Когда Васе Бузулуцкому, который сидит с 60-х годов (ему несколько раз добавляли срок в колонии) оставалось до освобождения несколько месяцев, он сказал: «А что я буду делать на свободе?» В самом деле, так называемые тюремные «воры в законе» проводят в заключении чуть ли не всю сознательную жизнь. Нужно ли удивляться, что они чувствуют себя там хозяевами? Копнешь биографию любого «вора» — такая грязь, такие зигзаги. Столько кровищи на нем. Но через 15–20 лет, когда он наберет полную силу, никто ему ничего не докажет. Всех свидетелей своих грехов он уже уничтожил. Не сам, конечно. Чужими руками. Не знаю, что мешает нам создать для «воров» специальные колонии, чтобы, кроме них, не было там других заключенных. Чтобы они обслуживали самих себя и не было у них повода жаловаться, что их кто-то «ломает». Уверен, в борьбе за то, кто кого выше, они сами лишали бы друг друга своего высшего преступного звания. Из каждых десяти «воров» остался бы один. …Арестант особенно интересен, когда он входит в тюрьму и когда выходит из нее. Он может проносить либо деньги, либо ксиву, то есть послание «воров». Деньги нужны для того, чтобы купить на воле подогрев: чай, таблетки, наркотики. Купить и пронести может чаще всего только надзиратель или другой сотрудник учреждения. Следовательно, изъяв деньги, мы пресекаем подкуп. Тот, кто везет «ворам» деньги, автоматически входит в их круг. Поэтому он заинтересован в благополучном провозе. Если мы найдем деньги, никакие его оправдания не будут учтены. В лучшем случае его будут бить смертным боем. В худшем — кранты. Опять для нас неприятности! Прокурор скажет: не учли, не упредили, действовали непрофессионально! Теперь о ксивах. Чаще всего они содержат либо приговор (кого-то требуют убить, кого-то изнасиловать), либо призыв к действиям против администрации. Пройдет такая ксива незамеченной — жди беды! Своей рукой «вор» никогда не пишет ксиву и не подписывает. Он диктует одному из своих приближенных. В тексте указывается, от кого ксива, но попробуй докажи, кто это писал! С оригинала тут же делаются копии и рассылаются во все концы. За семнадцать лет работы я видел тысячи копий и — ни одного оригинала. Так прячут! Копии везут, как правило, уголовные романтики, Фрайера. Они знают, что если довезут — войдут в воровское окружение, повысят свой статус, как бы сделают карьеру. Но они знают также, что если мы их «запалим», отберем ксиву, у них один выход из положения — привязаться к какому-нибудь свидетелю из числа зэков, чтобы потом он подтвердил факт недобровольного изъятия. Иначе… Сейчас не режут. Сейчас ломают руки, ноги, позвоночник. В этом месте нас прервали. Зазвонил внутренний телефон. Влас выслушал и сказал: «Ну вот, как говорится, не надо далеко ходить за примерами». Мы спустились на первый этаж и зашли в бокс. На топчане лежал окровавленный заключенный. Тюремный врач сухо перечислил: «Перелом основания черепа, кровоизлияние в мозг, закрытый перелом пяти ребер…» Власу доложили: «Осужденный 3. Доставлен из колонии, где считался «вором в законе», хозяином зоны. Ночью перелез через забор и проник в помещение камерного типа. Сигнализация непонятным образом была отключена. Кто-то открыл 3. дверь в камеру, где содержится наиболее отрицательная часть осужденных. Здесь 3. было предъявлено обвинение в том, что он самозванец. Затем началось зверское избиение». «Он очень плох», — сказал врач. «Вот так всегда, — сказал Влас. — Умрет — зэки скажут: менты грохнули. Выживет — менты внедрили под видом «вора в законе» своего человека. Если он действительно «вор», то на тех, кто его побил, придут, ксивы с приговорами, придется их спасать. Если выяснится, что самозванец (по-блатному «сухарь»), — надо будет спасать его». …На другой день после оперативного расследования выяснилось, что 3. проник в ПКТ, заплатив одному из прапорщиков пятьдесят рублей. И что это уже не первый случай. (Еще через неделю узналось, что другой прапорщик пронес в ПКТ самогон). Однажды завел аж пятерых в дугу пьяных «авторитетов»! «Сходнячок под охраной прапора — недурно! — мрачно усмехнулся Влас. — А может, эти прапоры — и не предатели вовсе, а их люди. Своих людей они уже засылают даже в училища МВД. Почему не заслать в надзиратели?.. Мы сейчас будем долго выяснять, самозванец 3. или на самом деле «вор». Мы только после множества преступлений предателей-прапоров узнали их истинное лицо! Где же наша служба безопасности? Когда она будет создана?» 1991 г. ПРЕСТУПЛЕНИЯ БЕЗ НАКАЗАНИЯ Откровения бывшего сотрудника «девятки» Человек, которому предоставлено слово, служил в Комитете государственной безопасности. Выполнял особые задания в Афганистане. После тяжелого ранения был переведен в 9-е Управление КГБ. Охранял комплекс зданий Правительства СССР и «особую зону» — кабинет генсека. Был секретарем комсомольской организации подразделения и кандидатом в члены партии. Вроде грех бы жаловаться на судьбу. Но… «Мы не роботы, — говорит он мне. — Мы видели то, что было скрыто от миллионов людей. И не могли не задуматься, что происходит в государстве и кому мы служим». За несколько месяцев до путча ГКЧП мой собеседник положил на стол кандидатскую карточку и рапорт об увольнении. Такого еще не было. Все 9-е Управление было в шоке. — Меня спросили: зачем мне это надо? Почему я ухожу? Я ответил, что мне нужно только одно — больше не видеть и не слышать то, что я видел и слышал. Меня не стали спрашивать, что конкретно я имею в виду. А если бы спросили, я бы не сказал. И вам не скажу. Могу только в общих словах: то, что говорилось на политбюро (а мне и это приходилось слышать), и то, что после говорилось народу, было не одно и то же. Но главной причиной было, конечно, не это. Самые важные решения люди принимают обычно под влиянием каких-то мелочей. Эти мелочи становятся как бы последней каплей в чаше терпения. Так было и у меня. В то время (начало 91-го года) закрылась дача Кольчугине. Предназначалась она для членов правительства. На тот случай, если их нужно было бы очень резко туда перевезти. Там работал вышколенный персонал. И там все было новенькое, как в магазине: мебель, телевизоры, холодильники. Дача находилась на балансе «девятки». И поэтому «девятка» должна была распродать все имущество. Конечно, как «бывшее в употреблении», по очень смешным ценам. Но «девятка» — это сотни сотрудников, На всех не хватит. Ну так распределили бы среди нуждающихся. Нет, начальство норовило все себе забрать. Видеть эту суету было противно. И мне как секретарю комсомольской организации было ясно: это инфекция. С этого начнется разложение всех сотрудников. При Андропове такая «распродажа» была просто немыслима, невозможна в принципе. Потому что все понимали: сегодня ты себе что-то подобное позволил — завтра тебя либо под суд отдадут, либо выгонят взашей. Я пошел к секретарю парторганизации и сказал ему: надо собирать собрание. Тот вначале заколебался. Потом согласился. Но информация тут же прошла к нашему начальнику, и он не стал долго тянуть. Вызвал секретаршу. «Тебе нужен холодильник?» — «Нужен». — «Забирай!» Тут же привез и тут же отдал. И остался в принципе чистым. Партсобрание сорвалось. Но мне как инициатору ничего не оставалось, как подать рапорт. Слишком хорошо я знал характер начальника, чтобы продолжать работать, будто ничего не произошло. Я уволился, создал частное охранное бюро. Но отношений с бывшими коллегами не прервал. Вскоре узнаю от них, что такую же фирму создал мой бывший начальник. Тот, которому так не повезло с холодильником. Только набрал в эту фирму… своих подчиненных. «Сколько же он вам платит?» — спрашиваю у них. «До трех тысяч в месяц», — отвечают мне. И я видел, чувствовал: люди просто счастливы, что получают такую добавку к зарплате. Но я-то знал истинную цену нашей работе в коммерческих структурах. Мои сотрудники получали в пять раз больше. И наивно было думать, что во столько же раз меньше получал мой бывший начальник. Потом я узнал: клиенты расплачивались с ним наличными в долларах. Он имел очень хорошие деньги за то, что подчиненные не могли его ослушаться. Они делали то, что он им предлагал. После работы на государство они шли работать на него. У нас принято ругать прошлое, особенно работу КГБ. Но я думаю, никто не будет спорить, что подавляющее большинство сотрудников работали только на государство. Может быть, какие-то большие шишки и могли себе что-то позволить. Но только в том случае, если заранее просчитывали, что об этом не станет известно Андропову. Андропов узнал бы о фортелях моего бывшего начальника в считанные часы. Поэтому тот никогда в жизни не решился бы на такое использование своих сотрудников раньше. Если же пошел на это теперь, значит, понял я, наступили другие времена. Времена, когда деньги можно делать на чем угодно. И прежде всего — на тех возможностях, которые предоставляют работа и должность. Спустя какое-то время узнаю, что начальник мой бывший создал группу из журналистов, которые ходят в Кремль как на работу и имеют свободный доступ в святая святых — к кабинетам первых лиц государства. Трутся там, получают информацию из первых рук, что-то записывают, что-то снимают телекамерами. Наш народ их конечной продукции, разумеется, не видит. Все идет на Запад. Группа получает от западных заказчиков очень хорошие деньги в валюте, делится с тем, кто ее создал, и с теми, кто, по договору с начальником, не запрещает им там отираться и предоставляет свою информацию. Я назвал только три деяния своего бывшего начальника. (А о скольких я не знаю!). Но они предельно ясно показывают, что он собой представляет. Я это понимаю. Понимают и его сотрудники. Остается поставить другой, более важный вопрос: а понимают ли это те, кто держит его возле себя? В истории КГБ и МБ есть очень интересные страницы. Одна из них наверняка — о моем начальнике. За три года он взлетел от подполковника до генерал-лейтенанта! Это очень хорошо показывает, как его ценят. Остается задуматься: за что? За последние годы КГБ лишился многих порядочных сотрудников. Одних вышибли, другие ушли сами. Я не скажу, что остались одни беспринципные, которым неважно, кому служить, кто готов оставаться там при любой власти, лишь бы хорошо платили. Но таких становится все больше и больше. Потому что другие таким начальникам просто не нужны. Я примерно знаю, что про меня скажут, если вы опубликуете нашу беседу. Мол, он был уволен. Вот и решил наплести — в отместку. Для того, чтобы доказать, нужен не один свидетель. Пусть он представит Других! Других у меня нет. Они еще не созрели, чтобы все это подтвердить на суде. И они не готовы к тому, чтобы говорить с прессой. Тем более как я — под диктофон. Решиться на это непросто. Сужу по себе: мне на это понадобилось несколько лет. И «Вести» предлагали снять меня со спины, и другие. Я отказался. А сам постоянно прокручивал в памяти то, что видел и слышал. И отвращение только усиливалось. Но не только отвращение. Не только эмоции. Есть и кое-какие мысли, предположения, выводы, причем довольно неприятные и даже страшные. В который раз объявляется решительная и беспощадная война с преступностью. Но никакой войны мы почему-то не видим. Никто не сообщает народу, что такие-то лидеры преступного мира надолго упрятаны за решетку, а такие-то группировки полностью разгромлены. И это очень странно. Это потрясающе странно. Потому что не только милиции, но и Министерству безопасности известно все: имена, фамилии, клички, адреса, телефоны, связи и все преступные деяния. Известно не понаслышке, и не только от оперативных работников, но и (что особенно важно) от агентуры, внедренной в преступные сообщества. И все эти мафиози, рэкетиры, бандиты и насильники отлично знают, что о них известно все. У меня самого был не один такой разговор. Я говорил: «Чтобы вас пересажать, а если вы будете сопротивляться — перестрелять, достаточно нескольких часов. Согласны?» — «Да, — говорили мне, — в принципе это так, но… коман-ды-то никто не дает. А почему? Ведь просто так ничего не бывает. Значит кому-то мы нужны. Причем очень нужны». В каком же случае эта, простите, сволота может быть кому-то нужна? Да только в том, когда она кормит тех, кто обязан ее извести. Есть, конечно, и другие объяснения, но это — главное. Мафиозные структуры и меня пробовали купить. Предлагали за одну консультацию миллионы. Очень интересно им было узнать, как правильно расставить бандитов, чтобы подъехать к месту преступления, как дать исполнителям возможность безнаказанно скрыться. Я, естественно, отказался. А через некоторое время узнаю: преступление все-таки совершено, причем все учтено до мелочей, и для того, чтобы выйти на исполнителей, нет ни малейшей зацепки. Сразу ясно стало: консультировали настоящие профессионалы! Но это очень редкий случай — чтобы за советами обращались в частные охранные или сыскные фирмы. Консультантов и без нас достаточно. Ведь из Комитета госбезопасности за последние годы ушли сотни сотрудников. И далеко не все из них нашли положительное, позитивное применение своим знаниям и опыту. Кто мог предложить им работу? Либо банковские и коммерческие, либо преступные структуры. Но коммерсанты и банкиры всех не примут. Это во-первых. А во-вторых, они сами контактируют с людьми из преступного бизнеса. И все, кто им служит, тоже не могут избежать этих контактов. К тому же верхушка преступного мира платит щедрее, чем самые богатые банкиры. Потому что этой верхушке не охрана требуется, а кое-что поважнее. Им нужен свой информационный центр, куда стекались бы сведения о наиболее крупных коммерческих структурах. Им нужен аналитический центр, который перерабатывал бы эту информацию. Наверное, это не такой уж большой секрет — эти центры действуют давно. И не последнюю роль там играют мои бывшие коллеги. О том, что они там работают, знают и в МБ. Но — не трогают. Не только потому, что трудно зацепиться, найти в их деятельности криминал. Просто люди соблюдают известное правило (ты цел, пока делишься), и соблюдают его от и до. Зачем же таких людей трогать? Не проще ли брать от них прибавку к зарплате? При нынешней инфляции никакие деньги не бывают лишними. Всякая государственная силовая структура работает с настроением, когда видит, что о ней заботятся, делают ее сильнее. Что же происходит у нас, особенно в последние годы? Создается впечатление, что Министерство безопасности разрушается целенаправленно и по нарастающей. Возьмем историю с подразделением «Альфа». В августе 91-го года бойцы «Альфы» отказываются штурмовать Белый дом. Люди, пришедшие затем к власти, казалось бы, должны были испытывать благодарность. Вместо этого через полтора месяца «Альфу» распускают. Увольняются даже те сотрудники, которые в момент путча ГКЧП были в отпуске! Почему это было сделано? Да потому, что кому-то наверху стало страшно, что эти люди, отказавшись выполнить приказ в одной ситуации, могут отказаться и в другой. Казалось бы, государство было заинтересовано в том, чтобы сохранить этих людей и направить их на борьбу с преступностью. Но — нет. Никто их не трудоустраивал. Десятки профессионалов высочайшего класса ушли неизвестно куда. В «Альфу» были набраны другие люди. Снова многомесячное обучение на специальном полигоне. Снова трата на обучение больших государственных средств. И вот подразделение достигло такого же уровня профессионализма, что и прежнее. Октябрь 93-го. От «Альфы» ждут решительных действий против тех, кто засел в Белом доме. Но «Альфа» не спешит. И вмешивается в события только тогда, когда поступает информация о том, что милиция получила негласный приказ: живыми никого не брать. «Альфа» приставляет к каждой группе защитников Белого дома своего офицера и делает все, чтобы жертв не было. И — расплачивается за это. Нет, на этот раз бойцов не распускают, не увольняют. Им под разными предлогами предлагают подать заявления. И они уходят, как их предшественники, неизвестно куда. Хотя иногда это становится понятно. Когда аккуратно подрывают чьи-то двери. Когда в какое-то помещение с какими-то целями молниеносно врывается небольшая группа. Почерк «Альфы» неповторим. Хотя вовсе не обязательно, что это действуют бывшие бойцы. Они могли — за хорошие деньги — просто поднатаскать других. Ну и напоследок еще четыре примера ослабления государственной службы безопасности. Помните указ о слиянии МБ с МВД? А знаете, что происходило в те дни на Лубянке и во всех управлениях КГБ? Лихорадочно сжигались компрометирующие материалы на сотрудников милиции. Их просто вынуждены были сжигать, чтобы не стали известны агенты, которые предоставили эти материалы. Конституционный суд признал указ неправомерным. Указ был отменен. Но его инициаторы (хотели они того или нет) нанесли безопасности страны огромный ущерб. Пойдем дальше. США передается схема прослушивания в новом здании американского посольства. Как знак того, что мы их никогда не будем прослушивать. Но это же смешно. Мы слушали и будем слушать, потому что это делали и будут делать они. Народу это преподносится иначе: мол, система прослушивания была устаревшей. Как может быть устаревшей система, которую ищут и не могут найти? Сразу после сдачи системы ее разработчики подали рапорта об увольнении. И я могу их понять. То, над чем они ломали голову годами, было сдано в один момент. Это больше чем плевок. Это еще один огромный ущерб. Но это не все. Американцы не дураки. Новое здание посольства они решили строить из кирпича, изготовляемого в Финляндии. КГБ пришлось разрабатывать колоссальную по масштабу и затратам операцию, чтобы завести на кирпичном заводе свою агентуру, чтобы заложить аппаратуру в кирпичи, чтобы ни в чем не ошибиться. Как только США был выдан секрет системы прослушивания, целое подразделение ЦРУ было переброшено в Финляндию. Вся агентура, работавшая на кирпичном заводе, сгорела почти мгновенно.