Блинов почувствовал, что становится актером, в груди у него приятно похолодело, и он, словно бы перед выходом на сцену, суеверно потрогал калитку, которая тихо скрипнула, размашисто вошел в садик и с любопытством огляделся: он неожиданно оказался совсем в ином мире, совершенно непохожем на городской, столь привычный для Блинова. Это был островок среди моря или хутор, окруженный пажитями и перелесками. «А летом тут недурственно, — подумал он. — Нет, право, совсем недурственно». Блинов по-хозяйски взбежал на крыльцо, привычно, как на корабле, стукнул в дверь, и сразу послышался голос Марии Семеновны: — Чего дверь ломаете? Мы не запираемся. Блинов все так же размашисто ступил на веранду, столкнувшись нос к носу с Марией Семеновной, немного отпрянул, щелкнул каблуками и, сняв фуражку и держа ее перед собою на вытянутой руке, сказал: — Позвольте засвидетельствовать свое почтение. Боевой офицер с «Гангута» собственной персоной. — Скажите-ка... — Мария Семеновна склонила голову к плечу и оглядела Блинова. — А Иван-то Сергеевич в город уехал. — А мне и не надо Ивана Сергеевича, — в тон ей ответил Блинов. — Понятно, — сказала Мария Семеновна, хотя именно с этой минуты ей как раз и стало все непонятно. — Наташенька, к тебе офицер с «Гангута». — Она прошла в другую дверь, обронив на ходу: — Собственной персоной. Блинов не понял, пригласила ли она тем самым его в комнаты или предлагала подождать на веранде. Наташа Павловна появилась, помедлив, она куталась в пушистую шаль, видимо, ей нездоровилось, и была обворожительно хороша. «Фу-ты ну-ты, — подумал Блинов, — а губа-то у нас, оказывается, не дура. Как это я ее сразу не рассмотрел?!» — и невольно опять сделал стойку, прищелкнув каблуками. — Мадам, я оттуда, где загнивающий империализм не дает покоя нашим бравым лейтенантам, которые героически несут свою трудную службу. Наташа Павловна хотя и узнала Блинова, но все же спросила: — Вы знакомы с Юрием Сергеевичем? — Мадам... (Наташа Павловна поморщилась, дескать, оставьте вы в покое свою дурацкую «мадам», но ничего не сказала.) Мне посчастливилось все это время находиться с ним бок о бок, и я постоянно ощущал его надежный товарищеский локоть. — Вы в газете работаете? — Простите, мадам, — сказал Блинов, оттопырив нижнюю губу, — но я ничего общего не имею с этой шантрапой. — Так где же Юрий Сергеевич? — суховато спросила Наташа Павловна. — Он там. — Блинов помолчал, отставив ногу, и укоризненно поглядел на Наташу Павловну, почувствовав, что его уже, как говорят корабельные механики, понесло в разгон. — Где свистят «Фантомы» и лодки рыщут, словно акулы. И всем нам там так не хватает теплого, любящего слова. И я говорю от имени тех, кто сейчас несет тяжелую службу: полюбите нас, скромных и безвестных пахарей бескрайних океанских просторов. Наташа Павловна зябко передернула плечами под шалью, глаза у нее плеснули тихим огнем и погасли. — А вы, случайно, не пошляк? — спросила она, едва сдерживая голос, чтобы тот случайно не дрогнул от обиды — никто из мужчин еще не позволял себе разговаривать с нею так развязно. — О нет, мадам, — лихо сказал Блинов. — Я не пошляк. Я всего лишь выполняю просьбу друга. («Стоп, — предупредил он себя, — отрабатывай задний», но просто так отработать не удалось.) Ну и все такое прочее. — Оно и видно, что выполняете. — Нет, мадам, это еще не видно. Это еще только слышно, а видно будет потом. — Я обещаю вам, что у вас здесь этого «потом» никогда не будет, — звенящим голосом сказала Наташа Павловна. — Дверь найдете сами. Давать «самый полный задний» стало уже бессмысленно, Блинов только успел подумать: «Ну, хороша... Женщины вообще все хорошие. А эта просто прекрасна, но при чем тут дверь? Это простите, мадам» — и сказал своим обычным, будничным голосом: — Простите, Наташа, я хотел сказать... — Я вам не Наташа. Я для вас — Наталья Павловна. Наташа Павловна резко повернулась, взмахнув концом пуховой шали, как крылом, и быстро прошла в комнаты. Блинов все-таки лихо щелкнул каблуками, сбежал с крыльца в сад и хлопнул за собой калиткой. «Черт знает что получилось, — с досадой подумал он уже на улице. — Суханов ей явно нужен как собаке пятая нога. Калибр не тот, но зачем же людей обижать?» А между тем из города вернулся Иван Сергеевич, услышав чужой голос на веранде, тихой мышкой прошел на кухню с заднего крыльца. На столе была собрана кое-какая закусочка, а на плите пофыркивал чайник — Мария Семеновна намеревалась напоить Блинова чаем, — и Иван Сергеевич решил почаевничать, уже прицеливался, какого бы вареньица подцепить в розетку, но тут с сухим треском хлопнула уличная калитка... «Хлопать мы все умеем», — подумал он неприязненно и громко спросил: — Убрался, что ли, гость? — А ты чего забился на кухню? — Мешать не хотел. У меня от этих щелкунов изжога начинается, — проворчал Иван Сергеевич. — А Наташа где? — У себя заперлась. «Замуж ей надо, — подумал Иван Сергеевич, — Вот беда какая!» 5 «За что? — спросила себя Наташа Павловна, затворившись в комнате. — Разве я давала кому-то повод, чтобы вот так врывались в дом и говорили газетные пошлости?» Она отдавала себе отчет в том, что Блинов — это не Суханов, но тогда, на исходе лета, они появились в студии вдвоем, и теперь вот он приперся, явно имея от Суханова поручение что-то сказать. Но если Суханов просил сказать это или что-то похожее на это, то как она сама-то выглядела при этом? Она слышала скрип ступенек на крыльце и сухой удар калитки о косяк, догадалась, что развеселый гангутец убрался подобру-поздорову, но из комнаты выходить не спешила, тем более что ей сегодня на самом деле нездоровилось. Этот случайный приход случайного человека неожиданно показался Наташе Павловне совершенно неслучайным. После того как полоумная кладбищенская старуха сказала ей: «Уходи отсюда. Живи среди людей», ей многое начало представляться в ином свете, чем это виделось другим, тому же, скажем, Ивану Сергеевичу или Марии Семеновне. Она не стала пугливее и продолжала ходить на кладбище одна, только иногда в незначительных и даже никчемных поступках людей находила предопределенность. «Зачем переживать, зачем суетиться, — думала она, — если обстоятельства бывают сильнее нас? Мы надеемся и ждем одного, а жизнь нам подсовывает полнейшую противоположность нашей надежде». Из-за двери спросила Мария Семеновна: — Наташа, можно я на минутку зайду к тебе? Наташа Павловна хотела отказать, поколебалась, но тем не менее против своей воли сказала: — Да, конечно же... — хотя ей следовало бы, наверное, побыть еще одной, чтобы додумать мысль о предопределении и больше не мучиться ею. Мария Семеновна надеялась найти Наташу Павловну в кресле, в котором та могла просиживать часами, подвернув под себя ноги и делая вид, что читает, и поэтому уже привычно сказала: — Погляди-ко, какое нынче... Но Наташа Павловна стояла у окна, приотодвинув тюлевую занавеску, и смотрела на море, которое хорошо виделось сквозь оголившиеся деревья, и было оно сегодня пустынное и ровное, блестя на солнце белесой водой. — Море-то какое нынче, — растерянно повторила Мария Семеновна. — Море как море, — рассеянно сказала Наташа Павловна. — В преддверии затяжных штормов оно всегда как будто выцветает. — Ты права, голубушка, — быстро согласилась Мария Семеновна. — Сегодня оно и впрямь будто выцветшее. Наташа Павловна, казалось, не слушала ее, но вдруг резко повернулась: — Вы не знаете — «Гангут» не вернулся? Мария Семеновна пожевала в раздумье губами. — Иван Сергеевич будто ничего не говорил. Да мы его сейчас самого спросим. Иван Сергеевич! — крикнула она. — Поди-ко к нам на минутку. — Что там у вас? — недовольно спросил Иван Сергеевич из кухни. — Да вот Наташенька интересуется, не вернулся ли «Гангут»? Вопрос этот показался Ивану Сергеевичу интересным и значительным, он отложил чаепитие и, сменив недовольство на милость, перешел на половину Наташи Павловны. — Нет, — сказал он важным голосом, — «Гангут» еще не вернулся. — А этот тогда откуда появился? — заинтересованно спросила Мария Семеновна, имея в виду Блинова. Иван Сергеевич удивился: — Он что — гангутцем назвался? — Так и сказал: офицер с «Гангута» собственной персоной. — Соврал, — убежденно сказал Иван Сергеевич. — Я так и подумала... А еще выражается по-газетному. — Прощелыга он, Мария Семеновна, — промолвила Наташа Павловна, печально подумав, что ее присутствие в этом доме стало приносить одни хлопоты, вяло улыбнулась, направилась было к Катеришке, но остановилась и зябко повела плечами. — А, да ладно... «Что это опять с ней? — беспокойно подумала Мария Семеновна, глядя настороженно на Ивана Сергеевича, но тот ничего не заметил, снял с вешалки куртку, верно, собрался спуститься к морю покурить. — Сперва тот, теперь этот. Не много ли гангутцев-то?» — и спросила: — А ты куда собрался? — Пойду на гору, может, вернулся «Гангут». Посмотреть надо.