— Много! Давай, я помогу. И мы готовим вместе. Так ловко у Марины получается исправить тесто, она показывает мне, что делать дальше и как наливать тесто на сковороду. Пробую, и удивляюсь, как все просто. Марина заваривает чай и усаживается за стол. — Ты извини, что я вот так, без предупреждения. — Это ваш дом, за что ты извиняешься. Да и теперь я знаю, у кого спросить совет по поводу готовки. Так что готовься… — Отлично, я не против. Запиши мой номер. А вообще, авай я сама тебе его забью сразу в телефон. Берет мой телефон и колдует над экраном пальчиками. — Готово, — убирает трубку ровно в тот момент, когда мы слышим: — Маришка? Ты как сюда попала? – Захар, потирая лицо ладонями входит в кухню. На нем только спортивные штаны, футболку надеть не удосужился. Но это, похоже, смущает только меня. — Ты бы хоть футболку надел, а то Любу смущаешь, — срисовывает мою реакцию Марина, и я спешу отвернуться к плите. И очень вовремя, потому что еще пара секунд, и блинчик был бы безнадежно испорчен. Снимаю загорелого со сковороды, чувствуя спиной взгляды. Но не оборачиваюсь, и Захар все же уходит. — Ты ему нравишься, — говорит Марина. — Да, мы хорошо общаемся. И Захар мне очень помогает. — Нет, не в этом смысле… — Что? – оборачиваюсь все же. — Я говорю, — шепчет она, поглядывая на дверь. – Походу, папа в тебя влюбился. Зависаю, перевожу взгляд с Марины на дверь и обратно. — Да ну, — хмыкаю я, но Марина больше не успевает ничего сказать, потому что в кухню возвращается Захар. Он в хорошем настроении, и, наконец, не хмурится. За завтраком болтаем о пустяках, Маришка рассказывает как ее утомил поклонник из отдела Соколова. Молодой и очень настойчивый, он не дает ей прохода. — Расслабились там все без меня… — для порядка хмурится Захар, но тут же тема уходит в другое русло, и он снова улыбается. — Ладно, поеду я, — Марина начинает собираться в обратную дорогу ближе к обеду, и мы все вместе идем к калитке. Обнимаемся на прощание, и она уезжает. Сама за рулем, такая молодчинка. А я так и не решилась пойти в автошколу, хотя папа несколько раз предлагал. Папа… Мой папочка! Как все закончится, обязательно поступлю в автошколу и окончу ее! В память о папе! И буду дисциплинированным водителем! — Ч-ч-черт! – шипение из-за спины. Захар морщится и растирает мышцы у основания шеи. — Что с тобой? — Все болит. А, казалось бы, не нагружался почти… Вот, что значит редкие тренировки и возраст. — Глупости не говори. Возраст… Просто надо разогреть мышцы, и все пройдет. — Чем разогреть? — Ну, хотя бы массажем. — Отлично, этим и займемся после мытья посуды. Захар идет мыть посуду, а я так разволновалась, что даже жарко стало. Скидываю с плеч рубашку, которую выудила из шкафа товарища Соколова еще в первый день пребывания здесь, и остаюсь в любимой майке. Обивка дивана приятно охлаждает разгоряченную кожу. Прикрываю глаза. Хочется дать заднюю, но будет глупо так себя вести. — Я готов, — говорит Захар, бодро шагая к дивану, и садится у моих ног. Развожу колени, чтобы было удобнее и несмело касаюсь его плеч. Трапеции развитые, крепкая шея, переходящая в широкий затылок. Массирую, рассматривая свои руки на его горячей коже. Или это у меня от волнения пальцы похолодели? — Сильнее можно, Любаш, — говорит хрипло Захар, и я нажимаю сильнее. Соколов издает невнятный звук, больше похожий на стон, и откидывается назад. Его затылок касается моего живота, и это так волнительно, что мое дыхание сбивается. В голове на повторе слова Маришки о том, что он влюбился… В меня? Да нет, не может быть… Хотя мы много времени провели вместе, и такой исход вполне предсказуем, но для меня. А вот на счет Захара я сомневаюсь. Мечты наивной девочки о взрослом мужчине. 27. Захар Руки Любы просто волшебные, и я уже чувствую напряжение совсем в другом месте. Прижимаюсь затылком к Любе в немом желании быть как можно ближе. Ее грудь часто вздымается, поднимая в душе какой-то совершенно неожиданный бурный поток нежности и желания. Концентрируюсь на этом волнительном чувстве. Пальчики на моих плечах замирают, а потом Люба просто обнимает меня, опираясь подбородком в мою макушку. Глажу ее голые ступни пальцами. Если сейчас обернусь и обниму ее, испугается? Будет считать меня похотливым уродом? Или обнимет в ответ? Но не успеваю обернуться, слышу тихое: — Я, кажется, тебя люблю, товарищ Соколов… Слепну и глохну от ее признания. И так меня рвет на части, что ничего не говорю в ответ. Просто пытаюсь пережить этот восхитительный момент. Но в следующую секунду руки Любы исчезают, и я чувствую, что если сейчас ничего не скажу или не сделаю – потеряю ее. — Любаш, — оборачиваюсь к ней. Сидит, обняла поджатые к груди коленки. Смотрит на меня своими влажными испуганными глазами. — Прости, как-то само вырвалось… — начинает оправдываться она, а я ладонью по ее щеке веду, стирая слезинку. Ловит мое запястье своей рукой, прижимает ближе, не давая убрать руку. А я и не собирался. Просто не знаю, как начать, чтобы не испугать. Стою перед ней на коленях и мнусь, как пацан. А она снова удивляет меня. Тянется вперед и целует. Робко, еле касаясь, окончательно срывая ручник. Притягиваю ее за затылок и целую в ответ. Влажно, глубоко, по-настоящему. Замирает. Идиот, нельзя так сразу… — Прости, — шепчу ей в губы. – Давай сама, — отдаюсь в ее власть. Медлит, но снова касается моих губ. Крышу рвет, но держусь из последних сил. Люба льнет ко мне, смещается на край дивана, и я даю волю рукам. Вверх по голеням, сжимаю чуть выше острых коленок, веду до тонкой талии и выше. Охренеть, какая она соблазнительная в этой ее белой майке! Ладони ложатся на маленькие грудки, чувствую острые выпирающие соски. Смакую сладкие губы и спускаюсь поцелуями по острой скуле к шее, целую изящные плечи, прямо через ткань накрываю ртом сосок. Тихий стон разбавляет звуки нашего частого, поверхностного дыхания. В глазах темно от желания, но остановиться уже вряд ли смогу. Скольжу ладонью в ее промежность, сжимаю и, не встретив сопротивления, двигаю большим пальцем там, где горячо и, я уверен, влажно. Люба снова стонет, царапая ноготками мой затылок. Упираюсь в ее плечо лбом, пытаясь перевести дыхание. — Захар, — шепчет еле слышно. – Захар… Ведет губами по моему виску, сжимая бедра. Дрожит, но не от страха. Она уже близко, как и я. Встаю с колен, сажусь на диван и перетягиваю Любу на свои колени, усаживая верхом. Она льнет ко мне, скользя по коленям ближе. Направляю ее движения так, чтобы обоим было приятно, и Люба быстро подхватывает ритм. Поцелуй становится глубже, ненасытнее. Стонем в губы друг друга, и Люба сжимает на моих плечах пальчики до легкой боли. — Захар… а-а-а-а, — шепчет снова и кончает. Содрогается, вибрирует вся, и я улетаю за ней. Долго, обильно и совершенно неожиданно. Словно яркая вспышка после непроходимой темноты. Откидываюсь затылком на спинку дивана, пытаясь отдышаться. Вот это приход… Люба оседает, приваливаясь ко мне всем телом. Сидим так, обнявшись, какое-то время, пока я не понимаю, что она уснула. И как теперь встать – не понятно. Поэтому просто смещаю нас в горизонтальную плоскость, подкладываю под головы подушку – одну на двоих, и обнимаю девчонку, прикрывая пледом, что висел на спинке дивана. В голове туман и кажется, что ничего вокруг не осталось. Только этот момент, это распирающее чувство нежности внутри, и эта девушка… Мокрое белье неприятно липнет к телу, но тревожить сон Любы не хочется. Лежу, обнимая хрупкое девичье тело и охреневаю от произошедшего. Все то, чего я боялся, произошло. И надо это как-то разгребать. Ведь когда проснется Люба, по любому что-то надумывать начнет. А я не хочу, чтобы она волновалась еще и поэтому. Люба начинает ерзать, пытаясь устроиться поудобнее, но на половинке дивана для двоих тесно, и я, уловив момент, встаю. Плетусь в душ, настраиваю теплую воду и подставляю каплям лицо. Расплываюсь в блаженной улыбке, что аж скулы сводит. Как давно я не улыбался? Год? Два? Три? Да хрен знает. Но то, что я чувствую сейчас, мне однозначно нравится. Наспех обтираюсь и, не одеваясь, а просто повязав полотенце вокруг бедер, иду в комнату. Люба спит в той же позе. Идея приходит сама собой и, отодвинув половину дивана, на которой спит Люба, опускаю спинку в получившуюся нишу. Очень удобный механизм, как оказалось. Бросаю подушку на получившееся спальное место и иду за одеялом. Ложусь потихоньку, чтобы не потревожить Любашу, укрываю нас одеялом и обнимаю. Сон накатывает какой-то сладкой волной. 28. Люба Открываю глаза. За окнами темно и в стекла бьет дождь. По крыше от ветра скребут ветви огромного грецкого ореха. А под одеялом жарко и почему-то тесно. Вспоминаю все, что произошло до сна и закрываю глаза. Стыдно… Я никогда не могла выражать своих чувств. Да и некому было говорить о любви, а тут… Оборачиваюсь и рассматриваю Захара. Его лицо расслаблено, но складка между бровей так и не разгладилась. Рука согнута в локте, закинута за голову. Он без футболки кажется еще больше, чем в одежде. На плече татуировка льва с оскалившейся пастью. Улыбаюсь. Веду пальцем по его груди. Хмурится, но не просыпается, а я спешу встать. Свет не включаю, потому что не хочу разбудить Захара. Я в доме и так хорошо ориентируюсь. Иду сначала в душ, потом в кухню. На плите стоит кастрюля с супом и тарелка с блинами. Скручиваю один и откусываю большой кусок. Кастрюлю убираю в холодильник, чтобы не пропал за ночь. На часах первый час ночи. Ничего себе мы поспали… Я даже не помню, как уснула. Зато отлично помню свой первый в жизни оргазм. Это было так… неожиданно и чувственно! И красочно. Словно перед глазами взрывались фейерверки. Прикладываю к пылающим щекам прохладные ладони. Горят даже уши, и я решаю на что-нибудь отвлечься. Щелкаю кнопку чайника, достаю пакетик с заваркой, мою заварник и за всей этой бурной деятельностью не замечаю, что уже не одна. Чуть не подпрыгиваю на месте, когда талии касаются мужские руки. Тело сковывает волной холода, а потом обдает жаром, когда понимаю, что это Захар. Он просто обнимает меня и целует в плечо. Мурашками по спине расходится его поцелуй. Ведет носом по коже и словно зверь, обнюхивает. — Так вкусно пахнешь, — шепчет хрипло, а я снова заливаюсь краской. Спешу перевести тему. — Разбудила тебя? — Нет. Почему сбежала? Не получилось… Оборачиваться боюсь, в глаза смотреть не осмелюсь. Да, может, это по-детски. Но поделать с собой ничего не могу. — Любаш, — его руки замирают на моей талии. Пальцы чуть сильнее сжимает, поворачивает меня к себе. — Я ходила в душ, — поднимаю взгляд по его обнаженной груди. Успеваю отметить, что он в одном полотенце, и что снова возбужден. Глаза в глаза. Губы пересыхают, и я провожу по ним языком. Глаза Захара темнеют. Втягивает воздух через нос и прикрывает глаза. — Я хотела… хотела извиниться за свое поведение. — Глупости не говори, Любаш. Не за что извиняться.