Печальное тому подтверждение — бывший полковник Александр Сыпачев, пополнивший в 2002 году позорный ряд предателей. «Большое сито» контрразведки отсеяло его от сотен военных разведчиков, честно и добросовестно исполнявших и продолжающих исполнять свой долг. Путь Сыпачева к предательству мало чем отличался от того, каким шли к нему другие изменники из ГРУ. Также, как и они, он стал жертвой своей непомерной алчности и неудовлетворенных амбиций, пересиливших страх расплаты за предательство. А начиналось все так хорошо… В личном деле курсанта Сыпачева, затем лейтенанта и, наконец, полковника придирчивому глазу контрразведчика, кажется, не за что было зацепиться. Вначале у него складывалось все так, как у всех. Теперь уже в далеких 50-х годах прошлого века жизнь Сыпачева, тогда еще Саши, мало чем отличалась от жизни сверстников. Холодное и полуголодное послевоенное детство, проведенное на Урале, навсегда осталось в памяти. В северном промышленном городке Краснокамске Моло-товской области (ныне Пермского края) выбор жизненного пути был небогат — работа на заготовках леса или на местном механическом заводе. Выпускнику десятого класса Александру Сыпачеву повезло больше, чем другим. Он с первого раза поступил в военное училище. Курсантская форма подчеркивала его ладную фигуру и была ему к лицу. Но не только это привлекало внимание местных барышень. Самые дальновидные из них полагали (и не без основания), что зарплата в 200 рэ и больше и бесплатная служебная квартира стоят того, чтобы помотаться с мужем какое-то время по дальним гарнизонам. После окончания училища лейтенанту Сыпачеву снова улыбнулась удача. Как говорится среди военных, Бог создал Сочи, а черт Могочу (есть такой городок в Забайкальском крае). В Могочу и на Кушку поехали другие. Правда, в Сочи он не попал, но об этом не слишком горевал. Служба в обустроенном гарнизоне была не худшим вариантом. Молодая жена с пониманием отнеслась к временным тяготам и лишениям. Тем более терпеть их долго не пришлось. Деятельный и грамотный офицер Сыпачев привлек внимание разведчиков, и в его военной карьере произошел резкий поворот. Служба «от подъема до забора», работа по принципу «круглое тащить, квадратное катить» и изматывающие инспекторские проверки остались позади. Жизнь в столице и захватывающе интересная учеба, о которой даже не мечтал, открыли ему совершенно иной мир. В секретных классах он с трепетом изучал методы деятельности легендарных офицеров отечественной военной разведки. В нем заговорило здоровое честолюбие: он может стать одним из них. И со всем пылом молодости упорно грыз гранит новой науки. Закончилась учеба. Начались суровые будни. Вскоре в прозе жизни поблек ореол романтики. На практике разведка оказалось делом не только тяжелым, но и зачастую рутинноутомительным. Шли годы. Сыпачев получал в срок положенные должности и рос в звании. Но большой успех в работе чаще приходил к другим. Своего суперагента он так и не завербовал и потому, особенно не перетруждаясь, тянул лямку до предельного потолка. Там его ждали приличная пенсия, должность кадровика или зама по режиму в солидной госструктуре, ритуальные встречи с молодежью и раз в год прием на торжественном вечере в ГРУ. Август 1991 года в одночасье лишил Сыпачева всего этого. Зарплата полковника упала до уровня помощника машиниста метро, а почти пенсионный возраст оставлял ему надежду разве что на место «вратаря на калитке» у какого-нибудь юного олигарха. В это же время на глазах Сыпачева стремительно рождалась новая жизнь. Она слепила блеском рекламы, оглушала ревом двигателей «бентли», «порше» и «ягуаров». И ему, видимо, показалось, что после 22 лет почти безупречной службы он очутился на обочине жизни. Смута, охватившая в те годы страну, воцарилась и в его душе. И ему уже казалось, как в песне кумира молодежи 60-70-х годов В. Высоцкого, «Все не так!.. Все не так, ребята!». Не так все пошло по службе. Не так все складывалось в семье. Жена, которая до поры до времени терпеливо сносила его нервные срывы, постепенно отдалялась. Дети выросли и жили самостоятельной жизнью. Развод стал неизбежен. Сыпачев, надо отдать ему должное, не стал затевать скандалов и трепать себе нервы в судах, а просто ушел к другой женщине, оставив жене и детям квартиру и то, что в ней находилось. На пятом десятке лет начинать новую жизнь в чужих стенах с висящим на шее банковским кредитом и пугающим своей близостью увольнением в запас, а еще больше — непредсказуемым будущим становилось страшно. А жить, и жить красиво, очень хотелось. Денежное место в «Газпроме» ему не светило, так как «Газпром» был домом для других, избранных. Идти с пистолетом и грабить банк, которому задолжал, было глупо. После мучительных раздумий Сыпачев пришел к мысли, как решить все проблемы одним махом. Большие деньги и быстро ему могли дать, какой полагал, только американцы или британцы за секретные сведения, которыми он владел. Прижимистость МИ6 англичан была общеизвестна, и поэтому он остановился на ЦРУ. От исполнения задуманного Сыпачева отделял не один день. Страх разоблачения продолжал удерживать его от рокового шага. В памяти невольно всплывали арест и осуждение Сметаниных, Полякова, Баранова, а по ночам мучили кошмары. Полушепотом передававшаяся среди сотрудников ГРУ история последних минут жизни предателя Пеньковского, которого якобы живьем запихнули в печь крематория, во сне вызывала жуткое видение: это не Пеньковского, а его, Сыпачева, жарили на раскаленных углях. Наступал новый день. Страх рассеивался. И уступал место подленьким мыслям. В конце концов жажда денег и надежда на русское авось взяли верх. Сыпачев сделал решительный шаг к предательству… День 26 февраля 2002 года для дежурившего на посту у южных ворот посольства США в Москве старшего лейтенанта милиции Сергея Савенко мало чем отличался от предыдущих. От крепкого мороза перехватывало дыхание, а на глазах невольно наворачивались слезы. Кутаясь в ворот постового тулупа, Сергей внимательным взглядом встречал и провожал редких прохожих. Одни настороженно, другие с любопытством косились на особняк американского посольства, ощетинившийся антеннами, и, подгоняемые ветром и строгими взглядами постовых милиционеров, торопливо проходили дальше. Стрелки часов подбирались к одиннадцати. Приближалось время смены. Сергей в душе предвкушал, как в дежурке отогреется горячим кофе и даст отдохнуть гудевшим от усталости ногам. Но в это время его внимание привлек мужчина среднего роста, закутанный шарфом по самые глаза. Неуверенным шагом он приближался к посту. На вид ему было не больше пятидесяти, в одежде ничем не отличался от среднего москвича. Сергея привлекли его глаза: они настороженно бегали по сторонам, а в глубине их плескались сомнение и страх. Савенко напрягся, опасаясь возможной провокации или хулиганской выходки, которые время от времени устраивали ура-патриоты и душевнобольные против посольства США и его сотрудников. Неизвестный, оглянувшись по сторонам, после секундного колебания неуверенно шагнул к воротам. Сергей преградил путь и потребовал документы. Подрагивающей рукой тот вытащил из кармана пальто и предъявил для проверки паспорт на имя Сыпачева Александра Евгеньевича. Сергей просмотрел страницу за страницей. Место рождения — город Краснокамск Пермской области, прописка — московская. После чего испытывающим взглядом прошелся по хозяину. Тот еще больше занервничал и на вопросы, к кому и с какой целью направляется в посольство, стал давать путаные объяснения, затем смешался и, развернувшись, быстрым шагом удалился. С того времени прошло около пяти часов. Савенко снова заступил на пост. Подходил к концу рабочий день, и на улицах, несмотря на усиливающий мороз, стало заметно оживленнее. Его наметанный взгляд издалека приметил Сыпачева. На этот раз он действовал более решительно и уверенно назвал имя американского дипломата, назначившего ему встречу. Прошло несколько минут, и к нему вышли два сотрудника посольства. Вместе с ними он зашел в здание и находился там до 17.20. О чем говорили с ним американские дипломаты, Савенко, конечно, не мог знать, но нервозное, со странностями поведение Сыпачева не осталось без его внимания. В тот же день информация на нервного посетителя посольства США поступила в органы ФСБ. Результаты предварительной проверки заставили контрразведчиков насторожиться. Сыпачев оказался военнослужащим. И не просто военнослужащим российской армии, а полковником ГРУ! Вскоре эта настороженность переросла в нечто большее. У них появились серьезные основания подозревать Сыпачева в шпионской деятельности. Они установили, что какого-либо задания у своего руководства на посещение посольства США он не получал. Более того, по команде о своем визите, как положено, никому не доложил. Несанкционированный выход Сыпачева на контакт с американцами заставил сотрудников контрразведки принять быстрые и энергичные меры по внесению ясности в существо возникших против него подозрений. С учетом его прямого доступа к секретам, составляющим государственную тайну, осведомленности о кадровом составе и перемещениях сотрудников в аппарате ГРУ, а также о ряде разведывательных операций, проводимых российской военной разведкой за рубежом, малейшее промедление в проверке грозило серьезным ущербом национальным интересам страны. Поэтому сразу же после поступления в ФСБ информации на Сыпачева из числа опытных сотрудников была создана оперативная группа; к работе она приступила в тот же день. В первую очередь контрразведчики стремились выяснить, какие обстоятельства побудили опытного военного разведчика Сыпачева, хорошо знавшего все последствия такого шага, сунуться в «осиное гнездо» шпионажа. Анализ предварительно собранных на него оперативных материалов давал основания предположить, что семейные неурядицы, после которых он был вынужден оставить жене квартиру, и нужда в деньгах могли стать серьезным мотивом, подтолкнувшим на контакт с американской разведкой. Эта версия требовала документального подтверждения. С того дня оперативные и технические службы ФСБ с санкции суда взяли под плотный контроль каждый шаг Сыпачева. Первое подтверждение об установлении им шпионской связи с американской разведкой поступило в конце марта 2002 года. Спустя три недели после визита в посольство США на его телефон проследовал звонок. В короткой беседе Сыпачев и пока неизвестный контрразведчикам собеседник прибегали к условностям, но профессионалам они сказали многое. Оперативная версия о шпионском характере его отношений с сотрудниками американского посольства в Москве находила подтверждение. 29 марта Сыпачеву последовал очередной звонок. В состоявшемся коротком разговоре собеседник предложил ему в тот же день встретиться возле магазина IKEA в городе Химки Московской области. Он согласился и, когда наступил вечер, направился к месту встречи. По пути несколько раз менял транспорт и осуществлял проверку с целью выявления за собой наружного наблюдения. Эти действия еще больше усилили подозрения контрразведчиков в том, что Сыпачев направляется не на прогулку, а на явку. Около магазина IKEA его поджидал сотрудник американской резидентуры в Москве. Разговор между ними занял всего несколько минут. Денег, на которые так рассчитывал Сыпачев, он не получил — их предстояло еще отработать. В конверте, что незаметно перешел из рук в руки, лежали первое шпионское задание и инструкция о порядке постановки сигнала готовности к выходу на очередную явку для передачи собранной информации. В выборе способа связи и обмена шпионскими материалами с Сыпачевым американская разведка не стала оригинальничать. Ее страсть к тайникам и необъяснимая привязанность к московским фонарным столбам и стенам были хорошо известны российской контрразведке еще со времен разоблачения Пеньковского. Тогда тоже для обмена сигналами связи использовали фонарные столбы, троллейбусные остановки и предметы дамского туалета. В тот день, 29 марта, на встрече у магазина IKEA американский разведчик не стал перегружать инструктажами вновь завербованного, но уже достаточно искушенного в тайных делах агента, а сразу перешел к делу. Он предложил Сыпачеву производить обмен шпионскими материалами через тайник на пешеходном переходе, проходившем над железной дорогой неподалеку от станции метро «Студенческая». Сигналом о закладке тайника должна была служить метка красного цвета размером 15 сантиметров, выполненная на бетонном фундаменте дома № 17 по улице Минской. После встречи с американским разведчиком с души Сыпачева словно свалился камень. Ему казалось, что их контакт контрразведчики не заметили. На службе все шло своим чередом. Семейную жизнь тоже ничто не омрачало. Страх наказания за совершенное преступление притупился, а близкий денежный мираж кружил голову. Сыпачев рьяно взялся за выполнение задания. Уже к 3 апреля его убористым почерком были исписаны два стандартных листа. В них содержались совершенно секретные и секретные сведения, раскрывающие принадлежность ряда армейских офицеров к военной разведке, данные о ее агентах, а также о ряде операций ГРУ, проводимых за рубежом. Что думал и испытывал в те минуты Сыпачев, когда вносил в свой предательский список тех, с кем прослужил не один год и у кого в гостях чувствовал себя как дома? Стыд? Угрызения совести? Вряд ли. К этому времени их заменили деньги. 3 апреля 2002 года жена Сыпачева, отправляясь на работу, не нашла своей губной помады. Помаду взял Сыпачев, чтобы поставить метку-сигнал для американской разведки о том, что готов к закладке в тайник собранной информации. В 21 час его рука вывела на бетонном основании дома № 17 по улице Минской жирную красную черту длинной 15 сантиметров. Черту, которая навсегда отрезала Сыпачева от коллег по службе и прошлой жизни. На следующий день разведчики наружного наблюдения зафиксировали появление у дома № 17 по Минской улице сотрудников американской резидентуры. Они сняли сообщение своего агента, а контрразведчики сняли их. Оперативная фильмотека пополнилась еще одним доказательством шпионской связи Сыпачева с иностранной спецслужбой. С того часа операция по пресечению его преступной деятельности перешла в решающую фазу. Военным контрразведчикам и их коллегам из других управлений ФСБ предстояло решить несколько сложнейших задач. В первую очередь они не должны были допустить перехода в руки американской разведки собранной Сыпачевым секретной и совершенно секретной информации. Одновременно им необходимо было не пропустить тот единственный момент, когда можно взять предателя с поличным. Поэтому в оперативном штабе до глубокой ночи снова и снова выверяли каждую деталь операции. Наступило 4 апреля. С раннего утра ряд оперативных, технических служб ФСБ и группа захвата были приведены в повышенную боевую готовность. Члены оперативного штаба управления операцией заняли свои места на командном пункте. Результаты наблюдения за поведением Сыпачева и установленных разведчиков американской резидентуры в Москве подтверждали первоначальное предположение о том, что в ближайшие часы возможна закладка и выемка из тайника шпионской информацией. Теперь уже оперативная техника и разведчики наружного наблюдения контролировали каждый шаг Сыпачева. Тот пока вел себя ровно, и только ближе к вечеру в его поведении стали заметны признаки напряженности и нервозности. В оперативном штабе приготовились к проведению заключительного этапа операции — к захвату Сыпачева с поличным. Его действия говорили о том, что до завершения операции оставались считаные минуты: Сыпачев, петляя и путая следы, выходил на тайник. Поезд метро сбросил скорость, медленно подкатился к платформе на станции «Студеческая» и остановился. Двери вагона распахнулись, и шумная стайка студентов вынесла Сыпачева к эскалатору. Разведчики наружного наблюдения сосредоточились и не спускали с него глаз, стараясь не пропустить момент сброса информации. Поблизости кружили американские разведчики: они тоже нацелились на тайник. Группа захвата подтянулась ближе к Сыпачеву. Отсчет времени шел уже на секунды. Камеры скрытого наблюдения фиксировали каждое движение и жест шпиона. В оперативном штабе напряжение достигло предела. Команда «Захват!» витала в воздухе. Глаза всех были прикованы к серой тени на экране монитора, которая плыла и двоилась в вечерних сумерках. Сыпачев, избегая яркого света фонарей, осторожным шагом крался по улице к переходу над железной дорогой. Там ему предстояло запихнуть в щель между бетонным забором ограждения и первой ступенькой полиэтиленовый пакет со шпионской начинкой. Впереди показалась горбатая ферма моста. Сыпачев бросил нервный взгляд на часы. Стрелки показывали ровно 21.00. Подошло время закладки тайника. Он действовал четко, по инструкции: когда нога наступила на первую ступеньку перехода, рука вытащила из кармана пакет и торопливо сунула его в темную щель. Сыпачев распрямился и сделал шаг. В следующее мгновение его припечатали к стенке: группа захвата ФСБ действовала молниеносно. Обмякшего, словно мешок, американского агента подхватили под руки и потащили к машине. Потом, когда прошел шок, он еще пытался откреститься от шпионской деятельности, но предъявленные вещественные доказательства заставили его дать признательные показания. Следствие по уголовному делу в отношении Сыпачева, обвиняемого по ст. 275 УК РФ «Государственная измена», длилось семь месяцев. Последняя точка в нем была поставлена 11 ноября 2002 года. Московский окружной военный суд признал Сыпачева Александра Евгеньевича виновным в покушении на государственную измену и, учитывая его чистосердечное раскаяние и активное содействие следствию, приговорил к восьми годам лишения свободы. В соответствии со ст. 48 УК РФ он был лишен воинского звания полковник. Еще один клон изменника получил по заслугам. Прерванная гастроль 3 август 2005 год. Москва. Курский вокзал. Время — 10.03. Летний зной уже четвертые сутки немилосердно палил Москву. Крохотный пятачок площади перед Курским вокзалом, зажатый со всех сторон бетонными коробками домов и супермаркетов, напоминал раскаленную сковородку. Но Андрей Думенков, казалось, не ощущал этого пекла и не слышал гомона людской толпы. Внутри его все дрожало от напряжения. Перед этой решающей встречей с «хозяином секретов» страх вновь проснулся в нем и стиснул в своих когтистых лапах отчаянно трепетавшее сердце. Постреливая затравленным взглядом по сторонам, Думенков ждал и не мог дождаться, когда же Градов престанет говорить. Полиэтиленовый пакет, с которым тот все никак не решался расстаться, подобно магниту притягивал к себе. В нем находилось то, ради чего он опасно рисковал последние месяцы. Гибкая магнитная дискета с совершенно секретными сведениями о Владимирской ракетной армии и образец специального прибора радиационно-химической разведки должны были обеспечить будущую безбедную жизнь, о которой на каждой встрече ему твердил сотрудник германских спецслужб Бенн Андреас. Наконец Градов смолк и красноречиво дал понять, что ждет ответной благодарности за свою услугу. Думенков торопливо сунул ему пропитавшийся потом ком долларов и схватил пакет. Страх, все это время давивший его невидимым прессом, исчез. Он с облегчением вздохнул. Сделал шаг к метро и… А дальше произошло то, что ему не могло присниться в самом кошмарном сне. Людской поток, казавшийся аморфным, вдруг стиснул его и опрокинул на асфальт. В следующее мгновение свет перед глазами померк, плотная черная маска скользнула по лицу и затянулась тугой петлей на затылке, а на руках защелкнулись наручники. Чьи-то цепкие пальцы сноровисто обшарили ворот рубашки и вывернули карманы. Ампулы с ядом и оружия при нем не оказалось. Нынешние германские агенты были не чета головорезам абвера, собственную шкуру они ценили дороже, чем преданность фюреру от шпионажа. Операция по захвату Думенкова с поличным заняла не больше нескольких секунд и привлекла внимание разве что двух-трех вокзальных зевак. С разинутыми ртами они наблюдали, как его тело, обвисшее тряпичной куклой на руках группы захвата, проплыло в зыбком мареве и исчезло в темном зеве крытого автофургона. Прошла минута. И уже ничто не напоминало о том, что на пятачке привокзальной площади Курского вокзала завершилась еще одна операция военных контрразведчиков. В то время как генерал Александр Рудов докладывал в Департамент военной контрразведки ФСБ России генерал-майору Анатолию Сердюку о захвате шпиона с поличным, сам Думенков затравленным взглядом косился на молчаливых спутников. Они, плотно стиснув его своими телами, до самой Лефортовской тюрьмы так и не проронили ни слова. Там ему вместе со следователями Федеральной службы безопасности предстояло снова пройти путь своего падения и предательства. Путь, на который он, сам того не подозревая, ступил девять лет назад, в 1996 году. Тот год круто изменил судьбу бывшего комсомольца, бывшего пограничника, жителя древнего русского города Костромы Андрея Думенкова. В трудные 90-е годы одни, обреченно сложа руки, отдались на волю судьбы. Другие, хваткие и напористые, в той волне неразберихи, захлестнувшей страну, принялись алчно терзать и растаскивать по своим углам то, что с таким трудом создавали их отцы и деды. Неуемное стяжательство, подобно ржавчине, разъедало их души. Не устоял перед соблазном преуспеть и Думенков. Однако страстное желание стать богатым на родине в одночасье так и не удалось осуществить. Прошлая армейская закваска мешала ему урвать для себя кусок у слабого и переступить через старую дружбу. И тогда он попытался найти счастье в сытой и благополучной Германии, рассчитывая на то, что родственники жены помогут встать на ноги. В 1996 году семья Думенковых получила разрешение на выезд и отправилась из тихой, патриархальной Костромы в Германию. Но жизнь на чужбине оказалась далеко не сахар. Яркие краски западной жизни при ближайшем рассмотрении оказались всего лишь рекламным фасадом. Здесь он оказался чужим, а с его прошлой специальностью найти хорошо оплачиваемую работу оказалось не так-то просто, и, чтобы как-то существовать, ему пришлось заняться «челночным» бизнесом. Перегон в Россию «серых» иномарок, ввоз лекарственных препаратов и электроники отнимали немало сил, нервов и здоровья, но так и не принесли Думенкову желанного богатства. Жажда наживы толкнула его на опасный путь контрабандиста. Появившиеся вскоре шальные деньги стали незаметно, исподволь разрушать моральные устои бывшего пограничника, но сам он этого не замечал. Не почувствовал Думенков грозящей опасности и тогда, когда от него ушла жена, отдалились друзья. В погоне за евро и долларом он пускался во все более рискованные коммерческие операции. Несколько раз только чудо, казалось, спасало его от ареста на таможне. Но никакого чуда не было: германская контрразведка, а затем и разведка уже давно обратили на него пристальное внимание. Энергичный и не лишенный авантюризма Думенков, будучи выходцем из региона, где находились важнейшие оборонные объекты — дивизия Ракетных войск стратегического назначения, штаб Владимирской ракетной армии, и имевший широкие связи среди бывших и действующихвоеннослужащих, был обречен на то, чтобы привлечь к себе внимание спецслужб Германии. Но опытные ловцы душ потенциальных агентов не спешили выходить на него с вербовочным предложением, и терпеливо плели невидимую сеть. Они скрупулезно собирали информацию о его слабостях и давали все глубже завязнуть в трясине контрабандных сделок. В то время Думенков и не подозревал, что его деловой партнер Бенн Лндреас, отличавшийся просто-таки патологической страстью ко всему тому, что было связано с советской и российской армией, переплачивал ему за привезенный товар не из-за дружеских чувств. Понял он это гораздо позже, но что-либо изменить уже не мог. А все началось с безобидной, казалось бы, армейской атрибутики. Думенков заваливал ею щедрого на оплату коллекционера. Однако вскоре Бенн стал требовать не просто армейские фуражки, кепки и шевроны, но и кое-что посущественнее: образцы военных приборов и узлы боевой техники, а это уже попахивало шпионажем. Но Думенков не почувствовал опасного запаха такого бизнеса и, рискуя оказаться за решеткой, начал таскать их через границу. К концу 2003 года в германской разведке посчитали, что он созрел для серьезной работы, и стали готовиться к вербовке. Сомнений в ее успехе не было. К тому времени Думенков основательно завяз в темных сделках. Наступил февраль 2004 года. Очередной его вояж в Россию, во время которого он вывез чуть ли не весь ассортимент армейского магазина, не принес прибыли. На этот раз Бенн остался равнодушен к военной атрибутике и мало что купил. Однако чтобы как-то сгладить горечь потери коммерческой выгоды, которая была написана на лице Думенкова, заявил о своей готовности еще раз встретиться, чтобы обсудить серьезное деловое предложение. Отправляясь на встречу, Думенков и не подозревал, чем она для него обернется. Испытанный деловой партнер, обходительный в манерах и вкрадчивый в речах, Бенн вряд ли мог вызвать у него какие-либо подозрения. Разговор начался с обсуждения результатов поездки в Кострому. Но постепенно (в какой момент — Думенков и не заметил) беседа ушла в сторону от деловых вопросов. Бенн принялся расспрашивать об оборонных предприятиях и военных объектах, находившихся на территории Костромской и Владимирской областей. И чем дальше продолжалась эта странная, уже не деловая беседа, тем все более неуютно чувствовал себя Думенков. Бенн знал о нем буквально все. Это вначале обескуражило, а затем напугало Думенкова. И когда тот недвусмысленно намекнул на серьезные нелады с германским законом, то он окончательно поплыл. Западня, коварно устроенная германскими спецслужбами, захлопнулась. Где выход? И Бенн «великодушно» указал на лазейку: предложил заняться более серьезным бизнесом — сбором секретной информации о новейших российских разработках в области вооружений, в частности бронетанковой техники. В первые минуты Думенков растерялся. Бывший пограничник еще не забыл, что такое шпионаж и чем это грозит. И попытался отказаться. Но очередное упоминание Бенна о занятии контрабандой сделало его сговорчивее, а обещание щедрого вознаграждения окончательно пересилило все страхи. Он дал согласие на сотрудничество с германской разведкой, и они на том ударили по рукам. На следующих встречах Бенн галопом прошелся с Думен-ковым по азбуке шпионского ремесла. И уже весной 2004 года свежеиспеченный шпион возвратился в Кострому и приступил к выполнению задания. Первым делом он попытался восстановить прошлые связи среди военнослужащих и запасников. В разговорах с ними расхваливал жизнь в Германии и одновременно исподволь прощупывал их настроения, сочувствовал трудностям, которые они испытывали по службе, намекал на возможность хорошо подзаработать. Тем, кто проявлял к этому интерес, он сообщал по секрету о своих крутых связях в Германии, которые заинтересованы в получении информации о новейших военных разработках и готовы за них щедро платить. На подозрительную активность Думенкова в установлении нужных связей и направленность его интересов обратили внимание военные контрразведчики. В Управление ФСБ России по Владимирской армии и Отдел военной контрразведки по Костромской ракетной дивизии одно за другим стали поступать оперативные данные об этом. Генерал А. Рудов усмотрел знакомую руку иностранной разведки. В пользу данной версии говорили конкретные факты. Думенков пытался уговорить своих знакомых добыть ему материалы, относящиеся к новейшим разработкам в области ракетной техники и средств ПВО. Вместе с тем наглая самоуверенность и нахальство в действиях Думенкова первоначально смутили генерала А. Рудова и его подчиненных. Они полагали, что так бесцеремонно работать агент иностранной спецслужбы не может и что его знакомые, принимавшие хвастливый треп за чистую монету, заблуждались. Но заблуждались не знакомые, а сам Думенков. Потеряв родину, семью и самого себя, тот самонадеянно считал, что в этом мире все покупается и продается и потому его знакомые будут готовы за тридцать серебряников торговать чем угодно и где угодно. И здесь агент германских спецслужб жестоко просчитался. В декабре 2004 года, во время очередной встречи со старым приятелем Беловым, Думенков прямо предложил ему за солидное вознаграждение оказать помощь в поиске и приобретении документальных материалов военного характера, в том числе составляющих государственную тайну. В подтверждение серьезности своих намерений он сослался на наличие надежных связей в спецслужбах Германии. Их имен и фамилий Думенков не назвал, но намекнул, что они обещали кругленькую сумму за будущее сотрудничество. Наряду с Беловым в том же духе он пытался вести обработку еще нескольких знакомых, которые могли иметь выходы на секреты. Такая настойчивость Думенкова в поисках путей подхода к получению сведений военной и государственной важности создавали реальную угрозу утечки секретной информации за рубеж. Потому контрразведчики решили действовать на упреждение. Они стремились не только сорвать преступные планы Думенкова, но и не допустить втягивания российских граждан в шпионскую деятельность, что было не менее важно. Одновременно с этим генерал Рудов по согласованию с руководством Департамента военной контрразведки ФСБ России посчитал возможным использовать сложившуюся ситуацию против самой германской спецслужбы. Он предложил завязать с ней оперативную игру и через Думенкова сбрасывать дезинформацию. Ключевая роль в этой операции должна была принадлежать будущему помощнику контрразведчиков. По оперативному замыслу, именно ему предстояло замкнуть на себя все попытки шпиона по собору информации, а в последующем внедриться в германскую спецслужбу. Но там работали настоящие профессионалы, не чета скороспелому агенту Думенкову, и потому риск провала будущего разведчика нельзя было исключать. Времени на поиски такой кандидатуры у руководства оперативного штаба операции почти не было. Думенков, подстегиваемый германскими спецслужбами, продолжал лихорадочно искать выходы на нужных военнослужащих. В этой гонке со временем и шпионом контрразведчикам приходилось рассчитывать на то, что слова «долг» и «родина» не были пустым понятиями для большинства земляков Думенкова. И они не ошиблись. Белов и бывшие офицеры штаба Владимирской ракетной армии Лазарев и Градов, которых Думенков рассчитывал склонить к сбору секретной информации, родиной не торговали. Сразуже после бесед с Думенковым они обратились с заявлениями в органы безопасности и сообщили о попытках склонения их к шпионажу. С того дня вся дальнейшая деятельность Думенкова находилась под внимание контрразведчиков. А он, несмотря на предупреждения Белова и Лазарева об опасности подобных действий и их уголовной наказуемости, продолжал настойчиво искать возможности выполнения задания своих немецких руководителей.