– Я объясню, когда доставим вас домой, – резким тоном, вполголоса сказала Эмио. – За мной. Всю дорогу домой Брезан провел как в тумане. Эмио оказала первую помощь, позаботившись о его сломанном носе и не забыв про обезболивающее, хотя Брезан был слишком ошеломлен событиями и почти не замечал боли. Он смотрел в иллюминаторы флиттера, как город под ними отступает. Туман накатил с реки, разделив его пополам, и серое марево соответствовало настроению верховного генерала. – Я допустила промах, – сказала Эмио, как только провела его в кабинет. – Насколько помню, – возразил Брезан, – это я пошел напиться. Он и с этим напортачил, но не собирался признаваться в подобном, пока на него не надавят. – О, – сказала Эмио, как он и предполагал, – мы все равно были на месте и следили за вами. Надо было что-то сказать, когда… Она сжала губы и отвела взгляд. Голова Брезана начала раскалываться. – Скажи же. Дело в студенте, не так ли? Что за хрень с ним случилась – аллергическая реакция? Эмио встретилась с ним взглядом. – Да, но не такая, как вы думаете. Его имя вам ничего не скажет, хотя я могу дать вам его досье. Важно то, что он принадлежал к студенческому обществу каллиграфов. Брезан вспомнил один из многочисленных брифингов, посвященных протестным группам. – Твою налево. Трупные каллиграфы… Трупная каллиграфия не одобрялась в приличном обществе, но сохранялась как практика на протяжении веков, несмотря на попытки гекзархата искоренить ее. Как объяснили отцы Брезану, когда он был ребенком, режим так и не смог смириться с постыдным фактом, что один из анданских гекзархов практиковал это искусство. Причем один из самых успешных и долгоживущих. Брезан запросил у сети перевод граффити, которое он видел, полагаясь на ее интерполяцию, чтобы вычислить куски, которые сервитор уже стер. Вот тогда-то его и осенило. – Тот же лозунг, или фраза, или черт знает что еще, – прошептал он. Светящиеся шрамы на лице студента представляли собой надписи тем же шрифтом. Сеть наконец выплюнула перевод: «Как я выбрал свою смерть, так пусть народ выбирает своих правителей». Брезан взглянул на Эмио. – Это значит… – Каллиграф-самоубийца, – сказала Эмио без всякой сентиментальности. – Это новый поворот. Я должна была быть готова к такому. – Да брось ты эти долбаные самобичевания, – сказал Брезан, мучительно сознавая, как лицемерно говорить об этом кому-то еще. – Физически я не пострадал. Проблема в реакции общества, не так ли? Эмио слабо улыбнулась. – Вы учитесь. – Недостаточно быстро. – Определенно головная боль. Из-за неких соображений – вероятно, ошибочных, – он возжелал себя наказать и не потянулся за болеутоляющим, о чем вскоре предстояло пожалеть. – Если я хотел утопить свои печали, мне следовало выбрать менее публичный способ сделать это, а не подвергать себя опасности рядом с каллиграфом-самоубийцей. Ведь в его смерти обвинят меня. И раз появился один, будут и другие. Я прав? Она не оградила его от правды. – В тот час в каждом районе было от одного до трех каллиграфов-самоубийц. Они все скоординировали. Я советую вам не утруждать себя попытками скрыть случившееся. У слухов есть крылья, как говорится. – Эмио, – сказал Брезан, обхватив голову руками. – Что, черт возьми, я сделал такого плохого, что кучка детей убивает себя, превращаясь в трупный памфлет? – Плохого? – переспросила она. – Не больше, чем любой другой, кто приходит и пытается изменить устоявшийся порядок вещей. Но и не больше хорошего. – Сегодня это закончится, – сказал Брезан и вскочил, несмотря на ее отчаянные попытки усадить его обратно. – Я должен все изменить к лучшему. Если придется каждый день сидеть посреди университетского квартала и слушать, что мне говорят, я так и сделаю. Если для этого потребуется вызвать отряды по борьбе с массовыми беспорядками, я и это сделаю. Все, что нужно. – Вы не понимаете. На этот вопрос нет простого ответа. И никогда не было. Мы можем лишь трудиться изо всех сил. Даже Андан это знают. Он не ответил на вялую попытку пошутить. – Значит, моего предшествующего труда было недостаточно. Теперь все изменится. – Ладно, – проговорила Эмио. – Если вы этого хотите, так и поступим. Но если вы сожжете себя дотла, это тоже никому не принесет пользы. – Вон, – сказал Брезан. – Я хочу поговорить с Микодезом. На самом деле он знал, что Микодез – человек занятой и что ему, по всей вероятности, придется подождать, чтобы поговорить с ним. Но если кто и знал, как вести себя с людьми, которые делают глупости, потому что ненавидят тебя, то только Микодез. Эмио не стала спорить. Она набрала номер и тут же удалилась. Брезан задремал, ожидая, пока сигнал дойдет. Прошло три часа, прежде чем он получил ответ. – Верховный генерал, – сказал Микодез. – Эмио объяснила мне, что случилось. Конечно, она так и сделала. Брезан даже возмутиться не сумел. В конце концов, она выполняла свою работу. – Я не хотел, чтобы мальчик умер, – сказал Брезан. Он был потрясен тем, как хрипло прозвучал его голос. – Нет, – ответил Микодез мягче, чем ожидал Брезан. – Не думаю, что вы этого хотели. Но, клянусь лисятами, не показывайте, что вам так больно. Это используют против вас, если поймут. – Я должен это исправить, – сказал Брезан. – Все это. Я устал от того, что люди умирают по глупым причинам. Трупные каллиграфы могли прислать мне письмо или собраться у здания правительства и петь песни протеста. Но самоубийство? Да ладно? Микодез с минуту смотрел на него, потом положил подбородок на руки. – Через несколько лет после того, как я занял это место, – сказал он, – несколько старших администраторов – не из фракции Шуос, но связанные с нею, руководившие операциями в отдаленных мирках, – угрожали самоубийством, если я не уступлю свою должность их предпочтительному кандидату. – И что же вы сделали? – Я назвал их заявление блефом. Упомянутый предпочтительный кандидат, получив выбор между моими убийцами и удобной должностью в одной из академий, выбрал должность. Время от времени он все еще подумывает о том, чтобы пойти против меня, но это просто привычка. Если дойдет до чего-то серьезного, он потеряет голову так быстро, что не успеет и глазом моргнуть. – Да, – мрачно ответил Брезан, – только студенты не блефовали, а я бы предпочел не прибегать к помощи убийц. – Научитесь отделять риторические приемы от содержания аргументации. – Скоординированное самоубийство – это не риторический прием, Микодез. – Спорное заявление, – парировал Шуос. – Конечно, они так все и задумали. – Как вы это терпите? – спросил Брезан. – Вот это все? – А, – сказал Микодез, – это уже другой вопрос. – Выражение его лица посерьезнело. – В основном благодаря вязанию на спицах и крючком, а также хорошему запасу конфет. Вы ведь любите готовить, правда? Найдите для этого больше времени. Ужинайте с друзьями, когда можете. Брезан уставился на него. – Я говорю совершенно искренне, – сказал Микодез. – Тот факт, что в мире творятся злодеяния, не означает, что вы должны поставить свою жизнь на паузу. Возможно, вы будете лучше справляться с ужасными вещами, которые придется наблюдать или даже совершать, если позволите себе делать маленькие, простые вещи, которые делают вас счастливым. Вместо того, чтобы искать способы уничтожить себя. – Возможно, это сработает, если единственное, что у вас есть вместо сердца, – это твердый ледяной панцирь, – парировал Брезан. Микодез не обиделся, как и предполагал Брезан. – И все же я занимаюсь этим уже несколько десятилетий, – мягко сказал он, – и я не застрелился в отчаянии от невозможности выполнить поставленную задачу. Вы собираетесь сдаться сейчас или найдете какой-нибудь способ выстоять? – Я пойду дальше, – сказал Брезан. – Мне придется. Если это означает стать более похожим на вас, то так тому и быть. 9 Дханнету не потребовалось много времени, чтобы упаковать вещи Джедао. Джедао воздержался от того, чтобы сделать это самому, на том основании, что это оскорбило бы чувство приличия Дханнета. По крайней мере, упаковывать было почти нечего, так как красивая мебель, к его облегчению, не отправляли вместе с ним. «Кого я обманываю?» – подумал Джедао, разглядывая вещмешок. Ему выделили скромный запас одежды, больше ничего. В какой-то момент даже материализовался небольшой гражданский гардероб. Он сверился с сетью и узнал, что вещи соответствовали текущей моде, что вселяло уверенность. Появилась группа из шести сервиторов и свистнула Джедао. Он их проигнорировал, хоть и почувствовал себя грубым. Но так поступали все. И все же Дханнет, должно быть, почувствовал его дискомфорт. – Сэр, – сказал он, – это всего лишь станционные сервиторы. Они здесь, чтобы перенести ваши вещи. Передний сервитор утвердительно зажужжал. Остальные, действуя эффективным образом, подхватили вещмешок. Задача не требовала столь большого количества носильщиков, но, возможно, сервиторы служили заодно и охранниками. Еще одна вещь, о которой он должен спросить сеть, когда появится возможность.