— Прости. Я просто волнуюсь. Боюсь что-то упустить… Короче, я переписала названия стран из первого листа с марками. Названия стран, понятное дело, с больших букв. И тут эти большие буквы сложились в предложения! Петя пристально посмотрел на Олю. Они с ребятами давно догадались, что эти марки не просто так. Но, похоже, настоящее послание предназначалось именно ей. — Ну и что там? Показывай уже! Ты ведь все переписала? Письмо с тобой? — Конечно! Я даже точки расставила. Оля достала из сумки смятый лист, исписанный размашистым почерком. Она явно торопилась, когда писала. Петя взял лист и принялся читать вслух: — «Привет, дочка. Ты поняла шифр». Он еще раз посмотрел на Олю и теперь даже уловил сходство — ее и отца. И снова ему сделалось грустно: — Тут личное что-то. Читать? — Личное закончилось. Читай давай. Петя продолжил: — «Завещаю состояние. Сделай правильно. Скоро снесут дома». — Так он знал? — Петя отложил письмо. — Знал… и поэтому оставил мне квартиру в Колпачном! Значит… Петя замолчал и снова взялся за письмо. Он ровным счетом ничего не понимал в том, что происходило, но ему стало ясно: отец был в курсе грядущих перемен и подумал о нем! О том, чтобы ему было хорошо. Он снова стал читать, но уже не вслух. — «Ни в чем не участвуй. Клад у меня. Ключ под землей. Полтора метра. От дуба метр на юг. Не знает никто. Никому. Потом уезжай из страны. Навсегда. Оля, люблю тебя. Папа». — Папа, — повторил Петя вслух. — Папа. — Да! Учудил наш папа! — улыбнулась Оля. — Слушай, а что это за дуб? Наш, что ли? — Ну да, он тут один такой. Мы с дядей Ки… с папой… часто к нему приходили. Просто когда гуляли. Мы правда много времени проводили вместе. Я никак не могу… Почему? — Потом обсудим отца. Сейчас надо ехать. — Куда? — Конечно, к дубу! — Так день ведь! Люди кругом! — Осмотрим территорию. Я же не копать тебе предлагаю! Надо сначала приглядеться. Оля нажала на педаль, и ее белая кроссовка тихо скрипнула. Они ехали в полной тишине. Даже радио не включили. Петя думал, что ему все-таки жаль этот тихий уголок города. Что больше здесь не будет прежних домов, по вечерам не будет зажигаться свет. Больше ему не придется спешить по знакомой дороге в школу. И эта дорога забудет его шаги. Неужели все из-за какого-то клада? Или из-за чьих-то амбиций? Неужели нет ничего, что бы могло помешать людям мучить других людей? Машина резко затормозила. — Смотри! Там что-то произошло! Они подъехали к обочине, вышли и направились к дубу — именно там толпились люди. Прохожие подходили, смотрели куда-то вниз, качали головами, недовольно цокали. — Что? Что тут случилось? — спросил Петя пожилого человека с собакой. — Да придурок какой-то повесил на дерево манекен! Тут уже и полицию вызвали, подумали — и правда женщина там! Идиот! — прорычал человек с собакой, взглянул на Олю, хмыкнул и ушел, недовольный как будто всем на свете, кроме того, что живет в доме, из окон которого не видно ни одного дерева. — Заметил, как он на меня посмотрел? Как призрака увидел! — Ага! И вон бабка… Пялится страшно! Петя и Оля подошли к дубу и — с другой стороны ствола — увидели огромную куклу в человеческий рост. В розовом платье и одной белой кроссовке — вторая валялась тут же — она была похожа на Олю как две капли воды. Кукла висела беспомощно и грустно. Глава 11 Плоды просвещения Сергей Лукьяненко[22] Выбравшись из машины, Лубоцкий бросился к Лизе. Как ему удалось выскользнуть из старого полицейского «форда», он в общих чертах понимал. Беспокоился лишь о том, что успела написать Лиза и позаботилась ли о себе. В машине, где двое полицейских, таких же карикатурно ненастоящих, как и схватившие его, — только эти были не толстый и еще толще, — а худой и болезненно тощий, держали Лизу, происходило какое-то мельтешение. Плясали в воздухе Лизины руки, крепко сжимающие блокнот, худой полицейский, перегнувшись с переднего сиденья, рвал листы из рук девочки, а доходяга за рулем только верещал, держась за оцарапанное лицо. Андрей рванул дверь машины — ура, не заперта! И со всего маху влепил худому полицейскому по голове. Тот сразу отпустил Лизу и втянулся обратно на переднее сиденье, словно дождевой червяк во влажную землю. — Лиза! — Андрей рывком выдернул ее из машины вместе с блокнотом. Девочка еще продолжала по инерции отбиваться, и Лубоцкий понял, что у нее закрыты глаза. Времени приводить подругу в чувство не было — он обнял ее, подхватил на руки (как все-таки хорошо, что он такой большой, а она такая мелкая, компактная) и побежал по переулку. Накачанные годами тренировок и семью поколениями предков-физкультурников мышцы не подвели. Хорошие гены, усердные тренировки и протеиновые коктейли позволили Лубоцкому умчаться от дуба и поверженного манекена так легко, словно он был героем комиксов. Лишь мелькнуло обалдевшее лицо Безносова, рядом с Петром стояла Оля, спокойно отряхивающая ладони. И всё — был Лубоцкий с Дейнен и нет его, лишь аромат пены для ванны «Адам и Ева» остался в воздухе. Несколько секунд вокруг дуба царила мертвая тишина. Потом Петя схватил Олю за руку, все еще испачканную кирпичной крошкой. Прошептал: — Ты что? Это же полиция! Оля задумчиво посмотрела на разбитое стекло полицейской машины, где двумя вялыми грудами мяса и жира шевелились несоразмерно крупные люди в форме. И сказала: — Так было надо. Но ты прав, да. Пора валить. В свою квартиру (Петя и сам не понял, в какой момент стал легко и просто думать о ней как о своей, начисто забыв прежнее жилье, да и маму, честно говоря) они с Олей ехали неожиданно долго. Похорошевшая за последние годы Москва выкатила перед ними все пробки, какие только нашла, — и в переулке, где снимали асфальт и клали плитку, и на бульваре, где меняли старую плитку на новую, и на улице, где сдирали плитку и клали асфальт. Но Петя, который по причине таких вот дел предпочитал перемещаться на своих двоих, сейчас был рад задержке. — Ты уверена, Оль? — спросил он. — Что мы… ну… брат с сестрой? — Да, — не изменившись в лице, ответила она. — Я ведь в тебя был влюблен, — сказал Петя. — В детстве. Помнишь, когда ездили в Крым? — Помню, — кивнула Ольга. — Ты был смешной мальчишка. Я видела, что ты с меня глаз не сводишь. — Почему я ничего не почувствовал, если ты моя родная сестра? — А почему ты на меня пялился, если знал, что я двоюродная? — отрезала Оля. — Лучше скажи, отчего эта кукла была на меня похожа? И зачем полиция схватила твоих приятелей? Петя пожал плечами: — Встречный вопрос: ты зачем в полицейских кирпичом кинула? Некоторое время Оля обдумывала ответ. И честно призналась: — Это был совершенно инстинктивный, ни на чем не основанный поступок. Я вдруг поняла, что должна это сделать. — Что-то очень много стало вокруг ничем не обоснованных поступков, — вздохнул Петя. Дальше ехали молча. В подъезде консьерж посмотрел на них каким-то особенным взглядом. И, открывая дверь старинного лифта, произнес: — Ваши друзья только что поднялись. Петя и Ольга переглянулись. Почему-то даже сомнений не возникло, кто успел их опередить. Из лифта они кинулись к двери, едва не отталкивая друг друга, Петя достал ключи, но дверь была не заперта. А в квартире царил полный разгром!