– Не смотри, – приказала она. Этот экран показывал то же, что и телевизор, и чуть не притянул всех к себе. Чез несколько раз вздохнул. – Вот что нам нужно, – сказала Лана, указав на экран сбоку. Видимо, камера наблюдения была установлена в столовой, потому что объявления на стенах гласили: «Суп дня: гороховый» и «Блюдо дня с двумя гарнирами». На других экранах – не считая того, что прикрыла Кона, – людей не было. «Не убирай сумку. Не надо. Нет». Чез потёр монетки в кармане и заставил себя сосредоточиться на столовой. За столами сидели десятки людей. Но никто не ел – все, сохраняя зловещую неподвижность, смотрели в пространство. Их притягивал телевизор. И Чеза тоже. На экранах, висящих в столовой, люди дрались, и ослепительные взрывы швыряли их наземь. И… Кона села на экран, закрыв обзор. – Эй, – возмущённо воскликнул Рокки. – Давайте посмотрим! Надо же выяснить… – Вас опять начали гипнотизировать, – перебила Кона. – Этого нельзя допустить. – Помогает, если потереть монетками глаза, – заявил Финн и тут же продемонстрировал. – Вот! Мне расхотелось столкнуть Кону. Давайте приклеим монетки над глазами… вот так! – Он достал из сумки скотч и быстро прилепил несколько монет ко лбу и вискам. – Кому-нибудь дать скотч? – Спасибо, я обойдусь, – сказала Лана. И тогда вопреки всему Чез чуть не рассмеялся. Никакой страх не заставил бы старших ребят уподобиться восьмилетнему мальчику. Даже Эмма взглянула на младшего брата с сомнением. – Это студия? – спросил Рокки, показав на тускло освещённую комнату на экране, в которой стояли огромные камеры на треножниках. – Да, – ответила Лана. – И нам надо туда. – Кто-нибудь умеет управлять камерой? – спросил Чез, шагая вслед за Ланой по пустому коридору – разумеется, синему с оранжевым бордюром. – Нам некогда долго возиться. – Я немножко научилась у папы, – сказала Кона в ту же секунду, когда Лана, пожав плечами, ответила: – Папа меня кое-чему научил… И обе рассмеялись. – Наверное, быть двойниками можно по-разному, – предположила Эмма. «А чему нас научил бы наш папа, если бы остался жив? – подумал Чез, ощутив знакомую боль в груди. – Как он бы помогал нам?» Он повернулся к Эмме и Финну – вдруг они загрустили и их нужно утешить? Но Эмма была воплощённое внимание; она смотрела по сторонам, явно стараясь запомнить все мелочи. А Финн, как всегда, весело подскакивал рядом. Чез приободрился от одного взгляда на Эмму и Финна. Они действовали на него как монетки. Лана вела их по лабиринту коридоров. Наконец они остановились перед тёмной дверью без всякой таблички, и Лана потянулась к цифровому замку́ над дверной ручкой. – Я знаю папин код, – сказала она. – Надеюсь, всё получится. Но если вдруг сработает сигнализация, бегите врассыпную. Будем надеяться, что хоть кого-то не поймают. – Она начала вводить цифры. Замок щёлкнул. Лана повернула ручку. – Всё тихо, – с облегчением прошептала Эмма. – Мы ещё не вошли, – предупредила Лана, напряжённо застыв на месте. – Может быть, сигнализация сработает, если открыть дверь… – Мы поняли, – перебила Кона. – Открывай. – Давай подержу Кафи, – предложил Чез, протягивая руки. – А ты сразу беги к ближайшей камере, как только мы войдём. Кона едва успела передать ему сестренку, как дверь распахнулась и вспыхнул яркий свет. Испугавшись, Чез вскинул голову и увидел два табло с ярко-красными буквами, а над ними – огромную стеклянную линзу. ИДЁТ ЗАПИСЬ ПРЯМОЙ ЭФИР Лихорадочно завертев головой, он увидел сбоку ещё один экран. И на нём красовался Финн, нелепо обклеенный монетками. Эмма сосредоточенно щурилась. Рокки и Лана застыли на пороге. – Здесь нет сигнализации, которая срабатывает, если кто-то пытается вломиться! – ахнул Чез. – Когда кто-нибудь заходит, начинается съёмка… прямой эфир! Нас все видят! Глава 37 Финн Финн пришёл в себя первым. – Всем привет! – сказал он, шагнул вперёд и помахал рукой. Потому что если ты оказался в прямом эфире, на глазах у тысяч (или миллионов) зрителей, надо поздороваться. Остальные между тем взволнованно шептались: – Здесь может быть ещё одна камера наблюдения… – Послушайте, «прямой эфир» означает, что мы в прямом эфире! – Смотрите, там операторская, и всё видно… ой, там Финн! – Наверное, правительство устроило это для себя… – А вдруг нас застукают?! – Что делать? Финн широко улыбнулся в камеру: – Наверное, вы все хотите знать, почему на экране появился маленький мальчик. Ведь вы несколько часов ничего не видели, кроме всяких ужасов. Типа этот мир – очень опасное место. Ну, я вряд ли смогу вам что-то объяснить. Я не знаю, что тут происходит, а если бы и знал, то, наверное, ничего бы не понял. Потому что мне восемь лет. – Он невольно хихикнул. Часто ли восьмилетки оказываются в прямом эфире? Потом Финн хихикнул ещё раз, потому что вспомнил своего лучшего друга и одноклассника Тирелла. Тирелл обязательно посоветовал бы ему сделать что-нибудь смешное. Ведь рассмешить миллион человек – это здо́рово! А потом Финн посмотрел на старших и увидел, как они взволнованы и напуганы – настолько, что никто из них не может подойти и сказать ему, что делать. Финн в последнее время и сам часто волновался и пугался. Он беспокоился о маме, о Натали, обо всех, кто остался в другом мире, и он боялся, что мэр Мэйхью и другие злодеи победят. Он сам, конечно, рассмеялся бы, если бы увидел по телевизору что-нибудь забавное. Но Финн хотел обратиться не только к второклассникам. Прямо сейчас он должен сказать то, что помогло бы всем. В обоих мирах. – Слушайте. Я точно знаю, что ваши правители вам врут. Постоянно. И телевизор, от которого вы сегодня не отходите, тоже врёт. Так плохие люди вам лгут. Посмотрите в окно. Нет ничего ужасного. Просто ваши правители хотят, чтобы вы боялись и делали то, что вам велят. А вам велят сидеть дома и смотреть телевизор. А ещё вам велят ненавидеть другой мир. Ведь если вы будете его ненавидеть, то согласитесь, что там все плохие! – Финн, в нашем мире много лет творились всякие гадости, – сказала Лана. – Если ты будешь говорить, что всё в порядке, люди решат, что ты тоже врёшь! Финн остановился и плотнее прижал одну из монеток ко лбу. – Ну да, ну да, – кивнул он. – Я не утверждаю, что нет вообще ничего плохого. Но в жизни есть и хорошее! Он вспомнил, как весело ему жилось с мамой, Чезом и Эммой, прежде чем он узнал о существовании страшного мира, в котором они родились. Но даже после этого открытия у него было много счастливых минут. Когда они спасли детей Густано. Когда выручили маму, Джо и госпожу Моралес. А уж когда мама его обнимала… Финн подумал, что сейчас заплачет, а этого нельзя допустить. Все эти воспоминания имели значение только для Финна. А он должен был найти что-то, что может быть важным для целой страны. Или даже для целой планеты. Что может напомнить о ласковых маминых объятиях каждому человеку? Возможно, Эмма не ошиблась, и Финн действительно гений. Потому что вдруг он понял, что нужно сказать. – Знаете, что вам надо сделать? – спросил он, как будто люди, наблюдающие за ним по телевизору, могли ему ответить. – Выключите телевизоры и выйдите на улицу. Посмотрите на небо. Оно синее, и по нему плывут облака. А если у вас ночь, вы увидите звёзды. И тогда вы поймёте, что ваш мир – это не только люди, которые сражаются друг с другом, и лгут, и заставляют вас совершать ошибки. Идите на улицу… а потом знаете что будет? Потом вам наверняка захочется выбрать других правителей, и самим принимать решения, и сделать ваш мир лучше! Ясно? Выйдите из дома! Вы свободны! Можете радоваться, совершать добрые поступки и развлекаться! Вы сами можете решить, что есть на ужин – тако, или спагетти, или гамбургеры! Даже если вы хотите гороховый суп – пожалуйста! Или минестроне! «Минестроне», суп из овощей, – это было их кодовое слово, когда всё только началось… когда мама уехала и попала в руки плохих людей. Финн знал, что сейчас миры полностью разделены, но всё-таки не переставал надеяться. Может быть, мама смогла проникнуть сюда, хоть Лана и уверяла, что проходы между мирами закрыты. Может быть, мама видит его и при слове «минестроне» тоже улыбнулась. – Мы заканчиваем наш эфир, и вам придётся отойти от телевизоров, – сказала подошедшая к Финну Кона. Она повернула какой-то выключатель, и слова «прямой эфир» и «идет запись» погасли. Эмма и Чез обняли Финна. – Финн, ты великолепен! – воскликнул Эмма. – Ты сказал всё самое главное… ну, про тако и спагетти можно было опустить. Но всё остальное – это именно то, что нужно. Теперь подождём и посмотрим, что будет. Если люди тебя послушают, мы снова включим камеру и расскажем им остальное.