Она замолчала. — Боже, я устала от такой жизни. Я устала видеть жестокость и не быть в состоянии предотвратить ее. Я устала видеть невинных людей, которые попадают в беду, и не быть в состоянии помочь им. Я устала от этой жизни, наполненной трупами, изнасилованными женщинами, изуродованными детьми, кровью, ножами и пистолетами. — Я знаю, — мягко сказал Макс. — Я знаю. Она подошла к бару и открыла бутылку бренди. — Я не хочу служить громоотводом в несчастьях других людей! Я хочу помогать предотвращать эти несчастья, искоренять эти несчастья, предупреждать их. Она налила себе бренди. — Если Господь Бог наградил меня даром всевидящего ока, черт возьми, тогда я должна обладать и божественной силой тоже! Я должна обладать способностью пуститься в погоню в нужный момент и отыскать человека, за которым мы следим. Я должна обладать силой заставить его сердце, прежде чем оно разорвется, сжаться от страха перед этой силой. Но я не Бог. Я даже не какой-нибудь совершенный механизм. Я будто половина радиоустановки: я могу только принимать, но не могу передавать. На меня можно воздействовать, но я воздействовать не могу. Она залпом выпила бренди, как это обычно делал Лоу. — Я ненавижу это. Ненавижу. Почему именно я должна обладать этой силой? Почему я? * * * Позже, прощаясь в дверях, Лоу сказал: — Я бы предпочел, чтобы вы остались ночевать у меня. — Мы уже видели твою комнату для гостей, — пошутил Макс. — Она вся завалена книгами и журналами, но не мебелью. Мы высоко ценим твой интеллект и размеры твоей библиотеки, но мы бы не хотели спать на пачках старых газет. — Я мог бы перейти на диван в гостиную, — сказал Лоу. — А вы бы спали в моей комнате. Мэри чмокнула его в щеку. — Ты очень заботливый, Лоу. С нами все будет в порядке. На самом деле. По крайней мере сегодня ночью. Четверг, 24 декабря Глава 12 Посреди ночи ливень переместился с океана на сушу. Он вылизал голую землю, пригладил сухую траву и барабанил по асфальту. Он припарковал «мерседес» в конце малой дорожки вымощенной улицы и выключил мотор. Темнота поглотила машину. Света было так мало, что он едва мог различить свои собственные лежавшие на руле руки. Единственно различимым звуком был неутомимо колотящий по тротуарам и крышам дождь. Он решил подождать, пока буря уляжется. В Южную Калифорнию пришел сезон дождей. Однако такая густая облачность, как в этот вечер, редко держалась долго. Огромный нож лежал на сиденье рядом с ним. Его тянуло к нему, и он взял его в руки. Он едва мог различить его в слабом свете, но его осязание вызвало в нем нервное возбуждение в такой же степени, как и созерцание хорошо отточенного лезвия. Он провел одним пальцем по лезвию ножа, не настолько сильно, чтобы пустить собственную кровь, но достаточно твердо, чтобы почувствовать энергию смерти, в настоящий момент инертную, но уже заключенную в закаленную сталь. В десять минут второго дождь стал ослабевать и перешел в изморось. А еще через пять минут прекратился совсем. Открыв дверцу машины, он вышел из нее. Воздух был чистый и холодный. Ветер совсем стих. Примерно в миле слева от него и ниже ночь вокруг порта была пронизана огнями, похожими на рождественскую иллюминацию. Единственное освещение вблизи исходило от одного из трех коттеджей, расположенных в двухстах ярдах к западу. Эти дома выстроились вдоль скалы, повернувшись фасадами к морю, а свои задние дворы обратив к тупику покрытой щебенкой дороги. Самый северный из коттеджей, принадлежавший Эрике Ларссон, отстоял от своих соседей ярдов на семьдесят и был со всех сторон окружен деревьями. Свет лился из всех его окон. Как он и предполагал, Эрика еще не ложилась спать. Вероятно, работала над одной из своих акварелей. Или доделывала другое, написанное маслом в серо-зеленых тонах полотно. Он обошел «мерседес» сзади и открыл багажник, до предела заполненный оружием: итальянский револьвер, два ружья и семь пистолетов, ящики с патронами. Он выбрал автоматический кольт сорок пятого калибра. Он был уже заряжен. Собственно все пистолеты были заряжены. Он сунул кольт в карман своей куртки и закрыл багажник. Придерживая нож на боку, он пошел вниз по грязной дорожке в сторону освещенного дома. Ночь была такая беспросветно темная, что он недосмотрел и угодил в рытвину на обочине подъездной дороги. Его ботинки испачкались в грязи. * * * Мэри бормотала во сне. Ей снилось, что она с отцом. Он выглядел так, как тогда, когда ей было девять лет, себя же она видела еще девочкой. Они сидели вдвоем на подстриженной зеленой лужайке. Солнце стояло в зените, оно сильно палило — нигде нельзя было спрятаться. — Если я помогу людям с помощью моих способностей, может, они будут любить меня. Я хочу, чтобы люди любили меня, папа. — Да, моя радость, я люблю тебя. — Но ты покидаешь меня. — Покинуть мою маленькую девочку? Никогда. — Ты умрешь в машине. Умрешь и оставишь меня. — Ты не должна говорить подобные вещи. — Но... — Если я умру, у тебя есть твоя мама. — Она уже бросила меня. Она бросила меня ради виски. — Нет, нет, твоя мама очень любит тебя. — Она любит виски. Она уже забыла, как меня зовут. — Твой брат любит тебя. — Нет, не любит. — Мэри, что за ужасные вещи ты говоришь! — Я не виню Алана за то, что он не любит меня. Все его животные умирают по моей вине. — Это не твоя вина. — Ты знаешь, что это так. Но, даже если Алан любит меня, рано или поздно он бросит меня. И тогда я останусь одна. — Рано или поздно ты встретишь человека, который полюбит тебя и женится на тебе. — Может, сначала он и будет любить меня. Но затем и он покинет меня, как все. Мне нужна защита, чтобы я никогда не оставалась одна. Я хочу, чтобы много людей любили меня. Если меня будет любить много людей, они просто будут не в состоянии покинуть меня одновременно. — Посмотри на часы. Мне пора идти. — Папа, ты не можешь бросить меня. — У меня нет выбора. — Я нашла Элмо сегодня утром. — Кота Алана? — Я нашла его всего в крови. — Где ты нашла его? — В домике для игр.