Она подняла на меня ставший твердым взгляд. – И тут появляешься ты. Я отвела глаза. – Я ничего особенного собой не представляю. – Да неужто? – Кажется, я не слишком ее убедила. – Девочка, ради которой пришлось расчистить целый город? Чью жизнь мне велено спасать даже ценой моей собственной? Девочка, – тут она наклонилась ко мне, словно желая заставить меня слушать, – только-только из великого черного ничто? Я аж дышать на мгновение перестала и только понадеялась, что она не заметила. – С чего вы это взяли? Она улыбнулась, совсем не зло. – Я – целитель. Первым делом я вижу кожу – и, поверь, знаю ее хорошо. Кожа рассказывает историю человека: где он был, что он ел, кто он такой. На твоей есть поверхностные следы погоды – там, где она была открыта миру, но вся остальная – нежнейшая и белейшая, какую я только видела за двадцать лет работы. Хорошей работы. Слишком нежная и белая для планеты, населенной фермерами. Я все еще на нее не смотрела. – Ну, и слухи, опять же. Их приносили беженцы… о том, что грядут новые поселенцы и их будет еще больше. Тысячи. – Пожалуйста… – В глазах опять поднялась вода, которую я тщетно пыталась остановить. – И ни одна девочка из Нового света не спросила бы женщину, доктор ли она. Я сглотнула. Закрыла рот рукой. Где же он? Плевать мне на все это, потому что… где же он? – Я знаю, что тебе страшно, – сказала мистрис Койл. – Но сейчас мы все в этом городе страдаем от слишком большого, небывалого страха, и с этим я ничего не могу поделать. – Она протянула загрубелую руку и коснулась моей. – Но, возможно, с этим что-то сумеешь поделать ты. Чтобы помочь нам. Я еще раз сглотнула, но ничего не сказала. Есть только один человек на свете, которому я могу доверять. И он не здесь. Мистрис Койл откинулась в кресле. – Но, по крайней мере, мы спасли тебе жизнь. Маленькое знание подчас несет большое утешение. Я глубоко вздохнула, обвела глазами комнату. В окно лился солнечный свет, а само оно глядело на деревья, на реку, ту самую реку, вдоль которой мы бежали к… к тому, что обещало безопасность. Казалось немыслимым, что в такой сияющий день где-то могло твориться что-то плохое… что на пороге может поджидать опасность, что идет какая-то армия. Но армия и правда шла. Армия есть! И с мистрис Койл она дружить не станет, что бы там ни случилось с… Мне стало больно. Но я все равно набрала воздуху… …и начала говорить. – Меня зовут Виола Ид. – Новые поселенцы, говоришь? – с улыбкой проговорила Мэдди. Я лежала на боку; она разматывала длинные бинты у меня вокруг туловища. Снизу они оказались пропитаны кровью; кожа пыльная и цвета ржавчины там, где кровь высохла. В животе дырка, затянутая тонкой ниткой. – Почему не болит? – пробормотала я. – Потому что джефферов корень на повязке, – объяснила она. – Природный опиат. Боли не будет, но и в туалет ты месяц ходить не сможешь. Зато уже через пять минут будешь дрыхнуть. Я очень-очень осторожно потрогала кожу вокруг огнестрельной раны. На спине должна быть еще одна – там, где пуля вошла. – Почему я не умерла? – А ты бы предпочла умереть? – Она снова улыбнулась, потом нахмурилась, но это была самая улыбчивая хмурь, какую я в жизни видела. – Не стоит мне шутковать. Мистрис Койл всегда говорит, для правильного целителя мне не хватает серьезности. Она намочила тряпку в миске горячей воды и принялась обмывать раны. – Ты не умерла, потому что мистрис Койл – лучший целитель во всем Убежище. Лучше любых так называемых докторов, какие есть в этом городе. Даже плохие парни это знают. Почему, думаешь, они тебя сюда принесли, а не в клинику? На ней был такой же длинный белый халат, как на мистрис Койл, но еще – короткий белый чепец с синей протянутой ладонью: она сказала, такой носят ученицы. Вряд ли ей было намного больше моего – ну, год или два, как бы они там ни меряли возраст на этой планете, но руки у нее были уверенные, ласковые и твердые. – Ну, – голос прозвучал обманчиво легко, – и насколько же плохи эти плохие парни? Дверь отворилась. Низенькая девочка, тоже в ученическом чепце, молоденькая, как Мэдди, но с темно-коричневой кожей и тучей на челе, просунулась внутрь. – Мистрис Койл говорит, заканчивай тут. Мэдди даже глаз от моих новых пластырей не подняла. – Мистрис Койл знает, что у меня было время только на половину процедуры. – Нас вызывают, – пискнула девочка. – У тебя нас все время куда-то вызывают, Коринн. Пластыри были почти такие же хорошие, как у меня на корабле: у меня от них уже холодило живот, а веки тяжелели и опускались. Мэдди закончила спереди и пошла отрезать еще, для спины. – Не видишь – я занята? – Там мужчина пришел, с ружьем, – выдала Коринн. Руки Мэдди замерли в воздухе. – Всем велели прийти на городскую площадь. И тебе, Мэдди Пул, чем бы ты там ни занималась. – Коринн вызывающе скрестила руки на груди. – Бьюсь об заклад, это идет армия. Мэдди посмотрела мне в глаза. Я отвела взгляд. – И увидим мы конец мира и свой, – провозгласила Коринн. – Веселая ты у нас. – Мэдди закатила глаза. – Скажешь мистрис Койл, я буду через две секунды. Коринн кисло посмотрела на нее, но убралась. Мэдди доделала повязку на спине. Я к этому времени уже почти уплыла. – Теперь давай спи, – сказала Мэдди. – Все будет хорошо, вот увидишь. С чего бы им тебя спасать, если они все равно хотят… Она не договорила. Только поджала губы, но потом все равно улыбнулась. – Я всегда говорила, у Коринн серьезности хватает на всех нас вместе взятых. Эта улыбка и была последним, што я увидела, прежде чем провалиться в сон. – ТОДД! Я проснулась рывком. Кошмар уже уносило прочь. Тодд ускользал от меня, исчезал… Что-то стукнуло об пол. Книга свалилась у Мэдди с колен, а сама она терла глаза и зевала в кресле у кровати. Стояла ночь, в комнате было темно: только маленькая лампа горела на столике, за которым Мэдди полагалось читать. – Кто такой Тодд? – Она снова зевнула, но уже сквозь улыбку. – Твой парень? Но увидав выражение на моей физиономии, она живо перестала дразниться. – Он кто-то важный? Я кивнула, все еще тяжело дыша после кошмара; волосы прилепило ко лбу от пота. – Кто-то важный. Она налила мне воды из кувшина. – Что случилось? – Я отпила глоток. – Вас куда-то вызывали?