— Чёрт знает что! — процедил сквозь зубы гражданин в пенсне. — Выходит, что она здесь где-то ползает. — Н-нда! История!.. — Ужалит ещё в тесноте! Пожилая колхозница села на полке и уставилась на Борю: — Что же ты со мной сделал! Милый! Мне сходить через три остановки, а у меня вещи под лавкой. Как я теперь за ними полезу? Боря не ответил. Уши его окрасились в тёмно-красный цвет, на физиономии выступили капельки пота. Он то нагибался и заглядывал под скамью, то стоял, опустив руки, машинально постукивая себя пальцами по бёдрам. — Доигрались! Маленькие! — воскликнула пассажирка в тёмном углу. — Тётя Маша! А, тёть Маш! — крикнула одна из девушек. — Ну? — донеслось с конца вагона. — Поаккуратней там. Гадюка под лавками ползает. — Что-о? Какая гадюка? В вагоне стало очень шумно. Девушка-проводница вышла из служебного отделения, сонно поморгала глазами и вдруг широко раскрыла их. Двое парней-ремесленников подсаживали на вторую полку опрятную старушку: — Давай, давай, бабуся, эвакуируйся! На нижних скамьях, недавно переполненных, теперь было много свободных мест, зато с каждой второй полки свешивалось по нескольку пар женских ног. Пассажиры, оставшиеся внизу, сидели, поставив каблуки на противоположные скамьи. В проходе топталось несколько мужчин, освещая пол карманными фонарями и спичками. Проводница пошла вдоль вагона, заглядывая в каждое купе: — В чём дело? Что тут такое у вас? Никто ей не ответил. Со всех сторон слышались десятки голосов, и возмущённых и смеющихся: — Из-за какого-то мальчишки людям беспокойства сколько! — Миша! Миша, проснись, гадюка у нас! — А? Какая станция? Внезапно раздался истошный женский визг. Мгновенно воцарилась тишина, и в этой тишине откуда-то сверху прозвучал ласковый украинский говорок: — Та не бойтесь! Це мий ремешек на вас упал. Боря так виновато помаргивал светлыми ресницами, что проводница уставилась на него и сразу спросила: — Ну?.. Чего ты здесь натворил? — Тряпочка развязалась… Я её завязал тряпочкой, а она… — Интересно, какой это педагог заставляет учеников возить ядовитых змей! — сказал гражданин в пенсне. — Меня никто не заставлял, — пролепетал Боря. — Я… я сам придумал, чтобы её привезти. — Инициативу проявил, — усмехнулся лейтенант. Проводница поняла всё. — «Сам, сам»! — закричала она плачущим голосом. — Лезь вот теперь под лавку и лови! Как хочешь, так и лови! Я за тебя, что ли, полезу? Лезь, говорю! Боря опустился на четвереньки и полез под лавку. Проводница ухватилась за его ботинок и закричала громче прежнего: — Ты что? С ума сошёл?.. Вылезай! Вылезай, тебе говорят! Боря всхлипнул под лавкой и слегка дёрнул ногой: — Сам… сам упустил… сам и… найду. — Довольно, друг, не дури, — сказал лейтенант, извлекая охотника из-под лавки. Проводница постояла, повертела в растерянности головой и направилась к выходу: — Пойду старшему доложу. Она долго не возвращалась. Пассажиры устали волноваться. Голоса звучали реже, спокойнее. Лейтенант, двое ремесленников и ещё несколько человек продолжали искать гадюку, осторожно выдвигая из-под сидений чемоданы и мешки. Остальные изредка справлялись о том, как идут у них дела, и беседовали о ядовитых змеях вообще. — Что вы мне рассказываете о кобрах! Кобры на юге живут. — …перевязать потуже руку, высосать кровь, потом прижечь калёным железом. — Спасибо вам! «Калёным железом»! Пожилая колхозница сетовала, ни к кому не обращаясь: — Нешто я теперь за ними полезу!.. В сорок четвёртом мою свояченицу такая укусила. Две недели в больнице маялась. Старичок в панаме сидел уже на третьей полке. — Дёшево отделалась ваша свояченица. Укус гадюки бывает смертелен, — хладнокровно отозвался он. — Есть! Тут она! — вскрикнул вдруг один из ремесленников. Казалось, сам вагон облегчённо вздохнул и веселее застучал колесами. — Нашли? — Где «тут»? — Бейте её скорей! Присевшего на корточки ремесленника окружило несколько человек. Толкаясь, мешая друг другу, они заглядывали под боковое место, куда лейтенант светил фонариком. — Под лавкой, говорите? — спрашивали их пассажиры. — Ага! В самый угол заползла. — Как же её достать? — Трудненько! — Ну, что вы стоите? Уйдёт! Явился старший, и с ним девушка-проводница. Старший нагнулся и, не отрывая глаз от тёмного угла под лавкой, помахал проводнице отведенной в сторону рукой: — Кочерёжку!.. Кочерёжку! Кочерёжку неси! Проводница ушла. Вагон притих в ожидании развязки. Старичок в панаме, сидя на третьей полке, вынул часы: — Через сорок минут Москва. Незаметно время прошло. Благодаря… гм… благодаря молодому человеку. Кое-кто засмеялся. Все собравшиеся вокруг ремесленника посмотрели на Борю, словно только сейчас вспомнили о нём. Он стоял в сторонке, печальный, усталый, и медленно тёр друг о дружку испачканные ладони. — Что, друг, пропали твои труды? — сказал лейтенант. — Охотился, охотился, бабушку вконец допёк, а сейчас этот дядя возьмёт да и ухлопает кочергой твоё наглядное пособие. Боря поднял ладонь к самому носу и стал соскребать с неё грязь указательным пальцем. — Жалко, охотник, а? — спросил ремесленник. — Думаете, нет! — прошептал Боря.