Затаскивая велосипед по хлипкой фанерной лестнице, Шеветта рассказала Сэму о японке, как та вывалилась из лифта. И как она сама, Шеветта, в жизнь не попала бы на ту пьянку и даже не знала бы, что где-то там идет пьянка, если бы не оказалась в том самом месте – перед лифтом, значит, – в тот самый момент. Сэмми отвечал неразборчивым хмыканьем; колеса его велосипеда погасли, стали тускло-серыми. – А чья же это была пьянка и по какому случаю? Ты там ни у кого не спросила? Мария. Мария же говорила. – Коди. Мне сказали, что хозяин – какой-то Коди и… Сэмми Сэл резко притормозил, брови его поползли вверх. – Так-так. Коди Харвуд? – Не знаю, – равнодушно пожала плечами Шеветта. Бумажный, почти невесомый велосипед абсолютно не сковывал ее движений. – А кто это такой – Коди Харвуд, ты хоть это-то знаешь? – Нет. Площадка. Теперь можно не тащить велосипед, а катить. – Ба-альшие башли. Реклама. Харвуд Левин – это его папаша. – Ну да. – Шеветте было по фигу, кто там чей папаша. – Я же говорила, что там и публика, и все-все там было богатое. – Папашина фирма руководила избирательной кампанией президентши Миллбэнк и на этих выборах, и на прошлых. Но Шеветта была занята более важным делом – активировала распознающую петлю. Сэмми поставил свой велосипед рядом, загоревшиеся было колеса потускнели и снова стали серыми. – Я прицеплю его к своему, на той же петле. Да здесь их вообще никто не тронет. – Вот так же думал и я, – сказал Сэмми, наблюдая, как Шеветта вытягивает петлю, как она осторожно, чтобы не оставить на розовой с черным эмали ни царапинки, обматывает раму его велосипеда, как запечатывает петлю большим пальцем. – В тот раз, когда у меня сперли первый велосипед. И следующий. К величайшей ее радости, желтая корзина подъемника была внизу; гостей у Скиннера, похоже, нет. – Ну так что, поехали? Шеветта запоздало вспомнила, что обещала утром купить у Джонни-таиландца суп, кисло-сладкий лимонный суп, любимое блюдо Скиннера. Когда она сказала Сэму, что хочет курьерить, хочет иметь свой собственный велосипед, он принес ей мексиканский шлем с наушниками и наглазниками, обучающий, где в Сан-Франциско какая улица и как куда проехать. Через три дня Шеветта знала город вдоль и поперек, хотя и не так, как знают его курьеры. У курьера, сказал Сэмми, в голове такая карта, какой нигде больше и нет. Тут же нужно знать все основные здания, и как в них войти, и как там себя вести, и что нужно делать, чтобы какая-нибудь сволочь не стырила твой велосипед. Но когда он привел ее к Банни, все прошло без сучка без задоринки, чудо, да и только. За три недели она заработала достаточно, чтобы купить себе вполне приличный велосипед, это тоже было вроде как чудо. Примерно в это же время Шеветта начала встречаться после работы с парой других «Объединенных» велосипедисток, с Тэми Ту и Элис Мэйби, через них-то она и забрела тогда к когнитивным диссидентам. Забрела и познакомилась с Лоуэллом. – Здесь у вас никто не запирается, – сказал Сэмми, глядя снизу, как Шеветта поднимает крышку люка. Шеветта зажмурилась и увидела целую толпу копов, набившуюся в Скиннерову клетушку, попыталась рассмотреть, как они одеты, но не смогла. Затем она открыла глаза и просунула голову в люк. Обычная, ежедневно наблюдаемая сцена. Скиннер лежит в постели, взгромоздив маленький телевизор прямо себе на грудь, из серых дырявых носков выглядывают желтые ороговевшие ногти. – Привет, – сказала Шеветта, поднимаясь наверх. – Я привела Сэмми. Мы с ним вместе работаем. В люк просунулись голова и плечи Сэмми Сэла. – Здрасьте, – кивнул Сэмми. Скиннер молчал, по хмурому морщинистому лицу бегали цветные отсветы экрана. – Как поживаете? – вежливо осведомился Сэмми; он поднялся в комнату и прикрыл за собой крышку люка. – Ты поесть что-нибудь принесла? – Скиннер словно и не замечал гостя. – Джонни говорит, что суп будет готов чуть попозже, – сказала Шеветта, двигаясь к стеллажу с журналами, и тут же осеклась: ну надо же – сморозить такую глупость! Суп этот готов всегда, двадцать четыре часа в сутки, – Джонни заварил его много лет назад и с тех пор только и делает, что добавляет продукты в постоянно кипящий котел. – Как поживаете, мистер Скиннер? – терпеливо повторил Сэмми. И подмигнул Шеветте. Он стоял, чуть наклонившись, чуть расставив ноги, и держал шлем перед собой, в обеих руках, ни дать ни взять – подросток, пришедший засвидетельствовать почтение папаше своей подружки. – А чего это ты там подмигиваешь? Скиннер щелкнул выключателем, и экран погас. Шеветта купила этот телевизор в Мышеловке, с контейнеровоза. Скиннер говорил, что не в силах больше разобрать, какие из передач «программа», а какие «реклама», что бы эти слова ни значили. – Да нет, мистер Скиннер, – сказал Сэмми Сэл, – что вы, просто в глаз что-то попало. Он переступил с ноги на ногу и стал еще больше похож на нервозного, неуверенного в себе подростка. Шеветта бы, пожалуй, расхохоталась, если бы не другое, важное дело. Прикрытая широкой спиной Сэмми, она пошарила за журналами. На месте, слава богу. Вытащим – и в карман. – Сэмми, а ты смотрел когда-нибудь на город с нашей верхотуры? Шеветта чувствовала на своем лице широкую придурочную улыбку, чувствовала недоумение Скиннера, пытавшегося понять, что же тут происходит, но ей сейчас все было по фигу. Она взлетела по стремянке к потолочному люку. – Нет, лапа, никогда. Полный, наверное, отпад. – Слышь, – сказал Скиннер, глядя, как Шеветта открывает люк, – что это с тобой, сдурела, что ли? Но она уже поднялась в недвижность навалившегося на мост воздуха. Чаще всего здесь дул ветер, вызывавший острое желание лечь ничком и вцепиться во что-нибудь покрепче, но бывали и такие вот моменты мертвого, абсолютного затишья. Сзади послышались шаги Сэмми. Шеветта вынула футляр из кармана и шагнула к краю крыши. – Подожди, – сказал Сэмми. – Дай посмотреть. Шеветта занесла руку для броска. Цепкие черные пальцы выхватили у нее футляр. – Ты что! – Стихни. – Сэмми открыл футляр, извлек из него очки. – Отличная штука… – Отдай! Шеветта протянула руку, но получила только сланцево-серую скорлупку футляра. – Видишь, как это делается? – Сэмми держал очки за дужки. – Слева «aus», справа – «ein». Вот так вот, слегка сдвинуть – и все. В тускловатом свете, пробивающемся из люка, – длинные черные пальцы. – Вот, попробуй сама, – сказал Сэмми, надевая на Шеветту очки. Деловые кварталы Сан-Франциско, Пирамида, стянутая после землетрясения стальными скрепами, дальние горы – все это исчезло. – Еж твою в двадцать, – пораженно выдохнула Шеветта, глядя на ровный строй невероятных зданий. Огромные – шириной, пожалуй, в четыре городских квартала каждое, – они отвесно уходили к небу, чтобы там, на головокружительной высоте, распуститься широкими, похожими на дуршлаги полусферами. Затем небо заполнилось китайскими иероглифами. – Сэмми… Она покачнулась и тут же почувствовала на правом локте твердую руку Сэма. Китайская надпись искривилась, поплыла, выстроилась в нормальные буквы. САНФЛАУЭР КОРПОРЕЙШН. – Сэмми… – А? – Что это за хрень? Стоило Шеветте присмотреться к чему-нибудь повнимательнее, как в небе вспыхивала новая надпись, тесные строчки непонятных технических терминов. – Откуда мне знать, я же не вижу, чего ты там видишь. Дай посмотреть. – Скутер, – донесся снизу голос Скиннера. – Чего это ты вдруг вернулся? Шеветта беспрекословно отдала Сэмми Сэлу очки, опустилась на колени и заглянула в люк. Ну да, тот самый японский недотепа, который ходит все время к Скиннеру, студентик, или социальный работник, или кто уж он там такой. Только чего этот японец так странно выглядит, он и всегда-то как пыльным мешком ударенный, а тут и вообще. Испуганный какой-то. И кто это с ним второй? – Ну так что, Скутер, – сказал Скиннер, – как жизнь молодая? – Это мистер Лавлесс, – пробормотал Ямадзаки. – Он хочет с вами познакомиться. – Эй, на крыше! – Незнакомец сверкнул золотыми коронками и вытащил из кармана длинного черного дождевика пистолет. Он держал оружие с привычной непринужденностью профессионала, как плотник свой молоток или смазчик – масленку. На его руке была хирургическая перчатка. – Чего ты туда залезла, спускайся к нам.