— Деннис… Он повернулся туда, где она остановилась, держась за ручку. — Избавьтесь от нее как можно скорее, — сказала она, показывая на «Мерседес». — Почему? — Рано или поздно кто-нибудь начнет ее искать. Она ушла под аккомпанемент «К Элизе», а УВ посмотрел на машину. Черт! Она подарила ему краденое. Или что-нибудь похуже. Машина не видна посторонним, можно позже решить, что с ней делать. В кабинете ждет Сандра. На площади еще горели свечи, когда Ханна проезжала мимо. Теперь, когда все знали, кто погиб, появилось больше цветов, маленьких плюшевых игрушек, открыток и записок. На улице многолюдно, несмотря на дождь, который хотя и ослаб, но по-прежнему тонкой прозрачной струящейся дымкой накрывал тех, кто шел по улицам. Многие торопились в церковь — она работала весь вечер. Повсюду небольшие группы пожилых людей, детей и молодежи. Мало кто хотел в одиночку переживать общее горе. Все хотели им поделиться, пусть и с незнакомцами. Ханна не понимала, какой в этом смысл. Чем ближе она подъезжала к реке и зданию полиции, тем меньше людей замечала. Только один журналист остался сидеть на скамье у входа. Остальные, наверное, сдались, все что могли он и так узнали от полицейских. Теперь, когда имена жертв опубликованы, им нужно подобрать какой-то человеческий тон, эмоциональную окраску, которая вызвала бы в людях сочувствие к погибшим и их родственникам. Можно разговаривать с родителями, учителями, коллегами, девушками. Спросить, есть ли у них предположения, почему именно их ребенок, ученик, коллега или парень попал в такую ситуацию. Заполучить красивые высказывания о потере, дружбе и разбитых мечтах. Проезжая мимо по дороге к парковке для сотрудников, Ханна увидела, что ждал там совсем не журналист. Она остановилась. Томас! Один, под дождем. Он тоже ее заметил, но оставался на месте, только приветственно поднял руку. Ханна зажмурилась, собралась с духом и вышла. — Что ты тут делаешь? — спросила она, подходя к нему. — Жду тебя. Я не знал, собираешься ли ты домой. — Собираюсь. Через некоторое время. Но у нас тут эти пять убийств, понимаешь… Частичное объяснение, почему она все еще на работе. Не полное, и он это знает. Она села рядом, почувствовав, как сквозь форму влага проникает. Ну и ладно. — Давно тут сидишь? — Прилично. Ты ела? — Давно, — произнеся это, она почувствовала голод. Он достал из маленького рюкзака, который стоял рядом с ним на скамейке, ролл с сыром и ветчиной. Угостил ее. Она отодвинула фольгу и жадно укусила. — Я тебя недостойна. Он улыбнулся ей и положил руку ей на плечи. Комок в горле вдруг начал мешать глотать. — Как у тебя дела? Она чуть не рассмеялась. Так типично для него. Переживать за нее. Даже суток не прошло с тех пор, как она узнала, и все-таки… Как у нее дела? Она сама не знает. — Я сегодня думала об Элин, — сказала она и поняла, что это многое говорило о том, как у нее дела. — Почему? — Не знаю. Увидела фотографию и… дождь пошел, и ты, и все. Потеряла бдительность. — Тебе стоит чаще это делать. Она почувствовала, как на глаза накатывают слезы и смешиваются с дождем. Она положила голову ему на плечо. — Я люблю тебя. — Я знаю, — ответил он, а она знала, что он улыбается. Она запомнила отсылку к «Звездным войнам». Напоминание обо всем, по чему она будет скучать. Она чувствовала, как они заливают ее. Все воспоминания, все, что они делали вместе, все, через что они прошли. Целая жизнь. Каждый день лучше благодаря ему, а она принимала это как должное. Никогда не ценила. — Я люблю тебя и прости меня. Так за многое ей хотелось извиниться. За Гордона, конечно, но еще и, наверное, больше всего за то, что она не могла быть рядом с Томасом в тот редкий момент, когда он нуждался в ней больше, чем она в нем. — Тебе не за что извиняться. — Я хочу быть там. Для тебя. Вот это… — Она кивнула на здание полиции за спиной. — Это просто… ничто. — Все придет. Я тебя знаю. Она выпрямилась и повернулась к нему. Важно высказаться, чтобы он действительно понял, что она хочет, чего бы ей хотелось уметь. — Я не знаю как. Не знаю, как проживу с тобой эти месяцы, зная, что ты покинешь меня. — Мы что-нибудь придумаем. Уже хорошо, что мы начали разговаривать. — Мы бы не стали, если бы ты тут не сидел. — Нет, стали бы, но чуть позже. Она положила ладони на его мокрые щеки, пристально посмотрела ему в глаза, наклонилась и сильно прижалась своими губами к его губам, пока не прервала длительный поцелуй объятиями. — Я тебя недостойна, — прошептала она ему на ухо. — Ты уже говорила, но это неправда, ты сама знаешь. Я ценю каждый день с тобой. Она еще сильнее обняла его. Разжимать объятия не хотелось, но придется, если она не хочет превратиться в мокрое пятно, слиться воедино с дождем на земле. Она отпустила его и встала, вытерла слезы тыльной стороной ладони. — Мне нужно идти… работать, — сказала она, снова кивнув на здание. — Ага, а мне нужно домой сохнуть. — Я скоро вернусь. Обещаю. — Все будет хорошо. Он взял рюкзак и направился в сторону дома. Ханна преодолела короткое расстояние до входа и развернулась, стояла и смотрела ему вслед, пока он полностью не скрылся за завесой дождя. Карин ушла домой, вахта была пуста и погружена в темноту, когда Ханна прошла мимо и провела своей карточкой. У двери на лестницу она притормозила. Самая короткая дорога наверх, если она хочет туда попасть. Хочет ли. Она не могла собраться с мыслями. Домой ей не хотелось, но, может, ей все-таки стоит туда вернуться? Пойти следом. Подняться — значит обязательно пройти мимо офиса Гордона. Сейчас этого ей тоже не хотелось. Она пошла прямо по подвальному этажу, вошла в раздевалку, вылезла из мокрой формы и вытерлась. А что потом? Куда пойти, когда нигде не хочешь быть? В итоге она поднялась по задней лестнице наверх и тяжело упала в свое офисное кресло. Не стала зажигать свет. Так, как будто весь мир отражал ее настроение, снаружи давно не было так темно. Полярные дни в этом году закончились. Сегодня ночью солнце постепенно опустится за горизонт. Не то чтобы это что-то меняло — закрывшие небо темные тучи, похоже, решили остаться. Она закрыла глаза, стараясь не расплакаться. Она не помнила, когда последний раз плакала, а сейчас пыталась не дать этому случиться в третий раз за вечер. Из-за одного и того же. Из-за всего и всех, кого у нее забрали. Она открыла глаза, взгляд упал на доску объявлений. Карта с окружностью, фотография Ренé Фукé, расследование, которому она целый день пыталась придать наибольшее значение. Все аккуратно развешано. Аккуратнее, чем она помнила. Она выпрямилась в кресле. Порядок что-то напоминает… Ровно друг к другу. Прямые линии. Свободные, ничего не крепившие к доске кнопки расположены в ряд по левому краю. Красный, зеленый, красный, зеленый, красный, зеленый. Точно что-то напоминает, что-то связанное с делом… Внезапно ее осенило. Она не сразу поняла, что на самом деле обнаружила. Потому что это так… невероятно. Неужели действительно? Когда пришло осознание, Ханна подскочила так резко, что кресло влетело в стену сзади, а она ударилась бедрами об стол, закрыла рот ладонью, задержала дыхание и почувствовала, как просто стоит и смотрит, не мигая, с широко раскрытыми глазами. — Зашибись, — выдавила она из себя, прежде чем, бросив последний взгляд на доску, выскочила в коридор и направилась к кабинету Гордона. — Она была здесь! Это женщина! — почти закричала она, ворвавшись к нему в кабинет. Он услышал ее бег и уже на половину встал с кресла. — Кто был где? — спросил Гордон готовый действовать, в то же время в полной растерянности. Ханна заставила себя сделать глубокий вдох. Слова застревали в горле, все стремились одновременно выйти наружу. — Сама по себе или одна из тех, кого отправили русские. Это женщина, и она была дома у Фукé, Свэрда и здесь. Она была здесь! Она здесь убирается. В отделе! Она заметила, что эта информация почти ничего ему не дала. Эйфория смешалась с раздражением. Они должны что-то делать. Прямо сейчас. Она сделала прорыв в расследовании, а он не врубается. — Она убирается у меня в кабинете. Новая уборщица. Это она. — Она сейчас там? — Нет, да, черт возьми, конечно, ее там нет, — раздраженно прошипела Ханна. — Пойдем. Пойдем туда. Она повернулась и поспешила обратно, Гордон — всего в паре шагов следом. Когда они зашли к ней в кабинет, она зажгла свет наверху и практически усадила Гордона на стул для посетителей, а сама подошла к доске.