Женщина радостно закивала, пошарила по карманам, выгребла пригоршню мелочи и отдала бумажные полтинники. Я взвесил килограмм и сверху положил придавленные и деформированные абрикосы, три штуки, даром. Видно, что это не попрошайка. Пусть порадуется. Я обратился к бабушке: — Постоишь полчаса? Сбегаю посмотрю, что где продается. Наташке с Борей что-нибудь привезу. Еще с дедом надо наладить контакт, и бабу Валю набрать, пусть передаст маме, что все в порядке. — Ты узнал номер деда? — удивилась бабушка. — Уже и звонил ему, но он не ответил. — Конечно постою, — кивнула она и посмотрела на часы. — Уже начало пятого. Успеем распродаться? Не хотелось бы досиживаться до шести, когда уйдет охрана. — И это правильно, — кивнула Татьяна. — У меня, вот, несколько букетов осталось. Скоро уже домой пойду. И черешню вон ту не выбрасывайте. Я бы забрала. Что съедим, что на варенье войдет и компот. — Скоро буду, — пообещал я и рванул сперва звонить, потом — смотреть, что почем. Глава 15 Туда нэ ходи, сюда ходи Я набрал номер по памяти, но дед снова не взял трубку. Наверное, он на работе. Ладно, до нашего отправления время есть. Оглядевшись, я прошелся вдоль рядов, где собрались старьевщики с ложками, вилками, кастрюлями, советской бижутерией, книгами. Остановился напротив девушки, продающей старые журналы: «Работница», «Крестьянка», сложенные аккуратными стопками. «Химия и жизнь». Ровесник, четыре номера за прошлый год, читаные, но почти не истрепанные. И красочные постеры с рок-музыкантами были на месте. Рядом притягивали взгляд несколько журналов «Бурды», тоже прошлогодние. Сколько они стоили у нас, я помню приблизительно: мама возмущалась, что на месячную зарплату можно было купить десять штук, значит, две-три тысячи. — Почем? — спросил я у мальвинообразной продавщицы, усаживаясь на корточки и указывая на «Бурду» — и как только гопники так сидят постоянно, неудобно же. — Тысяча, — ответила она, поймала мой удивленный взгляд и добавила: — Новый стоит две пятьсот! — Так то новый, а эти уже потрепанные. А «Ровесник»? — По пятьсот. Это по-божески. Можно купить парочку, положить в подвале — пусть соклановцы просвещаются. И девчонкам бы что-нибудь модное, но тысяча за «Бурду» — это слишком. Через пару лет появится вал молодежных журналов, и цены на них снизятся, сейчас же для девочек разве что «Бурда». — Все за полторы отдадите? «Бурду» не я выберу, а вы сами. Сразу говорю: больше не дам. Подумав немного, женщина кивнула, тряхнув кудрями. — Ладно. Журналы я выбирал по постерам, они среди подростков ценились больше всего. А выбор небогатый: Мик Джаггер с женой, с трудом узнаваемый юный Микки Рурк на мотоцикле. В голове прокрутилось: «И Микки такой молодой»… В следующем журнале, видимо, был такой крутой постер, что его выдрали. Ну и в третьем — Дольф Лундгрен. Подумав, я оставил журнал с Джаггером — это герой не нашего времени, взял Микки и Дольфа. Продавщица отдала мне самую старую «Бурду». — Спасибо, — кивнул я и побрел дальше, увидел комиксы про Бэтмена, правда, на английском. Видимо, кто-то давным-давно привез комикс из-за бугра, уже и бумага выцвела. Зато какие картинки! И реплик мало. А еще, наверное, всем будет интересно, о чем герои говорят, и есть надежда, что кто-то возьмется за словарь. — За четыреста забирай, — махнул рукой низенький круглый дядька. — А вот эти про ниндзя-черепах почем? Они хоть по-русски. Я взял в руки книжицу, больше напоминающую альбом, где отпечатали яркие картинки, пролистал дальше: Шреддер, которого любил Борис, там фигурировал. — Семьсот. — Две за тысячу отдадите? — Черепах — нет. — Бэтмена и черепах. Мужик махнул рукой — бери, мол. И я забрал. Еще нашел некачественные распечатки с рок-группами, сделанные то ли на принтере, то ли на подгулявшем типографском оборудовании. Брать не стал, просто взял на вооружение, на чем люди делают деньги. Прикупил шашки и под них раскладную доску из фанеры. Календарь с Хищником, долго облизывался на доску для скейта и решил, что хватит подарков для начала. У нас другая цель. И так 2700 потратил. Но не удержался, сразу назад не пошел, залип напротив продавца кассет, у которого играли «Скорпы», нравившися почти всем. Во мне они разбудили воспоминания о жизни, которой не удалось распорядиться так, как хотелось бы. Да, я не бедствовал, зарабатывал достаточно даже для Москвы, но не о карьере военного я мечтал! Не о башмаке командира за спиной и жизни по уставу. Кассеты были разложены на переносном столе в пять рядов, по жанрам. Как водится в девяностые, их записывали «на коленке», названия групп — распечатывали. Хочешь крутую кассету — рисуй. Встречались и кассеты с фабричными картинками, но стоили они дороже. Здесь был только самопал. «Мираж», мамина любимая Буланова, Газманов и иже с ними. Выше — презираемый мной шансон, еще выше — русский рок. «Нау», «Алиса», «Сектор Газа», «Кино», «Черный кофе», «Ария», «Крематорий»… Опа — «Агата Кристи»! Думал, они позже появились. Еще выше — зарубежный рок, преимущественно металл, рок-баллады, куда же без них. Танцевальное. «Доктор Албон», «Армия любовников», «И-тайп» и прочее. Во мне будто проснулся тот Павлик и безумно захотел купить «Депеш мод», альбом «Виолатор». У меня, помню, была кассета с красно-белой розой на черном фоне. Тогда казалось, что настроение «Депешей» отлично совпадает с нашими девяностыми. Перед тем, как вернуться к бабушке, я опять позвонил деду — безрезультатно. Похоже, наше знакомство придется отложить. Оббегал район в поисках переговорного пункта, чтобы позвонить маме, он обнаружился на почте. Заплатил за переговоры и минут пятнадцать прождал свой очереди, с радостью и благодарностью вспоминая мобильные телефоны, которые решили столько проблем. И интернета не хватало просто катастрофически. Наконец объявили меня, и я вошел в кабинку и набрал бабу Валю. Если еще и ее дома не окажется… Но она почти сразу ответила. — Здравствуйте. Это Павлик Мартынов. Передайте, пожалуйста, маме, что у нас все хорошо. В трубке затрещало, и я крикнул: — Меня слышно? Прием! Земля на связи! — Павлик? — Прорвался сквозь помехи голос соседки. — Что случилось? Ты где? — В Москве с бабушкой, — затараторил я, пока связь нормальная. — Сегодня едем назад. Передадите? — Да, но зачем… Снова пошли помехи, сквозь которые проскальзывали лишь отдельные слоги, и впечатление было, что на том конце кого-то пожирает очень голодный робот. Я прервал связь. Пробежался по продуктовым магазинам, но там было шаром покати, а на колбасу, соленья, хлеб и сизых кур цены отличались незначительно. У кого бы узнать, где здесь оптовые продуктовые склады — они уже должны появиться, но люди еще не поняли, что можно отовариваться там и продавать в розницу вдвое дороже. Уже собираясь назад, я обнаружил ларек, где, помимо всякой ерунды, продавали чай и, господи, кофе! Неужели⁈ Молотый, отечественный, в красно-белой упаковке, напоминающей брикет. Не помню эту марку. Наверное, производитель загнулся к концу девяностых. На упаковку был наклеен написанный от руки ценник: 10900. У меня чуть глаза не выпали. Треть зарплаты! Но у нас и такого нет, запомнил бы, если бы увидел. Вообще нигде нет нормального кофе! А это предприятие работает, наверное, еще с Союза, и поставляют им зерна из дружественной Африки. Еще и госты те, и не добавляют всякую лабуду. Но — треть зарплаты! Кто сможет его купить? Рестораны или бары? Рискнуть или ну его? У меня есть семь тысяч, заработанных на ставриде… В конце концов, за те же деньги кофе аж бегом улетит. Так что возьму одну пачку на пробу. — Кофе молотый, пожалуйста. — Я протянул деньги в окошко. — Скажите, он нормальный? Мне в подарок. — Лучше импортного! — уверила продавщица. — Зерна из Африки, помол наш. Не пожалеешь! Вот разбогатею, и себе такой куплю! Обойдя все магазины и торговые точки, я вернулся к бабушке, с ней как раз расплачивалась женщина за три абрикоса, заглянул в опустевший ящик из-под черешни. Товара всего ничего осталось. Отсыпал немного черешен Татьяне, собирающейся домой, и спросил: — Это ваше постоянное место? Выкупленное? Она кивнула и сразу поняла, к чему я клоню. — Если еще приедете — милости прошу! Но не с утра, когда весь прилавок заставлен цветами. — В то же время, что и сегодня — нормально? — поинтересовался я. — Да! Удачно добраться! Я проводил взглядом ее удаляющуюся спину, определил на прилавок ящик с черешней. — Пять минут шестого, — сказала бабушка и добавила шепотом: — Товара осталось тысяч на пятнадцать. — Никто тебя не пас? — спросил я, потому что в это время убивали и за меньшую сумму. Могли прямо на выходе из метро нож к горлу приставить и все отобрать. — Вроде нет, я слежу. Но что-то подсказывает, нужно побыстрее сворачиваться.