Нам осталось собрать черешню, что осталась на молодых деревьях, закупиться абрикосами, попытаться найти коробки. Не найдем — придется переть громоздкие деревянные ящики. Не смертельно, но крайне неудобно. Дождь прекратился только к обеду, и мы достали из гаража два строительных козла и полезли месить грязь и, стряхивая на себя с веток остатки дождя, обрывать черешню с молодых деревьев. Освободились к трем и пошли с Юркой на автобус, бабушка осталась перебирать и сушить урожай. Глава 10 Знай наших! Ума не приложу, как мы попрем добычу в Васильевку в час пик, когда и без груза не втиснуться. Придется с водилой договариваться, чтобы загрузиться на конечной. И хорошо если под посадку выделят «икарус» с гармошкой, а не тесный ЛАЗ. Ладно, разберемся. Дождь, полоскавший всю ночь и утро, частично смыл и продавцов, и покупателей, и беспризорников с цыганами. Под ногами хлюпал размокший картон, перемешанный с грязью, порчеными овощами и камешками, которые водяные потоки принесли с возвышенностей. После таких ливней центр частенько подтапливало, и каждый раз в новостях стоял вой, что у нас очередной тайфун невиданной силы, первый за много сотен лет. Все местные знали, где топит, но все равно оставляли там машины, рассчитывая, что если и случится какое бедствие, то не с ними и не в этот раз. Оптовики испугались ливня и разъехались. На стоянке остались несколько «москвичей», «копейка» и уже знакомый «рафик», в их числе — знакомая армянка в сиреневом спортивном костюме, правда, забрызганный дождем, он изменил цвет на чернильно-пестрый и выглядел замызганным, как у бомжа. Плохо, что продавцы разбежались: ассортимент маленький, выбирать не из чего. Осталось надеяться, что кто-то устал, очень хочет домой и уступит нам свой товар подешевле. — Абрикосы! — радостно воскликнул Каюк и ломанулся к армянке, но я ухватил его за руку. — Стой! Но продавщица уже заметила нашу заинтересованность. — Чего это? — не понял Каюк. — Цену заломит, — прошептал я, притягивая его к себе, и сказал громко: — Нет, идем на рынок, тут дорого. Триста ведь? Армянка чисто из вредности сказала: — Двести восемьдесят. — А если заберу двадцать кэгэ? — закинул удочку я. — Двести семьдесят, — уперлась продавщица. — Давайте по двести, и заберу все, а вы поедете домой. Ну стоит ли ради двух тысяч провести тут ночь? Может, если бы не энтузиазм Юрки, она бы и согласилась, но слишком уж ярко он продемонстрировал свою заинтересованность, торговка почуяла поживу и уперлась, рассчитывая на то, что деваться нам все равно некуда, и мы купим ее товар. — Двести семьдесят и ни рублем дешевле. По двести брать можно, дороже смысла нет, я ведь не знаю, сколько абрикосы стоят в Москве, да и будут ли вообще их там брать. — Дорого, — повторил я. Армянку моя прижимистость взбесила, и она запричитала: — Собери, привези, бензин купи, машина почини, всем заплати, ночь не спи! Триста рублей — дорого ему! Тьфу! — Две недели — и наши поспеют, — сказал я. — Пока обойдусь, мне ведь тоже хочется заработать. А так сколько получится? Те самые две тысячи. Тем более ваши абрикосы давно лежат, а не только с дерева. — Лежат они ему давно! С дерева подавай! А икры тебе черной не подать? И чего расшумелась? Я направился к воротам, колесами тележки взбалтывая бурую жижу. Каюк, оглядываясь, семенил следом. Мы вошли на территорию рынка и обнаружили, что овощные ряды тоже опустели, из четырех мест было занято хорошо если одно, и стояли там в основном перекупы, которым не нужно быстро избавляться от товара, а значит, задешево никто мне продавать не станет. — Побудь тут, у ворот. С тачкой. — Чего это? Не стоит ему говорить, что он тупит и все мне портит. — Так надо. Стой. Прошвырнусь. Каюк тяжело вздохнул, но послушался. Я пошел между рядами среди немногих покупателей, которым хотелось месить грязь. Убитые кроссовки набрали воды и захлюпали. Абрикосы были в трех местах — в двух по триста, в одном мятые по сто — точно не мой вариант, такие не доедут. — Картошечка молодая нужна? — обратилась ко мне заморенного вида старушка. Перед ней на прилавке лежала горка розовой картошки, клубни были среднего размера, с тонкой кожицей. Видя, что я остановился, старушка обрадовалась и усилила натиск: — Со своего огорода, свеженькая, пальчики оближешь! — И почем? Видно было, что старушка торговать не умеет и преодолевает неловкость, озвучивая цену. — Триста. Если два килограмма — двести пятьдесят. — А всего у вас сколько? — спросил я просто так, не планируя ее брать. — А вот ведерко. Все возьмешь по сто пятьдесят? Она выдвинула ведро из-за прилавка. — А и возьму, — махнул рукой я, поскреб картошку ногтем — шкурка снималась хорошо, просто идеально. И забрал все. Будет вместо абрикосов. — Взвесьте ее пока, я за тележкой сбегаю, минут через десять вернусь. Пока топал за Каюком, в голову пришла забавная хитрость. Сработает ли? В конце концов, я ничего не теряю, буду трикстерить. — Ну че, нашел? — спросил Юрка. — Нашел. Да чуть не то. Идем. Огибая лужи и неся тележку в руках, мы добрались до бабульки. — Десять килограммов ровно, — отчиталась она, мы пересыпали картошку в деревянный ящик. — А газет у вас не найдется? — обратился я к старушке. Та с готовностью протянула мне газету, из которой делала мерные кульки. Я разложил картошку в ящике, поставил его на пустой, накрыл газетой и вернулся к мятым абрикосам, где долго выбирал более-менее целые. Они оказались слегка зеленоватыми, но пару килограммов я наскреб, разложил их красиво на газете поверх картошки, спелыми боками кверху. Если не приглядываться, можно подумать, что и нижний слой — тоже абрикосы. Выставил тачку перед собой и принялся толкать в сторону ворот, через которые мы пришли, хотя нам нужно было в другую сторону. Каюк потянулся к тележке: — Нафига так? Неудобно ведь. Дай помогу. Я сбился с шага и сказал: — Ша! Потом. Сейчас давай договоримся: ты молчишь, что бы я ни отчебучил, лады? Каюк непонимающе захлопал белесыми ресницам, почесал голову, стимулируя извилину. — Ну… да. — Пообещай. Ляпнешь хоть что-то — убью. — Лады: я молчу. До самых ворот я без труда толкал тележку, а когда увидел цель — армянку с абрикосами — сделал вид, что мне очень тяжело. Ну просто очень! Вот прямо сейчас и умру от непосильного груза. Торговка нас заметила. Вытянула шею, глазам своим не веря. Я специально сбавил скорость, чтобы она рассмотрела мою покупку и подумала, что в нижнем ящике абрикосы, как и в верхнем, и их много. Похоже, повелась. Расстроилась чуть ли не до слез. — И почем купил? — не сдержала любопытство она, уперев руки в боки. — Двести! — улыбнулся я. — Последнее забрал. Повезло. И неторопливо потопал дальше, ловя недоуменный взгляд Каюка, который так и не понял, что я делаю. В паре метров от армянки я остановился, делая вид, что перевожу дыхание, обернулся и сказал: