который раскрывает руки навстречу… и обнимает ее… и она ему позволяет… и в голове у меня только… а сказать я могу…. што… кто… – Виола?! Часть III Война окончена 12 Предательство [Виола] Мэр Прентисс стоял передо мной – вождь этого города, этого мира. Руки раскрыты. Объятия ждут. Словно это и есть цена. И я… буду платить? Один раз, думаю я, всего один раз. (правда же?) Один раз обняться и потом увидеть Тодда. Я шагнула вперед… (только один раз) …и он меня обнял. Я постаралась не одеревенеть от прикосновения. – Я еще не говорил тебе, – сказал он мне в самое ухо. – Но по дороге сюда мы нашли твой корабль там, на болотах. Мы нашли твоих родителей. Я судорожно вздохнула и попыталась поскорей проглотить слезы. – Мы достойно похоронили их. Мне так жаль, Виола. Я знаю, как одиноко тебе должно быть сейчас. И ничто, ничто не доставит мне большего удовольствия, чем… если когда-нибудь, в один прекрасный день, ты смогла бы увидеть во мне твоего… Внезапный звук прошил насквозь этот РЕВ… Клочок Шума взлетел выше всего остального, чистый и звонкий, как стрела… Нацеленная прямо в меня… Виола! – вскрикнул он, затолкав недоговоренную фразу мэру обратно в рот… Я попятилась, его руки опали с меня, как… Я о-бер-ну-лась… На площади, весь в солнечном свете, верхом на коне, всего в каком-то десятке метров… Был он. Он! Он. – ТОДД! Я уже бежала к нему. Он так там и стоял, возле коня, почти упав с седла, держал руку под каким-то нехорошим углом, и весь его Шум рычал: Виола! – а еще там была боль от руки и смятение – насквозь всего вообще, – но мой собственный разум мчался к нему на всех парах, а сердце колотилось таким оглушительным барабаном, что ничего толком расслышать не получалось. – ТОДД! Я добежала. И его Шум распахнулся еще шире, и обволок меня, окутал, как одеяло, и я вцепилась в него и прижала к себе, словно никогда, никогда больше не собиралась отпускать, а он закричал, потому что ему стало больно, но все равно схватил меня другой, здоровой рукой, схватил, схватил, прижал к себе, к себе… – Я думал, ты умерла, – шептал он мне в шею. – Я думал, ты умерла. – Тодд, – твердила я и плакала, и единственное, что я еще могла твердить, было его имя – Тодд. Он вдруг резко втянул воздух, и боль в Шуме полыхнула так громко, что я чуть не ослепла. – Твоя рука… – Сломана, – выдохнул сквозь зубы он. – Ее сломали… – Тодд? – Мэр очень пристально смотрел на него. – Ты что-то рановато вернулся. – У меня рука. Спаклы… – Спаклы?! – ахнула я. – Выглядит скверно, – перебил мэр. – Нам нужно немедленно ее вылечить. – Я отведу его к мистрис Койл! – встряла я. – Виола, – сказал мэр; Виола? – подумал Тодд (с какой стати мэр так ее называет). – Твой дом исцеления слишком далеко, чтобы Тодд мог дойти до него вот с такой раной. – Я пойду с тобой! – Я даже не взглянула на него. – Я учусь на целителя! – Ты – што? – Боль завывала, как сирена, но он все равно недоверчиво переводил взгляд с меня на мэра и обратно. – Што происходит? Откуда ты зна… – Я все тебе объясню, – мэр взял его за вторую руку, – как только мы поправим твое здоровье. – Дальше он повернулся ко мне: – Приглашение на завтра в силе. Тебе пора на похороны. – Похороны? – вскинулся Тодд. – Какие похороны? – Завтра, – твердо повторил мэр и потащил Тодда прочь. – Погодите… – начала я.