И в этот момент он меня поцеловал. Черная метель. За всю свою жизнь Максу Розгину приходилось терять голову раза три, наверно. И никогда эти разы не были связаны с бабами. Не случалось как-то. Нет, конечно он слышал об этом, да и по рассказам других мужиков, своих прежних приятелей по полиции и армии знал, что так бывает. Что уносит. И мысли никак в голове не образуются. Творишь хрень, а потом… Жалеешь. Ну, или не жалеешь. Это если качественно хрень натворил. С обоюдным удовольствием. Сам он так не впирался и совершенно искренне считал, что уже и не сможет. Прошло время молодости и глупости. Сейчас, даже занимаясь сексом с женщиной, полного отключения у него не происходило. Постоянно мелькали самые разные, а, порой, и не относящиеся к ситуации, мысли. Мозг работал. Да и вообще, секс - уже давно не то событие, о котором стоит думать. А потому случившееся с Княгиней было в какой-то степени за гранью. И не сказать, что драка – причина помрачения рассудка. Хотя, конечно, когда убиваешь человека, даже если этот человек – полная тварь и отморозок, насилующий женщин, это свой отпечаток накладывает. Максу приходилось убивать. Много. В армии – даже не считал, сколько. Не снайпер же, чтоб счет вести. После , в милиции, а потом в полиции… Ну бывало. Тоже старался не считать. Не простым оперативником работал, всякое видеть приходилось. Такое, что лучше бы забыть. За привычку мгновенно принимать не особенно популярные, но эффективные решения, его в прошлой жизни часто наказывали. Звания, премии, прочие прелести жизни… Служба уже давно в прошлом. А привычка – осталась. Поэтому скоту, что зажал беспомощно трепыхавшуюся Княгиню на диване, Макс сразу сломал шею. Быстро и без затей. Мог и не ломать, но… Её круглые белые коленки, тонкие голые ножки и тело этого хряка между ними… Не стал сдерживаться. Второй оказался проворней и даже какое-то время потанцевал. Макс опознал в повадках своего армейского коллегу. Но, судя по всему, не его опыта. Просто так, рядом стоял, нахватался. Движения верные, но как будто не дорабатывает. Да и не тренировался давненько. Это его и сгубило. Макс перехватил летящий в него нож, развернул аккуратненько, пользуясь инерцией здоровенной туши, и вернул подарочек. Прямо в горло. Не очень удачно попав в артерию. Кровь хлестанула, уделав и одежду, и лицо, и руки. Бывший вояка упал, как срубленное трухлявое дерево. Рядом с загнанной в угол комнаты Княгиней. Макс наклонился на первым отморозком, пощупал на всякий случай пульс. А то, мало ли, тоже бывало всякое. Но тут сюрприза не произошло. И не произойдет. Если, конечно, эти твари не превратятся в зомбаков. Что вряд ли. Но и в этом случае ничего страшного. Говорят, зомби надо откручивать головы, чтоб больше не вставали. Макс это делать тоже умел. Из угла комнаты раздался тихий всхлип. Макс поднял голову. Княгиня сидела, обняв себя руками. Лицо у нее , в тусклом свете фонаря, было совершенно белым. Глаза на пол лица. Огромные и безумные. Короткие растрепанные волосы упали на лоб, прядки прилипли к коже. Он поднялся с колен, она тоже встала. Все так же, не отводя от него дикого взгляда. Макс хотел сказать, что все в порядке, хотел как-то успокоить, привести в чувство. Но замер, разглядывая ее. В полумраке ее фигура, дрожащая, тонкая, укутанная в короткий светлый халатик из какого-то переливающегося, даже на вид нежного материала, казалась сотканной из этих самых лучей от фонаря. И еще немного – от лунного света. Она стояла, по-прежнему обнимая себя руками, голые ноги, тонкие щиколотки, изящные икры, пальчики с накрашенными ногтями… Как это можно было разглядеть в таком освещении? Он разглядел. Словно вспышками. Как из триллера, старого, хичкоковского. Она сама была похожа на этих хичкоковских героинь, как будто не из этого мира, не из этой гребанной эпохи. Другая. Слабая. Беспомощная. Её хотелось защитить. Хотелось обнять и сделать так, чтоб перестала трястись. Хотелось… Унять ужас в ее глазах. Заменить его на что-то другое. Макс шагнул к ней, движимый исключительно этим намерением. Её глаза, словно загипнотизированные, пробежались по его фигуре, задержались на шее, на одежде. Макс даже не осознал в этот момент, насколько близко к ней стоит. Как так получилось, что он так близко? Как так получилось, что он разглядывает ее, отмечает все крохотные детали? Разорванный ворот тонкого халата, облепившего грудь. А под халатом ничего нет. Грудь небольшая, соски острые, красивые, видно даже через ткань. Неистово бьющаяся жилка на шее. Следы от грубых пальцев, явно видимые в полутьме. Губы что-то шепчут. Он даже не понял, что. Ладонь выставила перед собой… Узкую, аристократичную. С короткими ногтями. Дрожат пальчики. И губы дрожат. Красивые губы, четко очерченные. В глазах ужас. Расширенные зрачки… Прядка темных волос, прилепившаяся на лоб… Макс взял ее за выставленную в нелепой защите ладонь, зачем-то шатнул к себе. Наверно, успокоить хотел. Почувствовал в своих руках напряженное хрупкое тело, ее запах ударил в дрогнувшие ноздри. И сразу в голове помутилось. Она что-то шептала. А затем перевела взгляд на его испачканные кровью пальцы, раскрыла рот. Макс сжал ее сильнее и поцеловал. Он потом так и не смог понять, в какой момент произошло отключение в мозгах. В какой момент он сошел с ума. Просто все навалилось. Одновременно. Горячка драки, еще два трупа на его счету, страх в огромных глазах, дрожащие пухлые губы, запах сладости, корицы и яблок, окутавший его с головой… А может, все еще раньше случилось? Еще во время ее первого визита? Ее гордая осанка, судорожные попытки сохранить достоинство в тупой ситуации, в которой она оказалась. Коленки круглые, притягивающие. Нереально красивые ноги. Запах… Взгляд. Тогда – по-королевски холодный. Сейчас – испуганный и умоляющий. Он не сдержался. Поцелуй отключил последние ориентиры. Заволок голову, и без того летящую, туманом. Она сдавленно ахнула, затрепыхалась в тисках его рук, уперлась ладонями в плечи, судорожно пытаясь оттолкнуть. Он это замечал. Конечно, замечал. Но не останавливался. Целовал, жадно и жестоко кусая дрожащие губы, сжимал, сминая и пачкая кровавыми руками тонкий шелк халата, не давая ей даже возможности отстраниться, не давая ни единого шанса. Словно черной какой-то метелью накрыло, закрутило, снося голову. И все, что было лишним, выметалось за пределы происходящего. За пределы понимания. Макс вжирался в покорно и растерянно распахнутые губы, умирая от удовольствия, от черной своей похоти, и не желая тормозить. Не сейчас. Только не сейчас. Еще немного. Немного… Вопросы без ответов. Меня целовали прежде. Много раз. Нежно, страстно, даже грубо и напористо. Но то, что со мной делал Розгин, никак не кореллировалось с моим прежним опытом. Это даже и поцелуем-то нельзя было назвать. Он меня… Порабощал. Да, это правильное слово. Порабощение. Не секс. Не желание. Не жажда. Овладевание.