– Наши источники заверили нас, что нет никаких причин для беспокойства. – Ну да, конечно, – усмехнулась Кья. – «Положение нормальное, идем ко дну». – Так это что же, ты думаешь, что сотрудники группы «Ло/Рез» нам врут? – Послушай, – сказала Кья, – я торчу на этой команде не меньше кого угодно. А то чего бы я, собственно, сюда прилетела? Но ведь ребята, работающие на «Ло/Рез», это не ангелы, а просто ребята, работающие на «Ло/Рез». И если Рез забредет однажды вечером в клуб, возьмет микрофон и заявит во всеуслышание, что любит эту самую идору, а для полноты комплекта еще и даст клятву на ней жениться, его ребята будут потом говорить ровно то, что они, по их мнению, должны говорить, абсолютно не заботясь, правда это или нет. – Но у тебя нет никаких доказательств, что все это было. Только какое-то там анонимное сообщение, какая-то там якобы транскрипция записи, сделанной в каком-то там клубе. – «Обезьяний бой». Мы проверили, этот клуб находится здесь, в Синдзюку. – Проверили? А ты вот сходи и посмотри сама. – Зачем? – А затем, что такого клуба больше нет. – Как это – нет? Ведь был же. – Был, да весь вышел, в Синдзюку это дело обычное. – Злорадное торжество Хироми пробивалось даже сквозь тусклый фильтр машинного перевода. Вот и выведай что-нибудь у этой стервы, думала Кья, с ненавистью глядя на непроницаемое металлическое лицо. А что теперь делать? Что сделала бы Сона Роса, будь она здесь, на этом месте? Что-нибудь такое, демонстративно-психованное, в своем коронном стиле. – Спасибо, – сказала она. – Мы ведь просто хотели увериться, что ничего такого не происходит. Прости, пожалуйста, если я вела себя не совсем вежливо, это ведь только для того, чтобы развеять последние сомнения. Раз ты говоришь, что все это пустые слухи, значит так оно и есть. Я же понимаю, что вы, ваше отделение, заботитесь о благе Реза ничуть не меньше, чем мы, сиэтлские. И еще раз спасибо за все. – Кья вежливо поклонилась. Хироми ответила не сразу и совершенно другим тоном. Она явно не ожидала от гостьи такого миролюбия. – Наши друзья в компании «Ло/Рез» очень обеспокоены возможным влиянием этих беспочвенных слухов на публичный имидж Реза. Вы же знаете, что всегда была тенденция изображать его как более креативного, но в то же самое время и менее стабильного члена группы. Что, конечно же, соответствовало истине, хотя Резов стиль нестабильности и выглядел достаточно скромно, если сравнивать с тем, что вытворяли подчас его поп-культурные предки. Он никогда не имел неприятностей с полицией, не провел ни одной ночи в камере. И все же как-то так создавалось впечатление, что он очень даже может влипнуть в какую-нибудь историю. Это всегда было частью его обаяния. – Ну да, конечно, – согласилась Кья, наслаждаясь очевидным замешательством нахальной японки. – А еще они стараются нарисовать Ло таким себе занудным технарем, насквозь практичным типом, хотя уж мы-то, – она заговорщицки улыбнулась, только что не подмигнула, – знаем, что это совсем не так. – Да, – кивнула Хироми. – Конечно. Ну так ты, значит, полностью удовлетворена? Ты объяснишь своему отделению, что в действительности с Резом все в порядке? – Конечно, – горячо согласилась Кья. – Какие ж еще сомнения, если ты так говоришь. Так что с этим мы разобрались, и мне нужно как-то убить еще здесь, в Японии, три дня. – Убить? – Идиома такая. Свободное время. Вот Мицуко говорит, что я должна посмотреть Киото. – Киото прекрасен… – Ну вот туда я и отправлюсь, – сказала Кья. – Спасибо за сборку этого сайта для нашей сегодняшней встречи. Здорово получилось, и если вы его сохраните, я бы очень хотела зайти сюда как-нибудь потом, вместе с нашими девочками. А то соберемся все вместе, будем дружить отделениями. – Да, пожалуй… – Хироми определенно не понимала, что все это должно значить. Вот и поломай голову, злорадно подумала Кья. – Ты знала, – сказала Кья, – ты знала, что она выкинет этот номер. – Прости, пожалуйста. – Мицуко покраснела до корней волос. Она сидела, опустив глаза, и бесцельно теребила свой студенистый компьютер. – Хироми решила, что так надо. – Они с ней связались, да? Сказали, чтобы она как-нибудь от меня отделалась, заткнула мне глотку. – Она общается с людьми из «Ло/Рез» без нас, частным образом. Это одна из привилегий ее положения. Кья взглянула на свои пальцы, все еще унизанные серебристыми наперстками. – Мне нужно поговорить со своим отделением. Можешь ты оставить меня на несколько минут одну? – Она и злилась на Мицуко, и жалела ее. – И я совсем не злюсь на тебя, понимаешь? – Я пойду приготовлю чай, – сказала Мицуко и вышла, прикрыв за собой дверь. Кья убедилась, что «Сэндбендерс» все еще подключен к сети, снова надела гляделки и вызвала главный сайт сиэтлского отделения. И попала совсем в другое место, где ее поджидала Сона Роса. 15 Акихабара Низкие, серые облака над серым, унылым городом. Взгляд на новые здания сквозь тонированные, с кружевными занавесочками окна лимузина-недоростка. Промелькнула реклама «Эппл Ширз», булыжная улочка, уводящая в своего рода голографическую сказку, где приплясывают добродушные, широко улыбающиеся бутылки с соком. Лейни снова ощущал джетлаг, в более мирной, но и более исхищренной форме. Некий противоестественный гибрид грызущего чувства вины и на удивление убедительной иллюзии удаленности от своего тела, когда все сенсорные сигналы добираются до тебя какими-то несвежими, потрепанными в долгом пути через запретные для тебя самого пространства. – Я-то думал, что теперь все будет в порядке, – сказал Блэкуэлл. – Теперь, когда мы избавились от этих сибирских психопатов. Сегодня австралиец оделся сплошь в черное, что несколько скрадывало его чудовищные габариты. На нем было нечто вроде свободной, бесформенной блузы из черной, как душа злодея, бумажной ткани со множеством карманов по нижнему краю. Нечто смутно-японское. В неопределенно средневековом роде. Что-то подобное мог носить какой-нибудь ремесленник. Ну, скажем, плотник. – Свихнутые, как не знаю что, – сказал Блэкуэлл. – Прилипли к нему во время турне по «комбинатским» странам. – Психопаты? – Накачивали Реза всякой отравой. А он податлив на любые влияния, и дома тоже, а в турне так особенно. Стресс, умноженный на скуку. Все города начинают выглядеть одинаково. Гостиница за гостиницей, гостиница за гостиницей, тут кто хочешь свихнется. – А куда мы едем? – Акихабара. – А что это такое? – То, куда мы едем. – Блэкуэлл взглянул на огромные, с уймой непонятных циферблатов часы. Укрепленные на массивном стальном браслете, они подозрительно смахивали на технику двойного применения. Такие себе часы-кастет. – Я видел, что происходит, а что толку, они ж целый месяц не давали мне ничего сделать. Потом мы запихнули его в эту парижскую клинику, а там нам сказали, что эти ублюдки с этим ихним дерьмом в хлам порушили его эндокринную систему. Починили в конце концов, но ведь этого просто не должно было случиться, допускать этого было нельзя. – Но потом-то вы от них избавились? – Лейни абсолютно не понимал, о чем это Блэкуэлл, но нужно же было как-то поддерживать иллюзию разговора. – Сказал им, что подумываю пропустить их через «хондовскую» промышленную шинковку, а то вот купил механизму и не знаю, что с ней делать, – ухмыльнулся Блэкуэлл. – Не потребовалось, хватило и демонстрации на холостом ходу. В конечном итоге мы просто малость отретушировали им фотокарточки, вот и вся недолга. Лейни смотрел на затылок шофера. Он никак не мог привыкнуть к правостороннему управлению, все казалось, что на водительском месте никого нет. – А вы давно работаете на эту команду? – Пять лет. Лейни вспомнил видеоролик, знакомый голос в полумраке клуба. Два года назад. – Так куда мы едем? – Скоро будем, теперь уже близко. Пейзаж за тонированными стеклами резко изменился. Узкие улочки, безликие, неухоженные здания. Ни одна реклама не светится, не живет. Огромные щиты с незнакомыми Лейни названиями. Некоторые здания повреждены, надо думать – при том самом землетрясении. Косые трещины, исполосовавшие один из фасадов, заляпаны большими, с голову, комками бурой стекловидной массы, грошовая игрушка, кое-как подклеенная каким-то неумехой. Машина вильнула к обочине и остановилась. – «Электрический город», – объявил Блэкуэлл и добавил, тронув шофера за плечо: – Жди нас здесь. Шофер кивнул, не оборачиваясь и как-то совсем уж не по-японски. Блэкуэлл открыл дверцу машины и со все той же кошачьей грацией выскользнул наружу; ближний к обочине край машины облегченно качнулся вверх. Лейни, уныло волочивший свой зад по серому бархатному сиденью, чувствовал себя разбитым и окостенелым. – Я как-то ожидал оказаться в месте малость пофешенебельнее, – сказал он, захлопнув за собой дверцу и оглядевшись по сторонам. – А вот не надо ничего ожидать, – посоветовал Блэкуэлл. За растресканной, с коричневыми наростами стеной таилось море разливанное белой, розовой, нежно-салатной и какой только не кухонной техники. По низкому потолку змеились многочисленные, на скорую руку протянутые трубы и кабели. Блэкуэлл уверенно направился по центральному проходу. В боковых проходах слонялись какие-то люди, то ли продавцы, то ли задумчивые покупатели. В конце прохода нескончаемо уползала вверх складная гармошка старомодного эскалатора; прямоугольные зубья выскальзывающих из-под пола ступенек тускло поблескивали истертой сталью. Блэкуэлл не остановился и даже не сбавил шага, словно не замечая, что лестница движется, Лейни едва за ним поспевал. Второй этаж. Здесь ассортимент был поразношерстнее: настенные экраны, погруженные консоли, автоматизированные шезлонги с массажными модулями, выпиравшими из них, как головы огромных механических червей. По проходу, тесно заставленному гофропластиковыми ящиками; руки Блэкуэлла туго вбиты в карманы черной, как у киношных ниндзя, распашонки. В голубой лабиринт пластиковых шторок, свисающих с потолка, с каких-то ржавых труб. Непонятные инструменты. На кафельном полу – алюминиевые ко`злы, на ко`злах – красный продолговатый ящичек, на ящичке – нержавейковый термос, на термосе – глубокая вмятина. Шрамы на руке Блэкуэлла, откинувшего последнюю занавеску. – Послушайте, Блэкуэлл, а побыстрее было нельзя? – ядовито поинтересовался незнакомый женский голос. – Мы уже битый час поддерживаем для вас этот чертов доступ. Думаете, это очень легко? Лейни поднырнул под занавеску, и она упала за его спиной.