— Завтра, — ответил Трифонов. — Как только получим сообщение, что американская делегация направилась в посольство. И наступила череда напряженных будней. Быстро выяснилось, что американцы придерживаются расписания. После обеда переговорщики дискутировали с российскими политиками и военными экспертами, перескакивая с одной проблемы на другую и не углубляясь в детали, затем переезжали в посольство, откуда связывались по защищенной линии с Вашингтоном, обсуждали аргументы и контраргументы, выстраивали будущую линию давления на русских. В эти часы Вокалистка облачалась в телогрейку, закутывала голову серым пуховым платком и вооружалась широкой лопатой. Ей под стать был одет и капитан Сорокин. Оба работали дворниками около американского посольства, расчищали тротуар. Как назло, погода выдалась бесснежной. Чтобы не мести по десять раз чистую дорожку, было принято решение вывозить снег. Ряженые дворники подгребали слежавшийся снег под лопатки автопогрузчика, который забрасывал грязные комья в самосвал. Техника шумела, мешая сосредоточиться, и только когда самосвал уезжал, Вокалистка могла без помех прислушиваться к происходящему в посольстве. Она старалась, но все было не так, как прежде: теплая одежда мешала ей улавливать скрытые звуки, особенно досаждал пуховый платок. После часа мучений она столкнула платок на шею, затем сняла его напрочь и расстегнула верхние пуговицы телогрейки. Слух обострился, из груди словно вырвалось трепещущее облако, превратившееся в невидимую мембрану, и организм погрузился в состояние сверхчувствительности. Сана планомерно сканировала неприступное здание, проникая то в одну его часть, то в другую, пока не услышала военные термины, к которым ее готовили. Она сконцентрировалась на источнике звука и узнала голоса членов делегации. Они располагались в изолированной комнате, не имевшей окон. Вокалистка напряглась, пошла пятнами и диктовала в скрытый радиомикрофон, все, что слышала. Инженер Смышляев, сидевший в автопогрузчике, получал сигнал и записывал ее речь на миниатюрный магнитофон. Сорокин изображал перекур в работе. Ночью военные специалисты прослушали запись. Утром Трифонов приехал с замечаниями. — Голоса членов делегации Вокалистка разложила по полочкам, теперь мы знаем, кто как думает и за какую часть договора отвечает. Но упущен ключевой момент. Телефон. Полковник в упор смотрел на Сану, сжавшуюся в кресле. «Даже не похвалил», — обиделась она, закутываясь в теплый платок. — Переговорщики связывались по телефону с госсекретарем США и главой Пентагона. Голоса на той стороне провода мы не слышали, а это крайне важно. Нужно устранить этот пробел, — потребовал начальник. Сана с трудом подавила кашель. Ей на помощь пришел Алексей Сорокин. — О содержании их разговора мы можем догадаться по косвенным репликам. — Капитан Сорокин, я обращаюсь не к вам, а к агенту Вокалистке! — осадил подчиненного полковник. Сана отвернулась и закашлялась. — Она простыла, у нее температура, — пояснила Корман. — Сейчас некогда болеть! Служба у нас такая. Прими лекарство, оденься теплее, — приказал полковник. — Я не могу одеться теплее, — прохрипела Сана, и кашель скрутил ее. — Это еще почему? — громко возмутился Трифонов, не дожидаясь окончания кашля. — Суньте голову под подушку, тогда поймете, — огрызнулась Сана, когда приступ отступил. Начальник недоуменно посмотрел на остальных. Корман объяснила: — Она слышит лучше, если ее шея и грудь открыты. — Завтра до минус двадцати трех, — заметил Сорокин. Полковник стиснул кулаки и заходил по комнате из угла в угол. Отмерив несколько диагоналей, он рубанул ладонью: — Перерыв в переговорах невозможен. Положите ее в постель, в конце концов! Я пришлю врача, он даст что-нибудь сильнодействующее. Позвонив по телефону, начальник зашел в комнату Вокалистки, присел у кровати, поймал ее воспаленный взгляд. Он говорил тихо, но требовательно: — Есть такие моменты, когда мы должны работать, вопреки всему. Ты делаешь это ни для меня, ни для себя, а для страны. Сможешь? Сана прикрыла глаза, но полковник не понял, она сделала это в знак согласия или от усталости. 33 Следующие два дня Вокалистка провела на жутком морозе. Работать у посольства приходилось по несколько часов, при этом даже легкая лыжная шапочка ей мешала. Она работала с непокрытой головой, а в моменты наибольшего напряжения избавлялась даже от телогрейки, изображая закаленную русскую бабу, которой все нипочем. Первый час она держалась на лекарствах, а потом, когда мороз выстуживал слабеющее тело, исключительно на силе воли. Секретные обсуждения в посольстве, как назло, затягивались. Вокалистка чаще опиралась на лопату, чем подгребала снег, и диктовала сквозь приступы кашля тайные планы противника. Телефонные разговоры ей поначалу не давались и на второй день она сняла кофту, оставшись в тонкой футболке. Чтобы хоть как-то оправдать несуразный вид пришлось изобразить пьяную. Сорокин сбегал за водкой «для согрева». Он пил по-настоящему и бурчал, косясь на американский флаг: — Кто с чем к нам зачем, тот от того и — того! Сана лишь хваталась за бутылку, подносила ко рту и морщилась, будто выпила. Полураздетой, обмороженной ей удалось услышать отдельные реплики вашингтонских чиновников, дававших инструкции по телефону. Как обычно на ее шее и щеках выступила сыпь, но визуально изможденное лицо синело от холода. — Глотни, а то загнешься, — приказал Сорокин. — Лучше семь раз покрыться потом, чем один раз инеем. И она глотнула. Водка обожгла горло, обогрела желудок и разрушила сверхчувствительное облако. «Прозрачные» стены посольства постепенно обросли кирпичом и стали неприступными, у Саны подкосились ноги. Испуганный Сорокин накинул на женщину телогрейку и потащил домой. Зато Трифонов был в восторге. Сану знобило, она куталась под одеялом в кровати, а он яростно жестикулировал перед ней, объясняя успех: — Янки пытаются нас обмануть, занизить число ракет морского базирования. Но мы их прищучим! Благодаря тебе мы узнали о секретных пусковых установках и количестве ядерных боеголовок, хранящихся в Европе. Они планировали вывести их за рамки соглашения, но теперь этот номер не пройдет. Шиш им! Цель близка, еще немного и… Полковник погрозил кулаком в сторону американского посольства. Корман принесла Сане отвар на целебных травах и напомнила, что пришло время принять таблетки. — Сергей Васильевич, врач запретил ей выходить на мороз, — шепнула она начальнику. — Вокалистке необходим строгий постельный режим. — Я не могу отменить операцию. Переговоры на завершающем этапе, предстоят самые важные дни. И погода улучшается. Сколько завтра? — Минус пятнадцать. — Вот, видишь, теплеет. Находившийся в комнате Сорокин смущенно заметил: — Мы весь снег убрали, а снегопад завтра не ожидается. — Метите улицу, — приказал полковник и ушел. Утро принесло лишь частичное облегчение для Саны, кашель отступил, но повышенная температура давила на организм. Перед выходом ее накачали лекарствами. — Кто не работает, тот поломался, — подмигнул ей Сорокин, пытаясь поднять настроение. — И снова в бой, покой нам только снится, — кисло улыбнулась Сана. Но «бой» не состоялся, с первых минут все пошло не по плану. Как только «дворники» вышли с метлами к посольству к ним из припаркованной машины выскочили двое: американский журналист с микрофоном и оператор с телекамерой. Репортеров интересовала русская женщина, работающая без шапки на морозе. — Вас заставлять работать в мороз? Сколько вам платят? — с легким акцентом спрашивал журналист. Сана отворачивалась, но журналист подныривал с микрофоном то с одной, то с другой стороны: — Нам сказали, что вы много кашлять. Это болезнь. Вы не можете пропустить работу из-за болезни? Нет снега, но вас заставлять? — Я здорова, — ответила Сана. Оператору явно понравился грубый шрам на лице русской, он целил в него камеру. Сорокин невзначай толкал оператора, пряча свое лицо, а Смышляев из кабины автопогрузчика срочно связывался с Трифоновым: — Противник что-то заподозрил. Прислали съемочную группу, Вокалистке не дают проходу, пытаются снять крупным планом. Что делать? — Может, это случайность, и журналисты быстро отстанут? — Они ждали нас, дежурили в машине. Задают вопросы с подвохом. — Какие именно? — Что делают дворники на чистом тротуаре у здания с американским флагом? Почему у соседних домов никто не убирает? Почему работаете не утром, как везде, а сейчас? — Черт подери, пронюхали, гады! — Трифонов с сожалением свернул операцию. — Пусть наши уходят. Попробуем работать из квартиры наблюдения. 34 Агенты окружным путем вернулись в свой подъезд, к неудовольствию вахтера оставили в холле лопаты и поднялись на лифте на самый верхний этаж, минуя служебную квартиру Корман. Там у единственной двери их поджидал Трифонов.