза. Звезда Востока привела меня через Вадж-Ур прямо сюда. – Как же твоё имя, брат? – Своего имени при рождении, если оно и было, я не знаю. Но воспитывался и рос я под звучным именем Маниват, которое дал мне мой учитель и благодетель Кольмер. А к нему я попал благодаря нашедшим меня в пустыне людям. – Как же их имена? – Тот, которого величали Альтотас, – по залу пронёсся вихрь удивления и восхищения, вызванный явно знакомым всем присутствующим именем, – называл своего преемника Ашаратом. Последний, к сожалению, канул в небытие, возложив себя на алтарь политических убеждений, преступно недооценив собственные научные познания. Вот вам отличный пример бесславного забвения человека, который неосмотрительно пренебрёг коэнами нашего тайного ордена. Nulla politica (никакой политики лат.)! – А теперь не сочти нас неверующими, брат, но покажи нам последнее доказательство своих слов. – Ну, что же, сейчас я вам его предоставлю, – мрачно и торжественно сказал незнакомец. Подойдя к столу, он сначала перевернул стоящие на нём песочные часы, а затем, схватив длинный хирургический ланцет, одним взмахом руки перерезал худощавому священнику горло. От такой неожиданности все присутствующие вскрикнули и в одно мгновение превратились в соляные столбы. Смертельно раненный священник схватился за свою шею и громко жутко захрипел. Вытащив язык и выпучив глаза, он упал на колени и безрезультатно пытался остановить обильное кровотечение. Липкая бурая жидкость быстро залила часть кафедры и стала стекать на грязный каменный пол, образуя там расползающуюся кровавую лужу. Два других священника вжались в свои кресла и так же, как остальные, оцепенев от ужаса, продолжали наблюдать за страшными предсмертными муками своего товарища. Только незнакомец, скрестив на груди руки, хладнокровно стоял в стороне и ждал, когда раненный священник окончательно перестанет цепляться за быстро гаснущую в нём жизнь. Наконец это произошло. Священник опустился на пол и больше не двигался. В его широко раскрытых остекленевших глазах застыли боль и ужас. Хрипы его прекратились и из глубокой раны на шее лишь иногда появлялись кровавые пузыри, напоминающие те, что образуются на поверхности закипающей воды. – Он жив? – тихо спросил толстый священник, первым нарушив всеобщее молчание. Встав с кресла, он медленно склонился над умершим товарищем и заглянул ему в открытые глаза. – Мертвее мёртвого, – твёрдо ответил незнакомец. – Но вы же его сейчас оживите? – осторожно предположил полный священник, посмотрев на незнакомца. – А разве это возможно? – Значит, вы его просто убили? – в ужасе спросил священник и, взявшись за свою шею, с трудом проглотил подступивший к горлу ком. – Я лишил его жизни за то, во что он сам не верил, но заставлял верить других, – ответил незнакомец. – Но, но…, – пятясь обратно к креслу, пробубнил испуганно священник, пытаясь выразить своё возмущение. – Теперь вас ждёт ад, – сказал третий служитель, ещё ни разу не покинувший занимаемого им кресла. – Вы убили священнослужителя! Вы убили нашего брата! – Ха-ха-ха. Ну что же, не такое уж это и страшное место, как многие считают. И в аду можно существовать. Главное, занять в нём достойное место. – Я понял, это сумасшедший! – вдруг воскликнул полный священник, продолжая пятиться назад. – Кто пустил сюда сумасшедшего!? – И, обратившись к сбившимся в кучу людям, прокричал: – Чего же вы ждёте, братья? Хватайте и вяжите его! Но только оторопевшая толпа встрепенулась, как незнакомец высоко подняв руку, воскликнул: – Неужели вы посмеете схватить своего брата!? – Хватайте его, никакой он не брат! – не унимался священник. – Только ненормальный может убить священнослужителя! – В таком случае пострадают все, – грозно отозвался незнакомец, и, заметив, что некоторые из толпы действительно двигаются в его направлении, вытащил из кармана маленькую серебряную шкатулку. Своим внешним видом она очень напоминала табакерку. Положив сей предмет на ладонь, он приподнял его инкрустированную драгоценными камнями крышечку, и слегка подул в него. В ту же секунду из шкатулки вылетело облако золотистой пыли, моментально окутавшее тех нескольких человек, которые уже поднимались на кафедру с обнажёнными шпагами в руках. Не пробыв в странной золотой пыли и пары секунд, эти люди, вдруг, начали кашлять и задыхаться, а из их глаз нескончаемым потоком полились слёзы. Схватившись за горло, и широко раскрыв рты, словно им стало не хватать воздуха, несчастные побросали свои шпаги и отступили. По мере того, как окружившая их пыль рассеивалась, они постепенно стали приходить в себя, и теперь стояли поодаль, сбившись кучкой у самой дальней стены помещения, где находилась спасительная лестница, ведущая наверх. Незнакомец спокойно посмотрел на перевёрнутые им песочные часы. В верхней части колбы оставались всего лишь несколько песчинок. Не сводя с них напряжённого взгляда, он подошёл к распростёртому в луже собственной крови худощавому священнику и склонился над ним. Приподняв ему голову, он вытащил из шкатулки какой-то предмет и провёл им по глубокой зияющей ране священника.