– Очень слабый, – негромко проворчал Хэгмэн, оттягивая кремень. Изогнутый наподобие лебединой шеи спусковой крючок скрипнул, сжимая пружину, потом щелкнул. Хэгмэн поднял прицел, совместил отметку на нем с прорезью на мушке. Голову ему при этом пришлось неуклюже наклонить. Стрелок вдохнул-выдохнул и замер. Все остальные застыли в ожидании. Хэгмэн еще немного подладился, сдвинул ствол чуть влево, слегка опустил приклад. Стрелять было трудно, но не столько из-за расстояния, сколько из-за положения. Никто не двигался. Шарп наблюдал через трубу за артиллеристами. Пушкарь как раз взял в руки пальник, и лейтенант знал, что должен отправить всех в укрытие и, может быть, помешать тем самым снайперу, однако в этот момент Хэгмэн спустил курок. Громкий треск спугнул птиц, дым змейками растекся между камнями, и лейтенант увидел, как пушкарь пошатнулся, выронил пальник, схватился за правый бок и упал. – В правый бок, Дэн, – прокомментировал Шарп, зная, что Хэгмэн из-за дыма оценить свой выстрел не может. – Ты его уложил. Всем укрыться! Всем! Живо! Другой пушкарь схватил пальник и подскочил к гаубице. Все спрятались за камни и вздрогнули, когда снаряд взорвался, ударившись о выступ скалы. Шарп хлопнул Хэгмэна по спине: – Невероятно, Дэн! – Вообще-то, сэр, я целился в грудь. – Ты испортил ему праздник, Дэн. Поздравить снайпера подходили и другие. «Старик», как его называли иногда, оправился от раны и снова доказал, что у него самая крепкая рука и самый верный глаз. А еще он продемонстрировал всем, на что способен настоящий стрелок, и они гордились собой. Выстрел Хэгмэна отчасти компенсировал предательство Уильямсона. Они снова стали элитой. – Попробовать еще разок, сэр? – спросил Хэгмэн. – Почему бы и нет? Если французы доставили сюда мортиру, то пусть, по крайней мере, орудийная прислуга знает, что и их положение не безопасно. Хэгмэн снова взялся за штуцер, но еще не успел завернуть пулю в лоскуток кожи, как артиллеристы поставили хобот лафета на передок и орудие оттащили к деревьям. Отлично, подумал Шарп и тут же испугался. Что, если гаубицу убрали только для того, чтобы поставить на ее место мортиру? Он ждал. Мортира так и не появилась. А вот охранявшие пушки пехотинцы тоже исчезли. Драгуны еще патрулировали западные и восточные подступы, но примерно через полчаса и они повернули и ускакали в деревню. – Что происходит? – спросил Виченте. – Бог его знает. И тут вдруг Шарп увидел все французское войско – пехоту, кавалерию и пушку – на дороге, ведущей из Вилья-Реал-де-Жедеш. Похоже, они возвращались в Порто. Некоторое время он следил за ними с замиранием сердца, не смея верить собственным глазам. – Должно быть, какой-то трюк. – Он протянул подзорную трубу Виченте. – Посмотрите сами. – Может, это и есть мир? – предположил португалец, глядя вслед отступающему врагу. – Может, война и впрямь закончилась? А иначе зачем им уходить? – Они уходят, и это главное. – Шарп забрал трубу, приник к окуляру и увидел повозку с ранеными. – Господи Исусе, они и впрямь уходят! Но почему? Из-за того, что наступил мир? Может быть, те всадники, которых он видел, привезли не мортиру, а какое-то важное сообщение? Например, приказ об отступлении? Или это трюк? Они рассчитывают, что он спустится с холма и не успеет вернуться, когда налетит кавалерия? Что происходит? Кто подскажет? Ничего не понять. Полный конфуз. – Я спущусь. Купер, Харрис, Перкинс, Кресэйкр и Симс – со мной. – Последние двое были приятелями Уильямсона, и Шарп хотел показать, что по-прежнему доверяет им. – Остальные ждут здесь. – Я бы тоже хотел пойти с вами, – сказал Виченте и, увидев, что Шарп собирается отказать, торопливо объяснил: – Деревня, сеньор. Мне нужно посмотреть, что в деревне. Что с людьми. Виченте, как и Шарп, взял пять солдат. За старших на холме остались сержанты Харпер и Мачедо. Спустившись со склона, обе группы осторожно миновали выжженный участок и подошли к артиллерийской площадке. Шарп поглядывал по сторонам, ожидая, что в любой момент из-за деревьев откроют огонь укрывшиеся в засаде французы. Никто, однако, не стрелял. Пройдя по тропинке, они оказались у Квинты, выглядевшей совершенно мирно с затворенными от солнца голубыми ставнями и, похоже, ничуть не пострадавшей за последние часы. Кошка, умывавшаяся на теплых камешках под аркой, прервала свое занятие, чтобы наградить солдат высокомерным взглядом. Шарп попробовал открыть дверь в кухню, но она была заперта. Он справился с соблазном снести ее с петель и повел свой небольшой отряд к передней двери. Но и та оказалась закрытой. Двор пустовал. Шарп отошел от особняка, настороженно следя за ставнями, однако они так и не распахнулись. Большой дом как будто дремал, наслаждаясь теплым денечком. – Думаю, сэр, там пусто, – сказал Харрис, нервно сжимая винтовку. – Пожалуй, ты прав, – согласился Шарп и, повернувшись, зашагал к дороге. Под ногами похрустывал гравий, и он сошел на обочину. Остальные последовали его примеру. Было жарко, душно, и даже птицы не подавали голоса. А потом Шарп почуял ее. И сразу вспомнил Индию и даже представил на мгновение, что вернулся в эту загадочную страну, потому что именно там ему чаще всего доводилось чувствовать этот запах. Густой, насыщенный, приторно-сладковатый. От этого запаха ему всегда становилось не по себе, изнутри поднималась тошнота, слюна делалась кисловатой. Потом все прошло, но на глаза ему попался Перкинс, которому было совсем худо. – Дыши глубже. И держись. Будет еще хуже. Виченте, нервничавший, похоже, не меньше Перкинса, взглянул на него. – Это… – начал он, но не смог договорить. – Это… – Да. Это была смерть. Деревня Вилья-Реал-де-Жедеш никогда ничем не отличалась. В ее церковь не стремились паломники из дальних мест. Святого Жозефа здесь почитали, хотя его влияние не распространялось дальше виноградников. И все же, при всей ее незначительности, деревушка была не самая плохая. Работу давали виноградники Сэвиджа, земля – хороший урожай, и даже возле самого бедного дома всегда зеленел небольшой огородик. Некоторые жители держали корову, многие птицу, а кое-кто откармливал поросят, хотя сейчас никакого скота не осталось. Власть в дела деревни практически не вмешивалась. Самым влиятельным человеком в Вилья-Реал-де-Жедеш считался, если не брать в расчет англичан в Квинте, отец Жозеф. Священник бывал порой вспыльчивым и раздражительным, но он также учил деревенских детей грамоте. И никогда не был жестоким и чересчур суровым. И вот теперь он был мертв. Его неузнаваемое тело лежало на пепелище церкви вместе с другими телами, обуглившимися и съежившимися от огня, среди обгоревших и рухнувших стропил. На улице валялся дохлый пес с засохшей на морде кровью – над раной в боку роились с жужжанием мухи. Тот же звук доносился из обеих таверн, и Шарп, открыв дверь ударом приклада, содрогнулся при виде открывшейся ему картины. На единственном целом столе лежала обнаженная девушка, в которой лейтенант узнал ту самую Марию, что нравилась Харперу. К столу ее прикололи воткнутыми в руки ножами, а жужжащие насекомые кружились и ползали по окровавленным грудям и животу. Винную бочку раскололи, все горшки, миски и кружки разбили, мебель переломали. Шарп закинул винтовку за спину и вырвал ножи из бледных ладоней Марии. Перкинс остановился у двери, в глазах его застыл ужас. – Не стой колом, – бросил Шарп. – Найди одеяло… что-нибудь… и накрой ее. – Есть, сэр. Шарп вышел на улицу. У двери замер Виченте. В глазах португальца блестели слезы. Трупы были в половине домов, кровь во всех, и ни одного живого на всю деревню. Те, кто выжил, бежали из Вилья-Реал-де-Жедеш в страхе перед жестокостью завоевателей. – Нужно было остаться здесь, – зло обронил Виченте. – И умереть вместе с ними? – Их никто не защитил! За них никто не вступился! – У них был Лопес, – возразил Шарп, – да только он не умел драться так, как надо, а если бы умел, то здесь не остался бы. И мы бы тоже не помогли. Только убитых было бы больше. – И все равно нужно было остаться здесь, – стоял на своем португалец. Шарп отвернулся: – Купер? Симс? – Стрелки подняли винтовки. Купер выстрелил первым. Шарп досчитал до десяти – Симс спустил курок вторым. Лейтенант еще раз досчитал до десяти и сам выстрелил в воздух. Это был сигнал Харперу – вести в деревню остальных. Он посмотрел на Виченте. – Надо найти лопаты. – Лопаты? – Да. Мы их похороним. Кладбище находилось к северу от деревни и представляло собой огороженный участок с будкой у входа, в которой нашлось несколько лопат. Шарп раздал их своим людям: – Копайте так, чтобы звери не добрались, но не слишком глубоко. – Почему не глубоко? – взвился Виченте, считавший мелкие могилы оскорблением для мертвых. – Потому что местные, когда вернутся, все равно их раскопают, чтобы найти родственников. Обнаружив в одном сарае большой кусок мешковины, Шарп расстелил ее на земле и стал вытаскивать из-под обломков и пепла обгоревшие тела. У отца Жозефа, лежавшего под большим распятием, оторвалась левая рука, но Симс, увидев, что случилось, пришел на помощь, и они вдвоем перекатили почерневший, сморщенный труп на мешковину. – Я оттащу, сэр, – сказал Симс. – В одиночку не справишься. Симс смущенно почесал голову. – Я не сбегу, сэр, – пробормотал он и отступил на полшага, словно боясь, что лейтенант его отчихвостит. Шарп посмотрел на парня – вор, пьяница, стрелок – и улыбнулся: – Спасибо, Симс. Скажи Пэту Харперу, чтоб дал тебе святой воды. – Святой воды? – Бренди. Он у него во второй фляге. Той самой, про которую, как он думает, я не знаю. Позднее, когда спустившиеся с холма помогали хоронить убитых, Шарп вернулся к церкви, где его нашел Харпер. – Пикеты выставлены, сэр. – Хорошо. – И Симс говорит, что я должен дать ему бренди. – Надеюсь, ты дал. – Дал, конечно, сэр. Мистер Виченте, сэр, хочет прочитать молитву. – Надеюсь, Бог его услышит. – А вы там будете, сэр? – Нет, Пэт. – Я так и думал. – Ирландец зашел на пепелище и огляделся. Там, где стоял алтарь, в воздухе еще вился дымок. Сержант наклонился и вытащил из-под головешек покореженное черное распятие около четырех дюймов в высоту. Он положил его на левую ладонь и перекрестился. – Мистер Виченте недоволен, сэр.