— Да не видел нас никто! Поздний вечер же! Людей почти нет. Разум, довольно урча, встраивает новые данные в общую картину. Вечер. Подворотня. Камеры наблюдения. Службы спасения. Это просто слова, они еще не отзываются полным узнаванием. Но в них есть что-то успокаивающее. Особенно, в службе спасения. Спасения… Да, меня надо спасать… — Ладно, ходу тогда. Если что — сидели в «Шатре». Это другой конец города, так нас никто не свяжет. Звякну Сене, он подтвердит, если что. Обсуждая алиби — новое слово — голоса удаляются. А я остаюсь в «подворотне», чтобы это понятие не значило. Прошло много времени, прежде чем вернулось зрение. Оказалось, что свет, который раньше резал глаза, не такой уж яркий. Где-то далеко горел фонарь, на небе висела луна, и этого казалось достаточно, чтобы слепить взор. Затем стали понятны многие услышанные слова. Например, подворотня. Глухой переулок, отнорок от большой улицы. Обычно — тупиковый. Меня затащили (заманили?) сюда и избили. А потом бросили подыхать. И не особо волновались о дальнейшей судьбе. Все это становилось кусочками мозаики, собирающимися в общую картину. Довольно безрадостную. Но все еще окончательно неясную. Вечность спустя, я смог пошевелиться. Потом подтянуть ноги к груди. Следом, опираясь на руки, подняться на колени. Мятые бумажные стаканчики, пластиковые бутылки, парочка презервативов — все это я смог разглядеть из нового положения, борясь с тошнотой. Кажется, местечко, где я находился, было довольно востребовано. Опирая руками на шершавую бетонную стену высотного здания, поднялся. Пошатался немного, ловя равновесие, и вскоре смог сделать шаг. Затем еще один. И еще. Со стороны, должно быть, я смотрелся, как пьяница. Только что проснувшийся, и направляющийся домой. Только вот где мой дом и кто я такой, мне по прежнему было неизвестно. «Ладно. Я жив. Это уже что-то». — приободрил я себя мыслью, и медленно побрел к выходу из переулка. Как ни странно, тело не особенно пострадало в результате избиения. Болели ребра, куда пришелся удар ногой. Голова — ощупав ее, я обнаружил спутанный колтун волос, пропитанных кровью. Немного — челюсть. И, пожалуй, все. В остальном же, слабость, головокружение и полная дезориентация. Вкупе с потерей памяти, конечно же. В общем, как говорят в таких случаях: «У меня есть для вас две новости — хорошая и плохая! Хорошая — вы еще живы. Плохая — не вполне понятно, надолго ли». Уличное освещение резануло по глазам, когда я вышел из переулка. Проморгавшись и смахнув набежавшие слезы, я смог разглядеть высотные здания, от пяти до пятнадцати этажей. Множество фонарей, тротуар и широкую, четырехполосную магистраль. Пустую. Я не сразу понял, почему это ненормально. Но вскоре мозг сообщил, что я смотрю на улицу довольно крупного города. Она выглядит важной транспортной артерией, и почему-то никого нет. Ни людей, ни машин. Хм, оказывается, я знал что такое машины. Автомобили, авто, тачки и ласточки. Средства передвижения, я, кажется, даже умел их водить. Куда идти было совершенно непонятно. Да и без разницы, если подумать. Направо и налево — картинка менялась лишь в деталях. С учетом того, что я не знал, куда мне надо, я выбрал левое направление. Почему-то мне оно показалось привлекательным. Некоторое время я просто шел по тротуару. Смотрел по сторонам, пытаясь по внешнему виду зданий, вывесок и дорожных указателей понять, что это за город. Мозг от этой игры оживился еще больше. Стал активно подмечать какие-то неважные на первый взгляд вещи. Например, встречающиеся порой поврежденные, огороженные лентами, заборами или строительными сетками здания. Некоторые из них были в лесах, значит уже начались восстановительные работы. Другие так и зияли черными глазницами разбитых окон, и скалились трещинами на стенах. Возникло ощущение, что тут воевали. Не так давно, чтобы скрыть все следы, но и не вчера. Какое-то время назад. Причем, воевали странно — абсолютно точно я смотрел не на следы авианалета или артиллерийского обстрела. Уж не знаю, откуда такая уверенность, но вот так. Больше всего это походило на уличные бои. Как, если бы небольшая армия появилась прямо посреди улицы, и там встретилась с другой такой же. Некоторое время они порубились друг с дружкой, а потом разбежались. Оставив после себя разрушения и смерти. Наконец, спустя довольно долгое время неторопливого и, в общем-то, бесцельного путешествия, я обнаружил название города, по которому шел. На дорожном щите для водителей. Он висел над шоссе, в которое уже успела превратиться улица, и сообщал, что, если ехать по асфальтовой шестиполоске дальше, то через 92 километра окажешься в Коломне. Это название отозвалось внутри меня, хотя я все еще не понимал, что оно значит. Очевидно — город. Не тот, где я сейчас, а почти в сотне километров отсюда на юго-восток. Обойдя щит, я обнаружил другую надпись, и она все расставила на места. Москва. Я находился в Москве. Так было написано на обратной стороне щита. Москва — это столица России, тут мозг никаких сомнений не ведал. А Россия, следом сообщил он, одно из крупнейших государств на Земле. Земля, соответственно, планета в Солнечной системе, на окраине галактики Млечный Путь. От обилия сделанных выводов я даже зашатался, хотя последнее время шел уже ровно и даже не уставал. Но слова «Москва» пробило какую-то плотину внутри моей головы, и знания хлынули потоком, снося на своем пути все. Их было много, я даже не пытался их осознать. Просто моргал с огромной скоростью, вцепившись левой рукой в ограждение тротуара, чтобы не упасть. Сколько так простоял — не знаю. Возможно, очень долго. С трудом отцепил побелевшие пальцы на металлической трубе, окрашенной черной краской. Убедился, что не упаду, сделал пару шагов. Покрутился на месте. Я узнавал и не узнавал этот город. Например, большая красная буква «М» явно обозначала вход в станцию метро. Ее я помнил, кажется даже ездил на быстрых подземных поездах. Ее название тоже содержалось в моей голове — Лермонтовский проезд. А вот окружающие небоскребы я не помнил. Их не было в том образе, что у меня ассоциировался с Москвой. То есть, я знал откуда-то, что очень высокие здания в столице были — как-никак где-то нужно было селить все эти миллионы коренных и понаехавших москвичей. Но таких вот — не помнил. Раньше, до того, как волна сведений обрушилась на мой бедный разум, я просто смотрел на них и все. Не отдавал себе отчет в том, что смотрятся они чудовищно чужеродно. Ну, не должны в человеческом мегаполисе, возле трассы, стоять пятидесятиэтажные термитники. На них высотки и походили. Словно бы скалы из песчаника или что-то вроде этого. Хаотичные, природные линии — любой архитектор бы придал им смысл и ли какую-то гармонию, но нет. Эти здания будто бы выросли. Странные… «Когда я смотрел на этот город в последний раз, их тут не было. — сделал я вывод. — Они появились позже. Значит, прошло довольно много времени с того момента, как я последний раз был в Москве. Не год — за такой срок подобного не построишь. Десять? Ну, возможно…» Радовало, что разум служит мне, а не существует автономно, как это было совсем недавно, когда я только пришел в себя. И то, что с вопросом «где я», мы определились. Правда, как это часто бывает (откуда-то я знал, что это правда), полученные ответы создавали новые вопросы. Теперь, например, в список добавился «когда я». Вообще, их было довольно много, этих вопросов. Главный, конечно же, кто я? Как очутился там, в подворотне, где двое неизвестных, Валера и Петя, меня избили? Кто они такие? Кто такие «простецы» и «слабосилки» и Козыри? Почему ночная Москва пуста, как деревня Гадюкино в полночь? Отчего многие здания разрушены, а другие выглядят так, будто их инопланетяне построили? Гадать можно было до бесконечности. Однако, я, кем бы он не был, не любил пустопорожние размышления. Основы анализа, это, конечно, здорово, но для понимания происходящего нужно было найти более внятный источник информации. Например, местный житель. Или интернет! Слово и связанное с ним понятие всплыли в моей голове так внезапно, что я чуть не заорал от неожиданности, пережидая очередной шквал образов. После чего стал охлопывать себя по карманам. По хорошему, это надо было сразу же сделать, но мы все умные, когда в своем уме и при памяти. А очнись вот так, непонятно где и даже не зная, кто ты? Вот! Поэтому, только сейчас дошло. Но открытий каких-то я не сделал. Телефона не оказалось — была надежда. Я помнил, как Валера говорил, что позвонит какому-то Семе. Документов тоже. Парочка смятых салфеток, белая, без всяких надписей, пластиковая карта, похожая на банковскую или проездной на метро, и пилочка для ногтей. Пилочка, мать ее, для ногтей! Да кто я такой, черт возьми? Почему у меня в кармане лежит предмет для маникюра⁈ Одежда оказалось одновременно привычной и незнакомой. В том смысле, что это был набор из темных брюк и черной рубашки, покроем напоминающей поло, и кителя. Такого, полувоенного какого-то. Но вот ткань… У нее не было швов. Ни одного. При этом — не вязанная, а вполне себе хэбэ с какой-то примесью синтетики. В меру крепкая, ноская, но без швов. Как? Отставив очередные бесполезные вопросы, я зашагал дальше. Ладно, получить доступ к интернету не получилось. Значит, будем искать местного жителя. Желательно, представителя власти. Полиция же тут есть? Что за Москва, вообще, без полиции? Должен же кто-то охранять мирный сон столичных жителей! Но сколько я ни шагал, никого похожего не встретил. Совсем никого, если уж быть точным. Кстати, дойдя до щита с надписью «Коломна — 92 км.», я развернулся и пошел в обратную сторону. Знакомая или нет, но дорога вела из города. А мне нужно было туда. Шел я довольно долго. Пару часов, должно быть. Без приборов измерения времени сложно было сказать точнее. И по усталости организма судить нельзя — я в себя пришел уже измотанным и избитым. Но, сойдемся, что пару часов. По прошествии которых увидел первые признаки жизни. Это была машина. Внедорожник. Марку я не определил, но в голове почему-то возникла мысль, что так мог бы выглядеть «Уазик», если бы правительственные деньги, выделяемые на поддержку автопрома, осваивали бы инженеры, а не эффективные менеджеры. Хищный, поджарый, опасный — вот какие эмоции появлялись при взгляде на этот автомобиль. Он ехал по пустому шоссе неспешно, держа скорость около сорока километров в час. Так ведут себя полицейские на патрулировании — это тоже было в моей голове. Чтобы эти ребята не пропустили одинокого прохожего, я выбрался на проезжую часть, и пошел им навстречу. Шаг, другой. Фары освещают меня, машина начинает тормозить. На всякий случай, я поднимаю руки, демонстрируя полное отсутствие опасности и готовность к сотрудничеству. А потом «уазик» взрывается. Справедливости ради, сперва я заметил проблеск чего-то, вроде блика солнечного зайчика. Ночью, ага. И только после этого полицейская машина взорвалась. Мозг, находящийся почти в рабочем режиме, не преминул отметить, что два этих события могут быть как-то связаны. После чего меня сбило с ног взрывная волна. Меня и джип разделяло метров двадцать. По счастью, осколками не зацепило, только дохнуло в лицо горячим воздухом. А потом невидимая ладонь великана легонько толкнула в грудь. В моем нынешнем физическом состоянии и этого было достаточно, чтобы шлепнуться на задницу. Но теперь я соображал чуть быстрее, чем в подворотне, когда только пришел в себя. Хватило ума тут же подняться, и как можно быстрее увеличить дистанцию между собой и горящей машиной. Попутно отметив, что живых там точно не должно было остаться. Однако, я ошибся. Дверь внедорожника вышибло изнутри, и на шоссе вывалился мужчина. Не обгоревший, но кашляющий так, словно бы дыма наглотался. Я похлопал глазами — мне точно это не привиделось? Картинка не поменялась — спасшийся из огненного ада человек был в полном порядке. Пока я пытался сообразить, как это возможно, полицейского (если это был он, конечно), заметили и те, кто стрелял по машине. По асфальту вдруг зацокали пули, но ни одна из них не попала в выжившего. И я даже заметил причину, почему стрелки мажут по человеку, который даже не пытается прятаться. Это хорошо было заметно в темноте. Мужчину окружала слегка светящаяся бледно-голубая дымка. Что-то вроде силового поля из фантастических сериалов. Судя по всему, именно оно спасло его в машине, и продолжало защищать сейчас. Беги, дурень! Казалось бы, очевидное решение. Любой на моем месте подумал бы тоже самое. Вот только эта конкретная мысль принадлежала не мне. Она была отчетливо чужой. Словно в моей голове сидел кто-то, кто ее сейчас произнес. Странностей на сегодня хватало. По правде, их было так много, что очередная меня даже не шокировала. Ок, я очнулся, избиваемый двумя неизвестными, потерял память, обнаружил, что нахожусь в странной и незнакомой Москве. Голос в голове? Ну, плюс-минус, все в пределах нормы. Так что я не стал выделываться. Или думать о том, что за мозговой червь забрался ко мне в голову и теперь пытается командовать. Разберусь с этим потом. Когда и, если выживу. Развернулся и побежал. То есть, поковылял на всех отпущенных мне силах. Эпизод 2. Госпиталь Правда, далеко убежать не удалось. За спиной раздался еще один взрыв. Меня, в очередной раз, подозреваю даже, что не второй, швырнуло на землю. Вот только, если прошлое мое приземление происходило на пятую точку, то теперь тормозить пришлось лицом и руками. От ярко вспыхнувшей боли возникло ощущение, что ладони я содрал до костей. Морде, вроде, меньше досталось, но тоже приятного мало. Нижняя челюсть с неприятным щелчком стукнулась о верхнюю, в глазах мелькнули звездочки. Организм и без того пребывающий не в лучшем состоянии, от такого издевательства окончательно обиделся и отключился. Ненадолго. Возможно, всего на несколько секунд. Во всяком случае, когда я пришел в себя, тот мужик из взорванной машины, продолжал бой. А подобные стычки, я откуда-то это знал, не длятся больше минуты. По полицейскому продолжали стрелять, но окружающее его силовое поле спокойно поглощало урон. Но и сам он не просто так стоял на проезжей части. Огрызался, да еще как! Поочередно, то с левой его руки, то с правой, срывались едва видимые сгустки энергии, похожие на крохотные шаровые молнии, и уносились в сторону многоэтажки, на вершине которой я раньше видел какой-то блик. Странное это было ощущение — смотреть на мужчину, на то, как он сражается, и одновременно узнавать то, что я видел, и удивляться этому. То есть, я точно раньше видел нечто подобное, но при этом точно знал, что дело это не обыденное, скорее — исключительное. Что не может обычный человек вот так бросаться энергией с обоих рук. По крайней мере, явление это не самое стандартное. Ползи отсюда нахрен! Снова это голос. Теперь я лучше его разобрал. И с удивлением констатировал, что он женский. Бесплотный, но точно принадлежащий существу другого пола. Открытие это меня слегка напугало даже. Пилочка для ногтей в кармане, девчачий голос в голове — да кто бы спокойным остался⁈ Тем не менее, советом неизвестной я воспользовался со всем прилежанием. Потому, как — ну глупо же лежать и смотреть, как какой-то колдун бьется против снайпера. Не ровен час — заметят и подстрелят. Не один, так другой. Это сейчас они друг другом заняты. А когда закончат… Додумать эту мысль я не успел. Что-то горячее возникло совсем рядом, и я отключился. Теперь уже надолго. В себя пришел на кровати — и это была очень хорошая новость. Голый, прикрытый лишь простыней, с ноющим телом и лютой головной болью, но живой! Скорее всего, подумал я, снайпер или полицейский все-таки саданули по мне своим колдунством. Меня не убило, но знатно оглушило. Даже контузило, скорее всего. Новое слово. Оно было незнакомым, пока не всплыло в моей голове. И сразу стало понятным, потянув за собой шлейф из других, совсем неприятных понятий. Перелом. Рваная рана. Ушиб внутренних органов. Разрыв внутренних органов. Все это могло произойти, а возможно и произошло со мной. Последствия взрыва, который произошел совсем рядом могли оказаться весьма плачевными. Чтобы не гадать и не паниковать больше положенного, я рывком сбросил с себя простынь, изогнулся, и осмотрел свое тело. Хвала всем причастным, я был цел. Полный комплект рук и ног, судя по работающему зрению, голова тоже входила в набор. Только все какое-то… костлявое? Не истощенное, а словно бы… детское? Точнее, подростковое. Когда тело мальчика начинает превращаться в мужское, но делает это так нерешительно, что без слез просто не взглянешь. То есть — я подросток? Судя по виду, пятнадцать, ну край шестнадцать лет. Это знание почему-то резануло. Неприятно так. Словно, я не этого ожидал. А, простите тогда — чего?