И тут же просияла: – Шеветта, вы бы сходили назад, порылись в холодильнике. Я уверена, что прокатчики поставили туда корзину с едой, они всегда так делают. Идея здравая и весьма привлекательная. Шеветта расстегнула страховочные ремни, протиснулась между креслами и открыла невысокую узенькую дверцу; вспыхнувшие лампы осветили неожиданно просторное помещение. – Так здесь же самый настоящий дом! – Милости просим, – улыбнулась миссис Эллиот. Шеветта прикрыла за собой дверь. Она никогда еще не видела такую машину изнутри и была поражена, как же много здесь места – ничуть не меньше, чем в комнате Скиннера, только все в тысячу раз удобнее. Светло-серый ковер, светло-серые стены, мебель обтянута светло-серой – не кожей, наверное, но очень похоже на кожу. Узкий, вроде стойки бара, столик со встроенным холодильником, в холодильнике – корзинка, упакованная в пластик и перевязанная веселой розовой ленточкой. Шеветта развязала ленточку, сняла пластик и торопливо изучила содержимое корзинки. Вино, маленькие брусочки сыра, яблоко, персик, крекеры и несколько шоколадных батончиков. Дверца холодильника забита кока-колой и бутылками артезианской воды. Шеветта отобрала себе бутылку воды, пачку крекеров, один из сырков и шоколадный батончик, изготовленный аж во Франции, перенесла все хозяйство на кровать и включила телевизор (спутниковая антенна, двадцать три канала). Покончив с едой, она засунула пустую бутылку и прочие отходы в мусорную корзину, выключила телевизор, сняла тяжелые ботинки и растянулась на кровати. Странное это было ощущение – лежать в самой вроде бы настоящей комнате, которая летит по шоссе, и неизвестно даже, что там сейчас снаружи, что видят сквозь лобовое стекло Райделл и миссис Эллиот, а еще неизвестно, где эта комната будет завтра. Засыпая, Шеветта вспомнила, что тот из телефона вынутый пакетик «плясуна» так и лежит в кармане джинсов. Выкинуть его надо, вот что, это ж десяток, а то и больше, доз, верный билет за решетку. И еще она вспомнила, как чувствуешь себя под кайфом, и подумала, что как же все-таки странно, что есть люди, готовые отдать за это ощущение все, до последнего доллара. Вот Лоуэлл, он ведь тоже такой. А жаль… Райделл лег на самый край кровати, он двигался тихо, осторожно, но Шеветта все равно проснулась. Темно. Стоим, что ли? Да нет, едем. – А кто за рулем? – Миссис Армбрастер, – откликнулся голос Райделла. – Кто? – Миссис Эллиот. Миссис Армбрастер – это у нас была такая училка, она точь-в-точь на нее похожа. – И куда мы едем? – В Лос-Анджелес. Я обещал сменить ее, как только устанет. Сказал, чтобы не будила нас, когда будем проезжать границу штата. Ну с чего бы, спрашивается, копам шмонать такую культурную старушку? Поверят ей на слово, что в машине нет никаких сельскохозяйственных продуктов, и отпустят. – А если нет? Она почувствовала, как Райделл пожал плечами. – Райделл? – А? – Откуда все эти русские копы? – Это в каком смысле? – Ну, вот по телевизору, если какой полицейский боевик, там половина главных копов обязательно русские. И эти, которые на мосту. Почему именно русские? – По телевизору… – Райделл широко, до хруста в челюсти, зевнул. – По телевизору они малость… ну, в общем, преувеличивают. Это все из-за «Треста», зрителям нравится такое видеть, вот им и показывают. А так ты же знаешь, что русские бандиты прибрали к рукам чуть не всю организованную преступность, в такой ситуации без русских копов не обойтись. – Он снова зевнул. – И они что, все такие, как эти двое? – Нет, – мотнул головой Райделл. – Продажные копы были и будут, но это никак не зависит… – А вот приедем мы в Лос-Анджелес – и что же дальше? Райделл не ответил. Через несколько секунд Шеветта услышала тихое, мирное похрапывание. 29 Мертвый молл Райделл открыл глаза. Машина не двигалась. Он выпростал из-под живота левую руку, включил подсветку циферблата. Три пятнадцать ночи. Шеветта Вашингтон спит без задних ног, куртку свою она так и не сняла. Словно и не девушка лежит рядом с тобой, а старый драный чемодан. Райделл перевернулся на другой бок, нащупал и приподнял оконную шторку. И тут темно, и там темно. Ему снился урок миссис Армбрастер. Начальная школа имени Оливера Норта, пятый класс. Их распускают по домам – Лёрнинг-нет настоятельно рекомендует закрыть все школы Теннесси и обеих Виргиний на недельный карантин по канзасскому гриппу. Перед началом занятий медсестры разложили по партам гигиенические респираторы, теперь лица всех ребят укрыты за белыми бумажными масками, не сразу и поймешь, кто здесь кто. Миссис Армбрастер объясняет значение слова «пандемия». Поппи Маркова (буфера у нее – чистый отпад) поднимает руку и говорит миссис Армбрастер: «А вот папа сказал, что канзасский грипп убивает почти мгновенно, вышел из дома вроде здоровый, а по дороге к автобусу упал и умер». Миссис Армбрастер – у нее маска своя, покупная, из микропоры – начинает объяснять слово «паника», связывая его с «пандемией» по общему корню «пан», но тут Райделл проснулся. Он скинул ноги на пол, осторожно потрогал голову. Болит. И насморк вроде начинается. Канзасский грипп. А то и лихорадка Мокола. – Только без паники, – приказал себе Райделл. А как тут без паники? Он встал, подошел к двери, из-под которой пробивалась узенькая полоска света. Нащупал ручку, нажал и чуть приоткрыл дверь. – Ну как, выспался? Золотой высверк улыбки. И черный зрачок маленького тупорылого пистолета. Убийца развернул пассажирское сиденье влево и откинул спинку. Взгромоздил сапоги на среднее сиденье. Лампочка под потолком едва горит. – Где миссис Эллиот? – Миссис Эллиот ушла. – На кого она работает? – Райделл распахнул дверь до упора. – На вас? – Нет. – Улыбка стала еще шире. – На «Интенсекьюр». – Так они что, специально отправили ее тем же рейсом? Чтобы за мной приглядывала? Равнодушное пожатие плечами. Райделл обратил внимание, что пистолет при этом даже не шелохнулся. А еще – что рука, сжимающая пистолет, обтянута тонкой хирургической перчаткой. И что плащ на мужике тот же самый, в котором он вылез из полицейской машины, – длинный такой, вроде австралийского пыльника, только из черной микропоры. – Как она сумела перехватить нас на улице? – Уорбэйби совсем не такой придурок, как можно бы подумать. Тебя вели от самого моста. – Как же это я не заметил? – А тебе и не полагалось. – Слушай, ты скажи мне одну вещь… Это ведь ты замочил в гостинице этого, как его, Бликса, да? Тусклые глаза над черным зрачком пистолета. Такой маленький калибр не обеспечивает хорошей убойной силы. Обычно не обеспечивает – а тут, скорее всего, какие-нибудь хитрые боеприпасы. – А тебе-то какое дело? – удивился убийца. – Я видел снимки, как все это было, – объяснил Райделл. – А смотрю на тебя – нормальный вроде мужик. – Работа у меня такая. Ясненько, подумал Райделл. Одни баранку крутят, другие картошку жарят, а третьи – вот так. Каждому свое. Справа от двери располагаются столик с холодильником и раковина, так что в ту сторону не нырнешь. А если налево, этот тип прошьет очередью переборку, чего доброго и девушку зацепит. – И думать не моги. – О чем? – Об этой срани. О героических поступках. – Золотозубый скинул ноги с кресла. – Делай, как я скажу. Медленно. Очень медленно. Иди к водительскому месту… Садись… Берись за баранку. Руки на девять часов и на два[30]. Вот так и держи. Если ты их сдвинешь, я всажу тебе пулю чуть позади правого уха. Выстрела ты не услышишь. Монотонный, почти гипнотизирующий голос. Как ветеринар с кобылой. Райделл сделал все по сказанному и застыл. Снаружи – полная непроглядная тьма. – А где мы? – поинтересовался он. – Ты любишь моллы? Как там у вас, в Ноксвилле? Тоже есть моллы? Райделл покосился на него, но смолчал.