– Тусовка. Сидят там, треплются. Тусуются. – Кто тусуется? Этот Лоуэлл, он часто туда ходит? – Да. – А ты? – Нет! – с неожиданной злостью отрезала Шеветта. – Ты хорошо знаешь Лоуэлла? Он ведь твой дружок, верно? – Вот и видно, что ты коп, по всему разговору видно. – Нет, – качнул головой Райделл, – не коп. А не веришь – спроси у них сама. – Не дружок, а знакомый, – снизошла Шеветта. – У меня их много. – С чем тебя и поздравляю. – А у тебя есть в этой сумке пистолет или что еще в этом роде? – Сухие носки. И белье. – Не понимаю я тебя, – вздохнула Шеветта. – А ты и не обязана. Пару минут они шли молча. – Так мы что, с тобой воздухом дышим или ты знаешь, куда идти? – не выдержал наконец Райделл. – На улице хорошо, но хотелось бы куда-нибудь в помещение. – Мы хотим посмотреть на картинки, – сказала Шеветта. Сквозь каждый сосок толстого мужика было продето по паре таких штук, вроде как висячие замки, только поменьше и блестящие, хромированные. Тяжелые, судя по тому как они оттягивали кожу; Райделл посмотрел на них разок, зябко поежился и отвел глаза. Кроме жутковатых этих подвесок, на мужике имелись мешковатые белые брюки с мотней, болтавшейся где-то в районе коленей, и синий бархатный жилет, обильно расшитый золотом. И татуировки. На большом, жирном, мягком, как подушка, теле не было ни вот такого лоскутка неразрисованной кожи. У Райделлова дяди, у того, который служил в Африке да так оттуда и не вернулся, у него тоже были татуировки. Та, что на спине, так прямо роскошная – громадный извивающийся дракон с крыльями, когтями, рогами и добродушной, чуть придурковатой улыбкой. Это дяде в Корее сделали, на компьютере, в восемь аж цветов. Он рассказывал Райделлу, что компьютер построил сперва точную схему его спины и нарисовал, как все это будет в готовом виде. А потом оставалось только лечь на татуировочный стол, и робот сам, безо всяких там людей, наносил татуировку. Райделл представлял себе этого робота вроде пылесоса, только с гибкими хромированными лапами, и в каждой лапе по игле, а дядя объяснил, что все было совсем не так и робот тот просто серая такая коробка, а ощущение, когда под ним лежишь, такое, словно тебя пропускают через матричный принтер. И за один день такая сложная штука не делается, пришлось прийти в салон и на следующий день, и еще на следующий, и так восемь раз, на каждый цвет по разу, но уж дракон получился просто загляденье – здоровенный, весь закрученный и гораздо ярче, чем орлы, какие на американском гербе, и фирменная марка «Харлей-Дэвидсон», вытатуированные на дядиных предплечьях. Когда дядя выходил на задний двор, снимал рубаху и качал Райделловы гантели, Райделл обязательно выходил тоже – смотреть, как дракон вроде как извивается. Красиво, ничего не скажешь. А у этого жиряги с грузилами на сиськах татуировки были везде – кроме ладоней и лысины, ну и лица тоже. Прямо словно не голое тело, а в таком костюме, и все картинки разные, все хитрые, безо всяких там орлов и мотоциклов, и все они переходят одна в другую, сплетаются воедино. Райделл смотрел-смотрел на жирного, а потом почувствовал, что голова кружится, и начал смотреть на стены, где тоже были сплошь татуировки, то есть рисунки для татуировок, образцы, из которых можно выбирать. – Ты ведь была здесь раньше, – сказал мужик. – Да, – кивнула Шеветта, – с Лоуэллом. Вы ведь помните Лоуэлла? Мужик равнодушно пожал плечами. – Мы с другом, – сказала Шеветта, – мы хотим что-нибудь выбрать… – А вот друга твоего я что-то не припоминаю. Жирный говорил спокойно, дружелюбно, но Райделл уловил в его голосе какое-то недоверие, вопрос. И еще он косился на Райделлову сумку. – Все о’кей, – уверенно заявила Шеветта. – Он знает Лоуэлла. Он оттуда, с оклендского конца. – Вот вы тут, мостовые, – начал жирный; было видно, что люди, живущие на мосту, вызывают у него искреннее уважение, – так как вы перенесли эту жуткую бурю? Надеюсь, она не слишком много у вас переломала? В прошлом месяце один клиент подкинул нам снимок, сделанный широкоугольником, хотел перенести к себе на спину. Весь ваш подвесной пролет и все, что там есть. Прекрасный снимок, только он не поместился на спину, а от предложения уменьшить клиент отказался. Вот у твоего друга, – он взглянул на Райделла, – спина пошире, ему бы в самый раз. – И как, получилось? Райделл уловил в голосе Шеветты инстинктивное желание растянуть разговор, поддержать интерес собеседника. – Наш салон обеспечивает полный сервис, – значительно сообщил жирный. – Ллойд прогнал снимок через графический компьютер, повернул изображение на тридцать градусов, усилил перспективу, получилось нечто необыкновенное… Возвращаясь к началу, какими образцами ты интересуешься – для себя или для своего друга? – Ну, вообще-то, – скромно потупилась Шеветта, – мы хотим подобрать что-нибудь для нас обоих. Ну, значит, вроде как бы парное, гармонирующее… – Весьма романтично, – улыбнулся жирный. Райделл с сомнением покосился на свою непредсказуемую спутницу. – Сюда, пожалуйста. – При каждом шаге жирного в низко болтающейся мотне что-то негромко, но отчетливо позвякивало; Райделл болезненно сморщился. – Позвольте угостить вас чаем. – А кофе? – оживился Райделл. – Прошу меня извинить, – покачал головой жирный, – но Батч кончает в двенадцать, а я не умею пользоваться этой машиной. Но я могу угостить вас очень хорошим чаем. – Да. – Шеветта предостерегающе ткнула Райделла острым, как карандаш, локтем. – Чай, пожалуйста. Вся обстановка маленькой комнаты, куда проводил их жирный, состояла из двух стенных экранов и кожаного диванчика. – Я сейчас, только заварю вам чай, – сказал он и удалился, притворив за собой дверь. Побрякивание стихло. – Чего это ты там намолола про парные татуировки? Райделл бегло осмотрел комнату. Чисто. Голые стены. Мягкое освещение. – Теперь он отвяжется от нас, даст время повыбирать. Ну а парные – чтобы не удивлялся, чего мы так долго копаемся. Райделл поставил сумку в угол и сел на диван. – Так мы что, можем здесь посидеть? – Да, нужно только вызывать образцы. – А это как? Шеветта взяла дистанционный пультик, включила правый экран и пошла гулять по меню. Увеличенные, с высоким разрешением снимки татуированной кожи. Минут через десять жирный принес подносик с двумя большими керамическими кружками. – Тебе зеленый, а тебе… – Он повернулся к Райделлу. – Мормонский, раз уж ты просил кофе. – Спасибо, – неуверенно сказал Райделл, беря тяжелую, как булыжник, кружку. – Располагайтесь поудобнее и никуда не спешите, – любезно улыбнулся жирный. – А если что потребуется – не стесняйтесь, зовите меня. Он широко улыбнулся и ушел, помахивая пустым подносом. – Мормонский? Райделл с сомнением принюхался к поднимавшемуся над кружкой пару. Ничем вроде не пахнет. – Им кофе не полагается. А в этом чае эфедрин. – Это что, наркотик? – Его делают из одного растения, в котором есть что-то такое, мешающее уснуть. Все точно как кофе. Не до конца убежденный, Райделл решил, что чай все равно слишком горячий, и поставил кружку на пол, рядом с ножкой дивана. Девушка на экране демонстрировала дракона вроде дядиного, только этот был поменьше и не на спине, а на левом бедре. Сквозь верхнюю часть ее пупка было продето маленькое серебряное колечко. Шеветта нажала кнопку. С потного байкерского предплечья глядело лицо президентши Миллбэнк, выполненное в черно-белых тонах. Райделл вылез из мокрой куртки, только теперь заметив разодранное плечо и белые клочья синтетической ваты. – А у тебя есть татуировки? – Он отбросил куртку в угол. – Нет. – Так откуда ты все про это знаешь? – Лоуэлл. – Шеветта перебрала еще с полдюжины картинок. – Вот у него есть. Гигер. – Какой еще гигер? Райделл открыл сумку, достал носки и начал распутывать мокрые ботиночные шнурки. – Художник такой. Девятнадцатого, что ли, века. Классика, самая взаправдашняя. Биомеханика. Лоуэлл сделал себе на спину картину этого Гигера «N. Y. С. XXIV»[26]. – Шеветта назвала римские цифры, как буквы: «экс-экс-ай-ви». – Там вроде этого города, Сан-Франциско. Без никаких цветов, все черно-серо-белое. А он хочет еще и рукава, чтобы в масть, вот мы и зашли сюда как-то, посмотрели других Гигеров[27]. – Слушай, – сказал Райделл Шеветте, нервно разгуливавшей вдоль экранов, – ты бы села, что ли, а то шея устала головой вертеть. Он снял мокрые носки, закинул их в мешок с эмблемой «Контейнерного города» и натянул сухие. Обуваться не хотелось, но что, если придется мотать отсюда в темпе? Райделл вздохнул, надел ботинки, начал их шнуровать, и тут наконец Шеветта угомонилась, села. Она расстегнула куртку, скинула ее с плеч и потянулась; негромко звякнул болтающийся на цепочке наручник. Черная футболка с по плечо обрезанными рукавами, бледные, без малейшего признака загара руки. Шеветта перегнулась через диванчик и вроде как прислонила куртку к стенке; сшитая из жесткой негнущейся кожи, она так и осталась стоять с бессильно обвисшими рукавами, словно уснула. Райделл остро ей позавидовал.