Спутница богатыря, молодая красивая блондинка, была также облачена в индейский мужской костюм, с той лишь разницей, что кожаная бахрома по его швам была разноцветной, а эполеты — простые, без канители. – Пугач! Алиса! Вот радость-то! Тараканов вскочил и устремился навстречу нежданным гостям. По пути торопливо приобнял было спешившихся мальчишек, однако один из них сделал ему ловкую подножку, Тимофей Никитич рухнул, тут же перекатившись на траву на обочине, а сорванцы, издав боевой индейский клич, дружно навалились на него. Завязалась шутейная борьба с возгласами, воплями и смехом. Не обращая на свалку никакого внимания, Пугач и Алиса подошли и поздоровались с главным правителем и Шелиховым. – Что за народ? — спросил Емельян, мотнув головой в сторону сидящих на склоне. – Декабристы, — коротко ответил Гагемейстер. – Это которые супротив царя замышляли? Государственные преступники, держи меня за ноги?! – Прощенные государем, — заметил Шелихов и покосился на свой новенький орден. От Емельяна не ускользнул этот взгляд. – Проздравляем вас, господа хорошие, с новыми званиями и орденами, — захохотал он. — Алиска, от всего нашего волонтерского корпуса целуй новорожденных кавалеров. Алиса без малейшего жеманства поцеловала «в щечку» сначала контр-адмирала (тот смущенно закашлялся), затем Павла Ивановича, оттащила за шиворот своих сорванцов от Тараканова, помогла ему подняться и троекратно расцеловалась с ним. – Господа, — откашлявшись, сказал Гагемейстер, — позвольте представить вам командующего волонтерским корпусом империи Орегон генерала Эмильена Текумсе, его супругу майора Алису Жданко и все их семейство в лице сыновей Артема и Александра. – Господин генерал, — вскочил молодой светловолосый человек, — позвольте обратиться? – Валяйте, обращайтесь, — хохотнул Емельян. – Только представьтесь, — напомнил Леонтий Андрианович. – Бывший прапорщик Московского полка Владимир Толстой, — отчеканил молодой человек. — Господин генерал, вашему корпусу офицеры не нужны? – Еще как нужны! — вмиг посерьезнел Текумсе. — И не токмо нашему корпусу, но и всей армии Орегона. На восточных границах империи перестрелки почти что каждодневные: штатовские рейнджеры, держи меня за ноги, лезут во все щели, как тараканы на кухню. Индейцы — воины ладные, но воюют, как Бог на душу положит… — Емельян вздохнул, оглянулся на Алису, стоящую позади, обняв за плечи мальчишек, она ему кивнула, и генерал продолжил: — Да и наши волонтеры такие же — те же алеуты, эскимосы, индейцы… русских и вообще расейских — мало. Так что, ежели есть среди вас боевые офицеры, — милости прошу. – Есть… есть… — вразнобой послышались голоса. – Стоп, господа! — вмешался главный правитель. — Военная помощь Орегону — задача весьма серьезная и ответственная. Спору нет — боевые офицеры там нужны, но люди образованные — а многие из вас имеют прекрасное образование — нужны и здесь, и в Калифорнии, и на Гавайях. Поэтому при распределении будем учитывать все, а не только ваши желания. Уж не обессудьте, господа, от вас во многом зависит будущее нашей автономии. А может быть, не побоюсь предположить, и будущее всей России. Глава 28 Взгляд назад. 1825 год Хотя Гагемейстер и выразил недовольство пожеланием Тараканова («Ты бы, Андреяныч, про свои дела поведал, ли чё ли»), но рассказать Леонтию Андриановичу было что. За восемь лет его правления сделано столько и решения приняты такие важные, что Александр Андреевич Баранов мог бы искренне порадоваться за своего преемника (увы, правитель РАК умер в океаническом пути на родину и похоронен в пучине вод где-то возле Сингапура). Кстати, одним из первых славных дел Гагемейстера на Аляске было оправдание самого правителя, злокозненно обвиненного в лихоимстве. Главное Правление РАК пришло в изумление, когда узнало, что на самом деле за 20 лет управления столь большой и богатой колонией Александр Андреевич не присвоил ни копейки казенных денег, оставшись, как говорится, нищ и гол. Этим обстоятельством незамедлительно воспользовался Михаил Матвеевич Булдаков, обратившись к императору с ходатайством от имени Правления о даровании семейству Баранова потомственного дворянства и назначении вдове и детям достойной пенсии. Ходатайство было удовлетворено без обычных в таких случаях проволочек. Леонтий Андрианович лично обследовал береговую линию вплоть до Калифорнии, организовал экспедиции в глубь Аляски (одной три года руководил Антон Козырев, которого главный правитель назначил заведующим Геологическим отделением Управления), заключил договоры с индейцами, мирно приведя их в российское подданство, поддержал военным снаряжением и волонтерами империю Орегон в ее противостоянии Соединенным Штатам. Когда Гагемейстер начал ставить людей на должности не по протекции, а по способностям, в Санкт-Петербург, в Главное Правление РАК посыпались жалобы, однако председатель Булдаков категорически пресек все эти поползновения и поддержал нового главу Русской Америки. Тогда жалобщики нашли тропинку к императору. Тот, недолго думая, вызвал председателя «на ковер» и предъявил ему челобитные. – Что скажете, Булдаков? — сурово вопросил Александр Павлович. От такой суровости у многих вельмож начинали трястись коленки, но только не у Михаила Матвеевича. Нет, поначалу-то, когда государь одарил его вниманием за организацию первой кругосветной экспедиции, у него тоже голос подрагивал во время благодарственного ответа, но то, пожалуй, больше было от волнения, что вот из ничтожных купчишек на этакую высоту вознесся, а от суровости-то монаршей чего дрожать, коли этой суровости никогда по-настоящему и не случалось. Павел Петрович ему благоволил, правда всего два года до своей безвременной кончины, но то были годы истинного счастия; Александр Павлович тоже всегда приветлив и радушен. Ну а тут проявил строгость — так ведь имелся для того полный резон: Михаил Матвеевич, можно сказать, покровительствовал Леонтию Андриановичу, поскольку двумя руками был за то, чтобы Баранова сменил именно Гагемейстер. Он знал его, еще молодого лейтенанта флота, с того момента, как тот получил в свои руки знаменитый шлюп «Нева», только-только завершивший вместе с шлюпом «Надежда» первую русскую «кругосветку». Получил корабль изрядно потрепанным и всего за три месяца подготовил его к новому кругосветному плаванию. Финансировала путешествие опять же Российско-Американская компания, и Булдаков, естественно, содействовал назначению Гагемейстера главой экспедиции. А тут письмо подошло от Баранова насчет преемника — кого ж лучше Леонтия Андриановича найдешь? Правитель, как говорится, от Бога. Компания под крылом Сената, император не против, но с конкретного покровителя и спрос за грехи его креатуры. Государь был весьма строг, однако Булдаков не струсил. – Ваше Величество, осмелюсь напомнить: когда на заседании Правления Компании утверждали кандидатуру Гагемейстера, я почтительнейше испрашивал для будущего правителя Русской Америки особых полномочий в управлении подведомственными территориями, в поддержании инициатив по развитию хозяйства Аляски, Калифорнии и Гавайев, в военном строительстве и оказании всемерной помощи новым государственным образованиям индейцев. — Михаил Матвеевич едва ли не единым духом выпалил эту тираду и продолжил уже спокойнее: — То вы, государь, изволили с одобрением отозваться о моем ходатайстве и даже добавили поручение правителю вести с соседствующими государствами консультации во благо Российской империи… – Так-то оно так, — проворчал император, — но смещать чиновника только за то, что он чего-то не знает или не умеет… Учить надо, учить, а не гнать палкой! – Так они же не хотят учиться! — воскликнул председатель Правления. — Они желают получать жалованье лишь за то, что являются к месту службы и проводят время за пустопорожними разглагольствованиями. Они считают, что заслужили таковые привилегии уже тем, что приехали в Америку. Разве вы, Ваше Величество, самолично трудясь на благо Отечества и народа российского, допустили бы возле себя столь мерзопакостное, столь растленное отношение к своему долгу и своим обязанностям? Мы все знаем, что нет, тысячу раз нет!! Михаил Матвеевич последние слова вскричал в полной ажитации, но в момент наивысшего вдохновения поймал взгляд Александра Павловича — не императора, а сорокашестилетнего, то есть еще в самом расцвете, но уже смертельно усталого человека, — и смешался, вдруг осознав: ничего доказывать не надо, все-то Он понимает, ведь разгильдяев вокруг Него не меньше, чем вокруг того же Леонтия Андриановича. И по какому-то наитию догадался председатель Правления: согласен с ним государь, полностью согласен, а если и строжится, то это так, для порядка… – А что ты ответишь на обвинение правителя в потакании убийцам и каторжанам? Одного он назначил начальником геологического отделения, другой командует бригадой военных волонтеров… – Бывшие убийцы и каторжане, Ваше Величество, — возразил Булдаков. — То, что им было судом назначено, они отбыли полностью, а в Америке стали новыми людьми, полезными и законопослушными. Вообще, государь, я был свидетелем, как некоторые люди, даже преступившие закон, казалось бы, вконец отпетые, вдалеке от родной земли проникаются к ней особенной любовью и готовы ради ее блага на любые деяния и даже на подвиги. – Вот именно, что не все, а лишь некоторые, — по-прежнему ворчливо заметил император. — Полагаю, они изначально были хорошими, а преступниками стали по обстоятельствам, от них не зависящим. – Воистину так, Ваше Величество! — склонил голову председатель Правления. — Просто Америка все лучшее в них выявляет. А Гагемейстер — поддерживает, — не преминул он замолвить последнее слово за своего любимца. Император понимающе усмехнулся, однако тут же посерьезнел и строго вопросил: – А как там у нас с дивидендами для акционеров? Уж не это ли главная причина вызова? — внутренне усмехнувшись, подумал Булдаков, а сам ответил почтительно: – Дивиденды по итогам года, Ваше Величество, будут хорошие. И в казну поступления, несомненно, увеличатся. И многажды благодаря трудам бывших каторжан, того же, как вы изволили заметить, начальника геологического отделения Антона Козырева. – Ну, значит, не напрасно мы приняли указ о переселенцах, — сразу повеселев, заключил император и мановением руки отпустил председателя Главного Правления. А Леонтий Андрианович и не подозревал, что по его поводу в столице вскипели некие страсти, — просто работал не за страх, а за совесть, поскольку страха отродясь ни перед кем и ни перед чем не испытывал, а совесть у немцев, как издавна известно, следует сразу за долгом и даже порой его заменяет. И уж тем более он помыслить не мог, что его деяния меняют историю государства, а вместе с тем — всей планеты. Глава 29 Середина июля 1837 года Два выстрела раздались одновременно — огромный бизон уронил голову, уткнувшись рогами в пахучее сплетение трав, и завалился на правый бок. – Кто еще стрелял?! — Алексей окинул взглядом прерию, по которой стремительно удалялось стадо бизонов, напуганное выстрелами, и успел заметить пороховой дым, рассеивавшийся над невысокой каменной грядой. — Там, — показал направление Артему и Александру. — Проверьте, но будьте начеку: здесь все-таки Техас, а не Орегон. Братья-близнецы дружно кивнули и, взяв наизготовку винтовки-«черепановки», снаряженные не лентами, а небольшими дисками на десяток патронов (на охоте самое то), поскакали к гряде, сразу разделившись, чтобы охватить ее с двух сторон. В седле они держались по-индейски, без поводьев, как были приучены с детства, лошадьми управляли движением ног. Алексей покачал головой: до чего ж похожи — лицом, повадками, голосом! Различить можно лишь по волосам: Сашка в отца огненно-рыж, Артемка по матушке — светло-рус. Знаменитые на весь Русам Епифанцевы! Эмильен Текумсе — четырехзвездный генерал, командующий войсками Орегона, Алиса — полковник, эти вот сорванцы — прапорщики, с отличием закончившие училище и в свои семнадцать успевшие нюхнуть боевого пороху в схватке с рейнджерами из Британской Колумбии. Кстати, за победу в этой схватке капитан Тараканов получил звание майора и разрешение на двухнедельный отпуск. Такой же отпуск получили прапорщики, и все вместе они решили «сгонять» в Техас поохотиться. Бизоны, конечно, водились и в Орегоне, но там их берегли, заботились об умножении стада, поскольку для империи они были надежной статьей дохода, а в Техасе царили безалаберность и беззаконие, и уж одного-то бизона (а больше и не надобно) можно завалить без каких-либо осложнений с властями. Близнецы между тем доскакали до гряды и остановились, потому что навстречу им выехали четыре всадника; трое в широкополых шляпах и традиционных костюмах ковбоев, а одна (это была женщина!) — в амазонке. У всех — ружья стволом вниз, что означало мирные намерения, однако Алексей, зная о коварстве юсовцев — так с недавних пор стали называть штатников, — свою «черепановку» снял с предохранителя. Переговорив с «ковбоями», прапорщики развернулись и поскакали обратно; женщина последовала за ними, а ее спутники направились к туше бизона. Алексею это не понравилось — все-таки на быка есть и его право, — но он решил повременить с правами, посмотреть, что будет дальше. Женщина, пустив своего вороного в галоп, опередила близнецов. Они сами придержали коней, уступая женщине, — это не укрылось от зоркого глаза командира, он усмехнулся: рыцарствуют мальчишки, начитались благородных романов Кондратия Рылеева, министра народного просвещения Орегона. Не доскакав десятка метров, «амазонка» резко натянула поводья, заставив лошадь подняться на дыбы и протанцевать оставшееся расстояние. Алексей невозмутимо приложил два пальца к шляпе, приветствуя всадницу по-военному, хотя и он, и прапорщики были в гражданской одежде — этакой смеси индейской и европейской: на ногах мокасины, далее кожаные штаны с бахромой по швам, рубашка апаш и суконная куртка. Только шляпы майор и прапорщики предпочитали военного образца. Не ответив на приветствие, всадница, стройная брюнетка лет тридцати пяти с тонкими чертами лица, сейчас искаженными раздражением, если не сказать злобой, подняла ружье и направила его ствол в грудь Алексею: – How are you, Mexican bastard, dare to hunt here without permission?![32] Она разглядела в лице Алексея индейские черты и решила, что он — мексиканец, поскольку мексиканцы почти поголовно были метисами, и англосаксы, как было широко известно, считали их неполноценными. Тем временем подскакали близнецы, и Антон немедленно перехватил ружье незнакомки со словами: – Miss, major Tarakanov is not Mexican! He is Russian![33] Лицо незнакомки вспыхнуло краской стыда. Она поспешно сунула ружье в седельную кобуру и протянула Алексею руку в изящной перчатке: – Forgive me, sir![34] Алексей поставил винтовку на предохранитель, закинул ее за спину и лишь после этого пожал руку всадницы. – Do you speak English?[35] — легко, словно ничего не произошло, поинтересовалась она.