Широкая лесная полоса, блистающая яркой зеленью пальм, тянулась до самого подножия холма. За нею открывалась прерия, на которой паслось многотысячное стадо. Оно было слишком далеко от меня, чтобы я мог различить породы животных, но, во всяком случае, некоторые из них казались довольно тонкими и стройными. Вот где следует искать мулов. Итак, мы отправляемся на это пастбище. Предстояло пересечь лес, и я направился по тропинке, которая, как казалось, вела именно в нужном направлении. Чем гуще становился лес, тем больше расширялась тропа. Через некоторое время она вывела нас к реке и оборвалась на ее берегу. На противоположной стороне никаких признаков дороги или тропинки мы не нашли, Там берег был покрыт густым кустарником. Перевитые лианами с широкими зелеными листьями и тяжелыми кистями красных цветов кусты преграждали путь сплошной стеной. Я отрядил несколько человек на ту сторону реки и приказал им искать тропинку. Через десять минут до нас донесся зов Линкольна. Я перешел речку и нашел охотника на самом берегу. Он отодвигал загородку из сучьев и лиан, за которой открывалась узкая, но тонкая дорожка, уходившая от берега в лес. Плетеная загородка вращалась на воткнутом в землю шесте, как дверь, и, очевидно, была устроена для того, чтобы скрывать дорогу. Отряд гуськом вступил на тропинку. Майор Блоссом не без труда протискался через проход на своем коне. Пройдя несколько миль, переправившись через ряд речек и ручьев, пробившись сквозь густые заросли смоковниц и диких агав, мы вдруг заметили впереди просвет. Когда мы вышли из чапарраля, перед нами открылась прекраснейшая картина. Мы увидели широкий луг, который явно когда-то обрабатывался, но теперь был заброшен. Всевозможные цветы - целые заросли цветущих розовых кустов и желтых подсолнечников, купы кокосовых пальм и полудиких смоковниц - представляли редкое и очаровательное зрелище. По ту сторону луга, из-за деревьев была видна крыша дома. Мы двинулись к нему. Началась аллея, с обеих сторон обсаженная апельсинными деревьями, ветви которых сплетались над нашими головами. Густая листва защищала нас от солнца; благоухали цветы; воздух звенел птичьим гомоном. Приблизившись к дому, мы остановились. Я приказал людям соблюдать тишину и один пошел вперед - на разведку. Глава Х. ПРИКЛЮЧЕНИЕ С КАЙМАНОМ Аллея неожиданно вывела меня на лужайку. В центре лужайки высилась круговая живая изгородь из жасминных кустов. За изгородью стоял дом, но с того места, где находился я, из-за жасминов виднелась только крыша. Не находя в изгороди ни прохода, ни тропинки, я осторожно раздвинул кусты руками и заглянул внутрь. Зрелище, открывшееся передо мной, было так неожиданно, что я не сразу поверил глазам своим. На невысоком холмике стоял дом причудливой и странной архитектуры. Стены его были выложены из бамбуковых жердей, крепко связанных между собою волокнами питы. Кровля из пальмовой листвы далеко выступала за стену и кончалась наверху деревянным куполом с крестом. Окон не было, дом и так весь просвечивал. Сквозь промежутки между жердями просвечивала внутренняя обстановка. Дверью служила зеленая барежевая занавеска на пруте с кольцами. Она как раз была отдернута, и у входа я заметил диван и изящную арфу. Вся постройка была похожа на огромную золотую клетку. Вокруг дома расстилался сад. Здесь никакой запущенности уже не было, все дышало порядком. Сзади, как темный фон картины, росла густая роща сучковатых широковетвенных олив; справа и слева - купы апельсиновых и лимонных деревьев. Золотистые плоды и яркие цветы резко выделялись на фоне серовато-желтых листьев. На каждой ветке одновременно хозяйничала весна и осень. В больших вазах глазированного фаянса росли редкие экзотические растения, своей роскошной расцветкой увеличивавшие общую красоту вида. Кристальный фонтан бил почти на десять метров в высоту и, опадая дождем радужных брызг, стекал ручейком по заросшему кувшинками и другими водяными растениями ложу, затем терялся в рощице величественных смоковниц. Питаясь обильно орошенной землей, эти смоковницы далеко и широко простирали свои ветви… Людей не было. Казалось, этот роскошный тропический уголок был населен одними птицами. Павлин и пава торжественно выступали по траве, гордясь своим великолепным радужным оперением. У фонтана торчал высокий фламинго, чей красный цвет резко выделялся на фоне крупных зеленых листьев кувшинок. Певчие птицы щебетали на всех деревьях и в кустах. Пересмешник, взобравшись на самую высокую ветку, подражал монотонному крику попугая. Перцеяды перелетали с дерева на дерево или купались под брызгами фонтана, а колибри сидели на листьях ароматных цветов или, подобно играющим солнечным лучам, носились над газоном. Напрасно обшаривал я глазами весь сад - людей не было… Но вдруг из рощи смоковниц до меня донесся серебристый женский голос. Взрыв веселого и звонкого хохота. Потом - ответный смех, несколько коротких восклицаний, плеск воды, разбрызгиваемой легкою рукой… Сердце мое забилось. Первым моим движением было броситься вперед, и я, не теряя ни минуты, перескочил жасминную изгородь. Но в следующий момент я резко остановился, боясь наткнуться на то, чего не полагалось видеть… Я собирался вернуться назад и уже занес было ногу, чтобы перешагнуть изгородь, когда к серебристому смеху присоединился низкий, мужской голос: - Anda! Anda! hace mucho caloo! Vamos a volver. (Скорей, скорей! Становится жарко! Пора вернуться.) - Ah, nо, Рере! Un ratito neas. (Ах, нет, Пепе! Еще немножко!) - Vayo, carambo! (Ну, скорей, каррамба!) И снова - звонкий смех, хлопанье в ладоши, радостные вскрики. «Ну, что ж, - подумал я, возвращаясь на газон. - Раз там и без меня есть мужчина, было б глупо отступать…» И я подошел к роще смоковниц, заслонявшей от меня людей, чьи голоса я слышал. - Lupe! Lupe! Mira, que bonito! (Люпе, Люпе, погляди, какая прелесть!) - Ah, pobrecito! Echalo, Luz! Echalo! (Ах, бедняжка! Пусти ее, Люс! Пусти!) - Voy luego. (Сейчас.) Я нагнулся и осторожно раздвинул крупные шелковистые листья. Очаровательное зрелище представилось моим глазам. Я увидел круглый бассейн, диаметром в несколько сажен, со всех сторон окруженный высокими смоковницами, чьи гигантские горизонтальные листья прикрывали его от солнечных лучей. Вокруг бассейна шел невысокий фарфоровый барьер с желто-зеленым орнаментом. Посредине била и пенилась сильная струя воды. Преломляясь в ней, золотые рыбки, плававшие в бассейне, казались бесчисленными. Несколько дальше из бассейна вытекал ручей, весь в водяных лилиях. Высокая, гибкая шея лебедя белела на фоне плавучих листьев. Другой лебедь, самец, стоял на берегу, чистя клювом свои белоснежные перья. А в бассейне плескались две прелестные девушки в зеленых туниках без рукавов, с поясками. Вода доходила им до талии и была так прозрачна, что я ясно различал на дне маленькие ножки купальщиц. Их пышные волосы свободно ниспадали на плечи. Девушки были очень похожи друг на друга - обе высокие, грациозные и стройные. Черты лица были тоже очень сходны. Всякий сразу понял бы, что это сестры, хотя по цвету кожи они и отличались друг от друга. Словно более темная кровь струилась в жилах одной из них, просвечивая сквозь нежную кожу и придавая ей оливковый оттенок. Волосы были черны, как смоль, а еле заметный темный пушок над верхней губой подчеркивал ослепительную белизну зубов. Большие черные миндалевидные глаза, казалось, глядели не на вещи, а сквозь них. Весь облик этой девушки невольно напоминал мавританскую Испанию. Она явно была старшей из двух купальщиц. Вторая представляла совсем иной тип. То была блондинка с золотыми волосами. Большие, широко открытые голубые глаза, длинные и пышные волосы, кожа не такая шелковистая, как у сестры, но нежная, с очаровательным румянцем. Под лучами солнца руки этой девушки казались такими же бескровными и прозрачными, как и крохотная золотая рыбка, судорожно бившаяся в ее пальцах. - Ah! que barbara! Pobrecito-ito-ito! (Ах какая ты жестокая! Бедная рыбка!) - Со meremos. (Мы ее съедим.) - Ah!… no, echalo, Luz, о tirare la agua en suos о jos! (Ах!… Нет, пусти ее, Люс, или я тебе забрызгаю глаза.) - И девушка нагнулась к воде, как бы собираясь исполнить угрозу. - Ya! No! (Ах так! Ну нет!) - решительно отвечала Люс. - Guanda te! (Берегись!) И темноволосая девушка, зачерпнув ладонями воду, обрызгала сестру. Та сейчас же выронила рыбку и ответила тем же. Разгорелась веселая и оживленная потасовка. Радужные брызги летали над головами девушек, скатываясь по прядям блестящих волос, и обдавали лебедя… Но тут мое внимание было отвлечено хриплым голосом. Оглянувшись, я увидел толстую негритянку, которая лежала под деревом и, опершись на руку, со смехом глядела на сражавшихся… Ее-то голос я и принял за мужской… Внезапно осознав всю нелепость своего положения, я хотел уйти. Но внезапный и резкий крик заставил меня снова повернуться к бассейну. Лебеди отчаянно хлопали крыльями по воде, рыбки метались из стороны в сторону и в ужасе выскакивали из воды, птицы испуганно кричали. Я бросился вперед, чтобы посмотреть, чем вызывалась суматоха, и увидел негритянку, которая, вскочив на ноги и указывая рукой на барьер, вопила не своим голосом: - Ninas, ninas! El cayman! El cayman! (Дети, дети! Кайман! Кайман!) Я взглянул на противоположную сторону бассейна. Ужасное зрелище представилось мне. Безобразный мексиканский кайман медленно переползал барьер. Его длинное тело извивалось на водяных растениях. Короткие передние лапы, покрытые чешуей и складками, уже находились на барьере, мощное тело напрягалось перед прыжком. Чешуйчатая спина с длинным зубчатым гребнем блестела от влаги; глаза, обычно тупые, яростно блистали в своих выдающихся глазницах. У меня был с собой карабин. Вскинуть его к плечу и прицелиться было делом одной секунды. Грянул выстрел, и пуля угодила кайману между глаз, но скользнула по твердому черепу, словно по стальной броне. Выстрел мой оказался бесполезным, если даже не вредным: раздраженное животное бросилось в воду и понеслось прямо к девушкам. Сестры уже давно бросили свою веселую игру. Они совершенно растерялись и вместо того, чтобы выскочить на берег, неподвижно стояли, дрожа от страха и сжимая друг друга в объятиях. Одним прыжком перескочил я барьер и, выхватив саблю, побежал по бассейну. Девушки стояли почти посредине водоема, но кайман попал в него раньше меня, а вода мешала мне двигаться. К тому же дно было скользкое, и я два или три раза падал. Но я тотчас вскакивал и с отчаянной энергией бросался вперед, громко крича девушкам, чтобы они бежали на берег. Несмотря на мои крики, перепуганные девушки даже не пытались спастись. Страх приковал их к месту… Кайман несся к ним со страшной быстротой. Он уже находился шагах в шести от купальщиц; его длинная морда торчала под водой, в мощных челюстях сверкали четыре ряда острых зубов. Я застонал от отчаяния. Глубокая вода сковывала мои движения. Чтобы встать между кайманом и его жертвами, я должен был пробежать почти вдвое больше, чем уже пробежал. - Опоздаю!… И вдруг кайман свернул в сторону: он наткнулся на подводную трубу. Это задержало его всего на несколько секунд, но я успел добежать до девушек и встать так, чтобы принять на себя его нападение.