2 — По-здрав-ля-ем! По-здрав-ля-ем! По-здрав-ля-ем! – скандирует толпа детишек, звонко хлопая в ладоши. Я выношу из-за ширмы огромный праздничный торт. Жарко! Очень жарко в костюме Леди Баг! Еще этот дурацкий парик, под которым от пота все чешется! Я ставлю торт на стол и говорю поздравительную речь. Маленькая именинница задувает свечи и широко улыбается, обнимая меня за пояс, потому что выше не достает. — Спасибо тебе, Леди Баг! Ты устроила мне настоящий праздник! – девчушка очень довольна, ее родители тоже. На этом наше представление заканчивается, и мы с Супер Котом, а по совместительству другом, покидаем детский праздник. На карте оплата за представление и щедрые чаевые, а впереди несколько дней, чтобы подготовиться к следующим выходным. Супер Кот тащит две сумки с декорациями и инвентарем, но словно не ощущает тяжести. С Юрой, по прозвищу Ёрик, мы знакомы со школьной скамьи. Сидели за одной партой и вместе мечтали, как поступим в театральный. Но ни у него, ни у меня не срослось. Юрка после девятого класса ушел из школы и поступил в техникум, потому что надо было помогать пожилой бабушке, которая его воспитывала чуть ли не с младенчества. А мне мама всегда внушала, что актерское мастерство – это не профессия, а просто увлечение, и тратить на обучение время – пустая затея. В итоге, мама ушла от нас несколько лет назад, но ее убеждение повлияло на мой выбор. И теперь я студентка второго курса экономического факультета. Тяга к сцене не прошла, и мы с Ёриком устроились на подработку в Агентство праздников. Работа интересная и довольно разнообразная, но иногда приходится тяжело. Особенно, когда летом приходит заказ на праздник с ростовыми куклами, например, по мотивам мультфильмов «Фиксики» или «Мадагаскар». Сегодня же на нас латексные костюмы и парики, что немного облегчает задачу. Но все же трудно снять костюм с вспотевшего тела. Юрка отправляет меня переодеваться в наш фургон первой. И я ему очень благодарна. Быстро, насколько возможно, стягиваю плотно облегающий тело костюм и парик, обтираюсь влажными салфетками и надеваю обычную одежду – джинсы и футболку. Ёрик скрывается в фургоне после меня. Я же прислоняюсь спиной к нагретому солнцем боку «Транзита» и прикрываю глаза. В эти выходные у нас аншлаг. По два праздника в день. Хорошо, что завтра понедельник, и никуда идти не надо. Лето, в универе каникулы до сентября. Буду спать до обеда, а потом приготовлю вкусный ужин и буду ждать папу с работы. Он у меня замечательный, мой любимый папулечка. Но когда мы остались без мамы, он словно перегорел. Его взгляд потух, он стал более молчалив и почти не улыбается. Я стараюсь поддерживать его во всем, и даже согласилась на следующий год пройти практику в его фирме. Сначала у меня был пунктик на счет работы у папы. Мне казалось, что это неправильно, и за спиной будут шептаться о том, что родилась с золотой ложкой во рту. И что место в фирме отца мне придется заслужить. Но потом папа сказал, что мы не виноваты в том, в какой семье родились. Он, например, сын учительницы и комбайнера, так что теперь? Когда-то родители бабушки были против того, чтобы она выходила замуж за деда, потому что тот был из небогатой семьи. Но молодые на тот момент бабушка и дедушка решили свою судьбу сами, и прожили долгую и счастливую жизнь вместе. Когда папа уехал учиться в город, они остались в станице. Бабуля продолжала работать в школе, а дед как вышел на пенсию, без дела не сидел. Он был у нас талантливым, мастером на все руки. И до последнего дня находил, как подзаработать и чем себя занять. Папа, наверно, пошел в него своим напором и трудолюбием. Ничего ему не доставалось просто так, и все, что у него есть – результат упорного труда. Поэтому мне есть, на кого ровняться и к чему стремиться. Я окончу второй курс, и пойду практиковаться к нему в фирму. Уж если что-то само плывет в руки – отказываться глупо. Что касается мамы и папы, я не могу понять, как они вообще поженились и прожили столько лет. Они абсолютно разные по характеру и темпераменту люди. И после их развода маму я больше не видела. Вот так бывает… Но я ни на минуту не пожалела, что осталась с папой. У нас с ним совершенно доверительные отношения. Даже кажется, что он понимает меня без слов, с полувзгляда считывает. Это иногда становилось проблемой. Но во всем есть свои плюсы, и я научилась их находить. 3 Юрка выныривает из фургона и прикуривает сигарету. Сладковатый дым с ароматом вишни поднимается колечками вверх, растворяясь в душном летнем воздухе. Мы стоим рядом, но никто из нас не произносит ни слова. Усталость накатывает адская, глаза закрываются. — Устала, малявка? – легонько толкает меня плечом друг. — Да, глаза закрываются. Скорее бы домой. — Тогда запрыгивай на пассажирское, я поведу, а ты подремать успеешь. Путь не близкий. Так и делаю, устраиваясь поудобнее на пассажирском сиденье. Юрка запрыгивает за руль и ловко выруливает на дорогу. Мои глаза сами собой закрываются, и я проваливаюсь в дрему под мерное качание машины. Дороги у нас не очень хорошие, и машина то подпрыгивает на кочках, то «плавает» по колее. Но мне все равно. Сквозь чуткий сон я слышу тихую музыку и болтовню ведущих по радио, как Юрка мычит мелодию и тихонько подпевает исполнителю. Мне очень повезло иметь такого друга. С ним и в огонь, и в воду… Раздается хлопок и машина виляет по дороге, а Юрка забористо матерится. — Что происходит? – спрашиваю я, хватаясь за подлокотник. Юрка останавливает машину, съезжая на обочину и включает аварийку. — Похоже, колесо лопнуло, — говорит он. – Ты посиди, а я выйду, посмотрю. — Хорошо… Ёрик выходит из «Транзита» и осматривает колеса. Сначала слева, потом, обойдя капот, справа. — Что за черт, оба пробили… — возмущается Юрка и пинает ни в чем не повинное колесо. – Запаска только одна, — раздосадовано говорит он, и опирается локтями в проем моего открытого окна. — Давай я папе позвоню? Он что-нибудь придумает… — Ну уж нет. Он перестанет тебя отпускать на работу. — И то верно, — я все же выхожу из машины. Да, папа давно говорит, что это все несерьезно. И что если я хочу работать, то нужно выбирать место с наиболее близким профилем по моей будущей профессии, чтобы пока закончу универ, могла набраться какого-то опыта. Потом будет легче влиться в рабочий процесс, да и, как нам сказали в универе при поступлении: «Забудьте все, что вам говорили в школе! Здесь будет по-другому!». Если и при поступлении на работу скажут что-то типа такого про универ, я не удивлюсь. Юрка пыхтит, поднимая машину домкратом, откручивает крупные болты и снимает пробитое колесо. Хоть с этим не возникает проблем, но что делать со вторым колесом? Пока друг справляется с поломкой, я гуглю выездной шиномонтаж. И когда набираю найденный номер, телефон в руках начинает звонить. На экране фотография улыбающегося папули. — Да, папуль, привет! – бодро отвечаю я. — Привет, Любаша. Ты где сейчас? – голос папы звучит взволнованно. — Мы с Ёриком недавно отыграли праздник, едем домой. Вот только колесо лопнуло, — я придерживаю телефон плечом и возвращаюсь в фургон. Сзади появляется свет автомобильных фар, он приближается и останавливается. – Папуль, похоже, нам помогут. Тут машина остановилась… — Послушай меня внимательно, Любаш. Сядь в машину и заблокируй двери! — Пап, я не понимаю… — смотрю в зеркало заднего вида и замираю, когда один из вышедших из остановившейся машины мужиков бьет Юрку с такой силой, что тот падает на землю и не шевелится. Паника застревает комом в горле, и я защелкиваю блокировку на своей двери, а до водительской дотянуться не успеваю. Дверь распахивается и в просвете появляется шкафообразная фигура одного из нападающих. — Люба! Люба! – папино в трубке. — Пап, они, кажется убили Юрку… — шепчу через силу и чувствую, как мужик хватает меня за запястье. Руку простреливает болью, но я все равно пытаюсь вырваться. Телефон падает на пол, я кричу, срывая голос. Мне страшно! Как же страшно! Мужик отвешивает мне пощечину и все же вытаскивает через водительскую дверь на улицу. Закрывает потной ладонью, пропахшей сигаретами, мой рот. Сквозь пелену слез вижу приближение второго громилы. — Не дергайся, пташка. Будешь себя вести тихо – вернешься к папаше целой и практически невредимой, — говорит он басистым голосом и поднимает руку с шприцем. Болючий укол у основания шеи, несколько секунд, и силы покидают мое тело. — Держи ее крепче, Кабан. Иначе босс с нас три шкуры снимет, — снова басит мужик, и я проваливаюсь в темноту. 4 Тошнит… фу, как же тошнит… Сглатываю ком и с усилием открываю глаза. Или не открываю? Темно. И как я не пытаюсь проморгаться — без толку. Голова как чугунок, ничего не понимаю. Тело затекло, ноги и руки покалывает. Я лежу на чем-то твердом. Пытаюсь нашарить руками хоть что-то, но кроме холодного бетона ничего не нахожу. А подо мной, видимо, какой-то старый вонючий матрас. Здесь вообще дурно пахнет. Сыростью и плесенью. Встаю, пошатываясь, и крадусь вдоль стены, веду по шершавой поверхности ладонями, натыкаясь на сколы и что-то острое. На лицо оседает паутина. Какая мерзость… В горле застревает крик, но я понимаю, что никто не услышит. Пытаюсь смахнуть мерзость с лица, но такое ощущение, что только запутываюсь в нее больше. Во мне назревает паника. Вспоминаю папин звонок, всхлипываю. Зря я его не послушалась. Он никогда просто так ни о чем не просит… Надо было сразу заблокировать двери! Хотя, чем бы это мне помогло? Слышу какой-то шаркающий звук, лязг замка и метрах в двух передо мной открывается дверь. Луч света из коридора больно бьет в глаза. Пытаюсь сморгнуть, но зрение мутнится. Меня качает, как на волнах. — Наконец-то, очухалась, — грубый голос заставляет вздрогнуть и отшатнуться в темноту, будто это может помочь мне. Мне не видно внешности нежданного гостя, он перекрывает своей крупной фигурой свет. Но одно я понимаю: он раза в три крупнее меня, и справиться с ним я не смогу… Он тянется куда-то вверх, раздается противный скрип, и помещение заливает противный желтый свет лампочки. Закрываю глаза от неприятного жжения. Словно песка насыпали, веки печет. — Что-то твой папаша не спешит тебя спасать, — с ухмылкой замечает громила. Сердце замирает от его слов, и я все же открываю глаза, превозмогая боль. — Ну, ничего, никуда он не денется. Придет на помощь любимой дочурке, — гадко усмехается, и меня начинает тошнить еще сильнее. Мерзкий, уродливый ублюдок! Мужик оглядывает меня с ног до головы и делает шаг в мою сторону, пошло ухмыляясь. Я дергаюсь от него, но сзади стена, и отступать некуда. Зажмуриваюсь и отворачиваю голову вбок, когда его зловонное дыхание с примесью дешевого алкоголя и сигарет опаляет щеку. — Сучка мелкая, — шипит он, прижимая меня к стене. — Красивый, тепличный цветочек… — хватает меня за подбородок и с силой сжимает пальцы. Его рука пропахла сигаретами… тошнота поднимается и я, не в силах сдерживать ее больше, извергаюсь прямо на подонка. Он что-то кричит и матерится. Щеку обжигает удар, и я падаю, ударяясь виском о что-то твердое. Сознание уплывает, укрывая спасительной темнотой. Когда прихожу в себя, рядом никого. Следы моего недавнего конфуза кто-то на скорую руку убрал, оставив на бетоне разводы. Снова тошнит, но я закрываю глаза и глубоко дышу, успокаивая организм. Волосы противно липнут к лицу, и я поднимаю их кверху, закручивая в тугую гульку. Холодно. По открытым частям рук идут противные мурашки. Ежусь, прислоняясь к стене. На матрасе твердо, но это лучше, чем голый бетон. Подтягиваю колени к груди и упираюсь в них лбом. Во рту горечь, желудок урчит, но я бы не смогла сейчас что-то съесть. А вот от воды бы не отказалась, потому что во рту пустыня. Сколько сейчас времени — неизвестно. И сколько я нахожусь в этом подвале? В памяти мелькают картинки. Юрка! Мой бедный Юрка! Что с ним? А папа? Он, наверно, места себе не находит. И почему его голос был так взволнован? Он что-то знал о готовящемся нападении? Или просто предчувствовал? Что-что, а природное чутье у папы превосходное. Не раз оно помогало ему в заключени сделок. Он каким-то чудесным образом считывает людей, и может предугадать последующие действия. И сегодня, наверно, сработало то самое чутье… Какая же я дурочка! Почему не послушалась его? Всхлипываю, сглатывая горький комок. По обнаженным плечам словно проходится холодком сквозняк, и я снова оглядываю помещение. Очень похоже на подвал. В углу единственная дверь и ни одного окна, что уменьшает мои шансы на побег. Прокручиваю в уме с десяток фильмов, в которых герои пытались выбраться из такой западни, и примеряю такую возможность на себя. Ну не туннель же мне руками рыть, потому что все остальные варианты – просто утопия. Судя по тем амбалам, что на нас с Юркой напали, и тому мерзкому типу, что приходил сюда, я прихожу к выводу… что не справлюсь. Надо дождаться помощи! Папа ведь уже ищет меня? Я уверена, что да! И найдет, обязательно найдет, мой папулечка… Съезжаю по стене и сворачиваюсь калачиком на матрасе, слезы беззвучно катятся по лицу, и становится еще холоднее. Я не знаю, сколько времени была без сознания. Не знаю, день сейчас или ночь. Не знаю, что будет дальше, но очень надеюсь на освобождение. А еще на то, что не заболею воспалением легких, потому что на мне лишь легкая футболка, а в моей темнице сыро и холодно.