— Я бы не сказала, что он мне вообще не нравится, — начала она. — Просто дело в том… Ты уверена, что он подходит тебе… по интеллектуальному уровню? Знаешь, это может иметь большое значение. Кэт нахмурилась, и Изабелла испугалась: не слишком ли далеко она зашла? — Он вовсе не глуп, — с негодованием произнесла Кэт. — И он закончил Сент-Эндрюс, не забывай об этом. И посмотрел мир. Сент-Эндрюс! Изабелла чуть не воскликнула: «Вот именно, Сент-Эндрюс!», но вовремя спохватилась. Сент-Эндрюс славился тем, что привлекал к себе состоятельных молодых людей из высшего общества, которым нужно было чем-то заниматься в перерывах между светскими тусовками. Американцы называли такие учебные заведения университетами для вечеринок. Впрочем, в данном случае репутация была не совсем справедливой, как это часто случается, но по крайней мере доля истины здесь присутствовала. Тоби очень хорошо вписывался в подобное видение Сент-Эндрюс, но было бы бестактно на это указывать, к тому же Изабелле хотелось прекратить этот разговор. У нее не было ни малейшего намерения ввязываться в спор о Тоби. Она не должна вмешиваться, и ей не хотелось ссориться с Кэт. Это породит еще больше неловкости в будущем. К тому же он скоро переключится на кого-нибудь еще, и дело с концом. Если только — еще одна ужасная мысль — Тоби не интересуется Кэт из-за ее денег. Изабелла не имела обыкновения много думать о деньгах, сознавая, что это позволяет ей привилегированное положение. Они с братом унаследовали от матери в равной доле акции «Луизианы и прибрежных земель Мексиканского залива» и, таким образом, по любым меркам были богаты. Изабелла была осмотрительна и осторожно тратила деньги на себя и щедро — на других. Но добро она делала тайно. Когда Кэт исполнился двадцать один год, брат Изабеллы перевел на дочь достаточно денег, чтобы она смогла купить квартиру, а спустя год-два — магазинчик деликатесов. После этого у нее осталось немного средств — мудрая политика с его стороны, одобрила Изабелла, — но Кэт была весьма состоятельна по меркам своего поколения: большинство ее ровесников трудилось в поте лица, чтобы накопить денег на квартиру. Жизнь в Эдинбурге была дорогой и не по карману многим. Конечно, Тоби и сам был из состоятельной семьи, но семейные деньги, вероятно, были вложены в дело, и скорее всего отец платил ему не очень-то большое жалованье. Такие молодые люди знали не понаслышке, какую важную роль играют деньги в жизни, и обладали чутьем на них. Это означало, что его вполне могли интересовать средства, находившиеся в распоряжении Кэт. Правда, Изабелла никогда не делала открыто подобных предположений. Если бы только она могла найти какое-то доказательство и обнародовать его, как в развязке какой-нибудь ужасной салонной мелодрамы, — но это было в высшей степени маловероятно. Она дотронулась до руки Кэт, чтобы успокоить ее, и сменила тему. — Он вполне хорош, — сказала она. — Я сделаю над собой усилие и уверена, что смогу разглядеть его достоинства. Моя вина в том, что я слишком… слишком держусь за свое мнение. Прости. Кэт явно смягчилась, и Изабелла перевела разговор на знакомство с Полом Хоггом. По пути в бистро она наметила план действий и сейчас поведала его Кэт. — Я пыталась забыть то, что увидела, — объясняла она. — Это не сработало. Я все еще об этом думаю, и разговор с Полом Хоггом вчера вечером действительно меня расстроил. В тот вечер в Ашер-Холле случилось что-то странное. Не думаю, что это был несчастный случай. Да, не думаю. Кэт взглянула на нее с подозрением. — Надеюсь, ты не собираешься в это впутываться, — сказала она. — Как было уже не раз. Ты вмешивалась в дела, не имевшие к тебе никакого отношения. Я в самом деле считаю, что ты не должна так поступать. Кэт понимала, что бесполезно укорять Изабеллу: она все равно не переменится. Ей не было никакого резона впутываться в чужие дела, но они ее неудержимо притягивали. И каждый раз она с головой погружалась в них, потому что считала, будто у нее есть нравственные обязательства перед обществом. Такой взгляд на мир, в котором было полно таких обязательств, означал, что любой, у кого возникла проблема, может прийти к порогу Изабеллы, и его впустят и выслушают. Они и раньше спорили о неспособности Изабеллы сказать «нет», что, по мнению Кэт, порождало массу проблем. «Ты просто не можешь не впутаться в дела других людей», — говорила она после того, как Изабелла с головой окунулась в дела одной семьи, владевшей отелем. Изабелла, которую в детстве регулярно водили в этот отель на ланч, считала, что творится беззаконие и она обязана вмешаться, — и оказалась в эпицентре семейных дрязг. Кэт выразила те же опасения, когда речь зашла о несчастном молодом человеке из Ашер-Холла. — Но это же мое дело, — возразила Изабелла. — Я все видела — или почти все. Я была последней, кого увидел этот молодой человек. Последней. А разве ты не считаешь, что последний человек, которого мы видим на этой земле, обязан что-то для нас сделать? — Я с тобой не согласна, — ответила Кэт. — Я не понимаю, что ты имеешь в виду. Изабелла откинулась на спинку стула. — Я имею в виду вот что. У нас не может быть нравственных обязательств по отношению к каждому человеку в этом мире. У нас есть обязательства перед теми, с кем мы сталкиваемся, кто входит в наше этическое пространство, так сказать. А это значит: соседи, люди, с которыми мы имеем дело, и так далее. «Кто же тогда наши соседи?» — задаст она вопрос Воскресному философскому клубу. И члены Воскресного философского клуба, хорошенько подумав, придут к выводу, как подозревала Изабелла, что единственное реальное мерило в данном случае — это концепция близости. Наши соседи в этическом смысле — это те, кто к нам близок в пространственном или каком-то ином отношении. Обязательства перед теми, кто далеко, просто не столь сильны, как обязательства перед теми, кто рядом. Такие обязательства очевиднее и потому реальнее. — Довольно резонно, — согласилась Кэт. — Но ты же не входила с ним в контакт в этом смысле. Он просто… прости, что я так говорю… он просто пролетал мимо. — Он, должно быть, меня видел, — сказала Изабелла. — А я видела его — в состоянии крайней уязвимости. Прости, если я выражусь как философ, но, по моему мнению, это создает между нами нравственные узы. Мы не чужие в этическом смысле. — Ты выражаешься, как «Прикладная этика», — сухо произнесла Кэт. — А я и есть «Прикладная этика», — ответила Изабелла. Это замечание рассмешило их обеих, и возраставшее напряжение исчезло. — Ну что же, — сказала Кэт, — очевидно, я ничего не могу сделать, чтобы остановить тебя, и ты все равно будешь делать то, что хочешь. С таким же успехом я могу тебе помочь. Что тебе требуется? — Адрес людей, которые снимали с ним вместе квартиру, — ответила Изабелла. — Это пока все. — Ты хочешь с ними побеседовать? — Да. Кэт пожала плечами. — Вряд ли ты много узнаешь. Их же там не было. Откуда им знать, что именно случилось? — Мне нужны сведения о его окружении. Информация о нем. — Хорошо, — согласилась Кэт. — Я выясню это для тебя. Думаю, это будет нетрудно. По дороге домой после ланча с Кэт Изабелла размышляла об их споре. Кэт права, спрашивая ее, почему она ввязывается в такие дела. Этот вопрос ей бы следовало почаще себе задавать, но она этого не делала. Конечно, было просто найти объяснение тому, как возникают нравственные обязательства перед другими, но на самом деле не это главное. Вопрос заключался в том, что заставляло ее брать на себя такие обязательства. И если быть честной с собой, причина, возможно, крылась в том, что, когда она впутывалась в такое дело, это возбуждало ее интеллектуально. Ей хотелось знать, почему случаются разные происшествия. Хотелось знать, почему люди совершают какие-то поступки. Ей было любопытно. Так что же тут плохого? Любопытство погубило кошку, вдруг подумала она и сразу же пожалела об этом. Кэт действительно была для нее всем — ребенком, которого у нее никогда не было, ее бессмертием.[21] Глава седьмая Изабелла полагала, что проведет этот вечер в одиночестве. Успехи с указателем вдохновили ее, и она собиралась энергично взяться еще за одну работу, которую до сих пор откладывала, — разобраться со статьей, вернувшейся от рецензента с пространными комментариями и множеством поправок. Все это было написано на полях и требовало систематизации и правильного оформления. Эта задача осложнялась небрежным почерком рецензента и сокращениями, вызывавшими раздражение. Изабелла решила, что обратилась к нему в последний раз. Однако ей не пришлось заняться намеченной на вечер работой, поскольку появился Джейми, — он позвонил в дверь в начале седьмого. Изабелла тепло поприветствовала его и сразу же пригласила остаться на обед, — разумеется, если у него нет других планов. Она знала, что он примет приглашение, и он действительно принял его после минутного колебания, которого требовали правила приличия. А также гордость: Джейми было двадцать четыре, как и Кэт, а начинался уик-энд. У всех что-то было запланировано на пятницу, и ему не хотелось, чтобы Изабелла подумала, будто он не ведет светскую жизнь. — Ну что же, — сказал он, — вообще-то я собирался кое с кем встретиться, но раз вы приглашаете… почему бы и нет? Изабелла улыбнулась: — У меня, как обычно, на обед не бог весть что, но я знаю, что вы не привередливы. Джейми снял куртку и оставил ее вместе с сумкой в холле. — Я захватил кое-какие ноты, — сообщил он. — Подумал: а вдруг вам захочется мне аккомпанировать? То есть попозже. Изабелла кивнула. Она довольно сносно играла на фортепьяно и иногда аккомпанировала Джейми, у которого был приятный тенор. У него был поставленный голос, и он пел с известным хором — вот еще одно достоинство, подумала она, которое Кэт могла бы принять во внимание. Она понятия не имела, умеет ли Тоби петь, но ее бы удивило, если бы это было так. И вряд ли он играет на каком-нибудь музыкальном инструменте (разве что на волынке или, скажем, на ударных), в то время как Джейми играл на фаготе. У Кэт был хороший слух, и она тоже недурно играла на фортепьяно. В тот короткий период, когда они с Джейми были вместе, она блестяще ему аккомпанировала, и рядом с ней его исполнительское мастерство проявлялось особенно ярко. Они так естественно звучали вместе, подумала Изабелла. Если бы только Кэт оценила! Если бы увидела, от чего отказывается. Однако Изабелла понимала, что в таких делах не до объективности. Существуют два теста: тест на общность интересов и тест на физическую совместимость, «личную биохимию». Джейми объединяли с Кэт общие интересы — в этом Изабелла была убеждена, — но личная биохимия — это совсем другое. Изабелла бросила взгляд на гостя. Поначалу Кэт, должно быть, влекло к нему, и, глядя на Джейми сейчас, Изабелла понимала почему. Кэт нравились высокие мужчины, а Джейми был такого же роста, как Тоби, возможно, даже немного выше. И он, несомненно, был красив: высокие скулы, темные волосы, подстриженные ежиком, естественный загар. Он был похож на португальца или, быть может, на итальянца, хотя был чистокровным шотландцем. Чего же еще нужно Кэт? Вот уж действительно! Чего же еще может пожелать девушка, как не шотландца, который похож на выходца с берегов Средиземного моря и к тому же прекрасно поет? Ответ явился сам собой — как тщательно скрываемая правда, всплывшая в самый неподходящий момент. Он уделял Кэт слишком много внимания, — возможно, даже бегал за ней, — и это ей наскучило. Нам не нравятся те, кто целиком и полностью отдает себя в наше распоряжение. Они нам навязываются. И нам становится от этого неловко. Дело именно в этом. Если бы Джейми соблюдал какую-то дистанцию, слегка бы отдалился, это заинтриговало бы Кэт. Именно поэтому она казалась теперь счастливой: бедняжка не могла целиком и полностью завладеть Тоби, который всегда держался на некотором расстоянии, словно исключал ее из части своей жизни (а Изабелла убедила себя, что действительно исключал). Неправильно представлять мужчин хищниками — у женщин точно такие же наклонности, только они умеют их лучше маскировать. Тоби был подходящей добычей. А Джейми, показав Кэт, что она полностью завладела его вниманием, перестал ее интересовать. Вот к какому мрачному выводу пришла Изабелла. — Вы были слишком к ней добры, — пробормотала она. Джейми взглянул на нее в недоумении. — Слишком добр? Изабелла улыбнулась: — Я думала вслух. Думала о том, что вы были слишком добры к Кэт. Вот почему ничего не получилось. Вам следовало быть более… более неприступным. Время от времени давать ей отставку. Заглядываться на других девушек. Джейми ничего не ответил. Они часто обсуждали Кэт, и он все еще питал надежду, что с помощью Изабеллы сможет вернуть себе расположение ее племянницы, — или так казалось Изабелле. Но сейчас она высказала новую точку зрения, и это, несомненно, было неожиданно. С какой стати ему было давать Кэт отставку? Вздохнув, Изабелла сказала: — Простите. Уверена, что вам не хочется снова все это обсуждать. Джейми поднял руки. — Я не имею ничего против. Мне нравится о ней говорить. Я хочу о ней говорить. — О, я знаю. — Изабелла сделала паузу. Ей хотелось сказать ему то, чего она не говорила прежде, и она решила, что сейчас подходящий случай. — Вы все еще ее любите, не так ли? Вы все еще влюблены. Джейми от смущения начал пристально рассматривать ковер. — В точности как я, — спокойно заметила Изабелла. — Ну и парочка мы с вами! Я все еще влюблена в того, кого знала много лет тому назад. А вы тоже влюблены в ту, кто, кажется, вас не любит. И зачем нам это? Немного помолчав, Джейми спросил: — Как его имя? Вашего… этого вашего мужчины. — Джон Лиамор, — ответила она. — И что же с ним случилось?