Мы с бабушкой переглянулись и поняли, что хотим одного и того же. — Девушка, — подняла руку бабушка, — два борща и два компота, пожалуйста. — Сейчас спрошу, есть ли. Официантка ушла за стойку и долго не появлялась, наконец вышла и сказала, отводя взгляд: — Есть борщ. Два. Плюс два компота. — Туалет где? — спросил я, она указала в конец зала на белую дверь с замком. — Ключ на стойке. Я взял его и отправился туда, чтобы хоть обтереться и провести гигиенические процедуры, а то казалось, что люди от моего запаха шарахаются, а когда вернулся, официантка принесла две огромные тарелки борща, обильно сдобренного специями, и сметану. Рот наполнился слюной. Бабушка сказала: — Смотри, какие порции! Вот молодцы. Я уселся, схватил ложку, опустил в борщ, и под ложечкой засосало, мир смазался, голос Цыгановой отдалился. Твою мать! Смертельная угроза! — Не ешь, — сказал я, и голос прозвучал будто издалека, но вскоре пиксельная картинка обрела четкость. Значит, не ошибся: причина угрозы для жизни — именно этот борщ. — Почему? — удивилась бабушка. — Он испортился. Потому так его и много: вылить жалко, решили скормить нам. Бабушка выловила кусок мяса и долго нюхала, я сделал так же, но специи перебивали кислый запах. Официантка настороженно следила за нами, встретилась со мной взглядом, сглотнула и покосилась в кухню. Сучка! Все она знала. — Девушка, — проговорил я строгим голосом, — мне кажется, что борщ прокис. А еще мне кажется, что вы специально нам его подсунули. И я сейчас позвоню в санэпидемстанцию, заплачу им денег, и вас тут раком поставят. — Да вы что, он свежий, — вяло возразила она, я встал, выпил компот и продолжил прессинг: — Свежий, да? Ну тогда иди, пробуй. Официантка подошла, взяла тарелку, зачерпнула ложкой борщ, но я схватил ее за руку. — Ты же сдохнешь, дура! В больницу точно загремишь. — Интересно, хозяева в курсе, что вы тут клиентов травите? — подключилась бабушка. Официантка стояла, обтекала, и в глазах блестели слезы. Из кухни выбежала повариха, окинула взглядом клиентов и решила не скандалить, не распугивать их. Молча унесла наши тарелки с борщом. Вернулась и предложила, упершись руками в стол. — Есть пюре с котлетами. Будете? За счет заведения. Свежайшее. Есть, да и находиться тут расхотелось, но я сказал просто чтобы проучить персонал: — Если бы мы подохли, кафе не закрыли бы. А вот вам бы дали пинка под зад. Будем несите котлеты. И графин компота за счет заведения. Повариха молча удалилась. — Надо жалобную книгу попросить, — сказала бабушка. — Кто тебе ее даст? Ее спрятали уже. Немногочисленные посетители бросили есть, уставились в тарелки с сомнением. Двое мужчин подозвали официантку, что они говорили, не давала расслышать музыка. Не прошло и пяти минут, как повариха принесла две порции пюре с огромной котлетой и горкой квашеной капусты. Аппетит, который вроде как пропал, вернулся. Я сразу же отрезал кусок котлеты, сунул в рот, но опасность мне не грозила, и мир сохранил четкость. Попал бы в средневековье — устроился бы к королю пробовать еду, проверять, не отравлена ли она. Официантка, виновато отворачиваясь, поставила на стол заказанный мной графин с компотом. — Выдыхай, — сказал я бабушке и налег на еду, но она не спешила, с сомнением ковыряла котлету. — Может, пойдем отсюда? — В этот раз свежее, — уверил ее я. Не хочу никуда уходить. Задолбался бегать. Лучше сдохнуть, чем опять сайгачить по окрестностям. Покончив с обедом, я достал блокнот с переписью товара, ручку и спросил у бабушки: — У тебя сколько? — Чего сколько? — Она все еще гоняла кусок котлеты по тарелке. Я потер пальцами, изображая пересчет денег. — А, — сообразила она. — Сорок. — У меня двадцать… Прикинь! Всего семьдесят! — я наклонился над столом. — Не тридцать! В два раза больше! Теперь надо посчитать чистую прибыль. Потратил я на абрикосы 4500, а получили мы с них примерно 37000, ведь несколько килограммов продали по тысяче, а не по полторы, и сколько-то потеряли на поштучной продаже. В картошку вложена 1500, получено 8500 чистыми. Орехи — 200 вложено, 1300 получено. Фантастика! В черешни не вложено ничего, они с бабушкиного дерева, а получено 26000, ведь сколько-то мы выбросили и немного раздали. Из прибыли вычитаем вложенные 6700, получаем 62800. Отнимаем двадцатку за лекарства, и выходит, что на руках у нас 42500! Я обвел цифру кругом и подвинул блокнот бабушке. Она глазам своим не верила и беззвучно шевелила губами. — Я потратил свои, что заработал на ставриде, ни из отцовских ничего не взял, ни из тех, что занял! Шестьдесят за рейс! — А что же будет, когда наши абрикосы пойдут, они красивее этих мелких армянских, — задумчиво проговорила бабушка. — Они не только у нас поспеют, а везде, и стоить будут, как сейчас — черешня. Только везти их сложнее — уж очень хрупкие. — Наши созревают в начале июля и раньше, чем у всех, успеем снять сливки. — И хорошо! — кивнул я, потер руки. — Просто здорово! Абрикосы и орехи, вот что самое интересное. — А осенью — хурма… — То вообще экзотика! — согласился я, хотел припомнить, как они с тетей Ирой меня отговаривали и чуть ли не за придурка держали, но не стал. Простимулированный победой, я крутил в голове планы, как бы увеличить оборот. Нанять грузчика здесь и там? Почему бы и нет, с такими доходами мы сможем себе это позволить. Да хоть на такси возить товар на рынок! Вот только нужно присмотреть другой рынок, желательно поближе, и нормальный, а не как этот был; выкупить место, охранникам отстегивать, чтобы никто не вздумал нас гонять, как эти азеры или кто они, нанять продавца… Стоп! А вот с этим сложности. Сейчас девяностые, он сбежит с деньгами и ищи-свищи. Свой человек нужен, надежный. — Сбегаю-как я еще раз деда наберу. — Я поднялся, бабушка осталась сидеть. От еды клонило в сон, пошатывало. Чую, буду дрыхнуть в поезде без задних ног. Выносить будут — не проснусь. Дед так и не ответил. Да что ж такое! Сейчас же около восьми. У него есть дача, и он там, как и многие москвичи? Я повесил трубку, планируя позвонить ему в девять, перед самым нашим отъездом. Жаль, что не получилось, и столько свободного времени пропало! Когда я вернулся, бабушка дремала, держа на руках рюкзак с деньгами. — Который час? — спросил я. Она встрепенулась, глянула на часы. — Пятнадцать минут девятого. — Поезд придет на свой путь через час. Нет смысла толкаться на вокзале, сидим и дальше здесь. Бабушка дремала, я за ней приглядывал, хотя и сам готов был заснуть сидя. Кафе по-прежнему было полупустым — еще бы с таким-то обслуживанием! Бледная официантка нас предпочитала не замечать, и, когда пришла перемещаться на вокзал, демонстративно отвернулась. — Четыре тысячи сэкономили, — сказала бабушка на улице. Надо же, и как ты почуял, что борщ испортился? У меня нюх хороший, кислятиной он точно не вонял. Промелькнула мысль, что, догадавшись, что мы с деньгами, нас хотели наклофелинить и обобрать, но я отогнал ее. Скорее всего, борщ даже не прокис, а простоял несколько дней, и в нем расплодилась кишечная палочка, сальмонелла или что похуже. Но на всякий случай, когда мы шли по улице, я оглядывался, выискивая слежку. Было чисто. Перед зданием вокзала мы разделились: я с тележками шел впереди, бабушка — отставая метров на пять. У нее были только второй рюкзак и пакет. Ожидая, когда объявят наш поезд, мы подперли стену, разделенные семейством с двумя галдящими мальчишками лет шести и десяти. Младший донимал старшего, получал подзатыльники, жаловался родителям, которые, не особо разбираясь, срывались на старшем. В итоге он надулся, скрестил руки на груди и отошел к бабушке. — Ну и иди, — сказала мамаша, — пусть тебя эта цыганка заберет! Бабушка рассмеялась, а я подумал, что ее одежда и правда напоминает цыганскую, так что вряд ли она привлечет стервятников. А вон и менты движутся по залу — трое жирных, холеных, один тощий — или новенький, или у него глисты. Узаконенный рэкет. Двигались они синхронно, только головы вертелись по-разному, выискивали жертв. Идущий впереди жирдяй остановил взгляд на мне, и я прочел: «Объект опознан. Объект опознан» — и, тряхнув брылами, шагнул ко мне. Видимо, на тележки возбудился. — Где взрослые? — рыкнул он. Я покосился на бабушку и взмолился мысленно: «Только не лезь! Пожалуйста, не лезь!» Она напряглась, как кошка, готовая отбивать котенка у хищников. — Здравствуйте, товарищ милиционер, — промямлил я и развел руками, — жду.