Он стал прокручивать мысленно речи Сергея Павловича, фрагменты послания про достойную жизнь в его шпионской инструкции. А после в голову полезли воспоминания о моменте крушения его вертолёта и то, как его оттаскивал друг — второй пилот — от горящего фрагмента боевой машины. Он будто заново пережил дикую боль и первый выстрел, пришедшийся ему в сломанную ногу. — Братанчик, ты только держись, только живи, — сказал тогда второй пилот, достав пистолет и открывая ответный огонь. — Мы ж тут и за себя, и за Родину. Миша вытер слёзы, которые выступили от обрушившихся на него воспоминаний. — Я не предам тебя, я не предам себя, — сказал он, возвращаясь в реальность. Он сделал глубокий вдох и направился на выход из ангара. На КПП сказал, что ему срочно нужен Сергей Павлович. Боец доложил по рации, и тот пригласил Мишу к себе. Миша вошёл в кабинет Сергея и стал выкладывать ему с ходу всю информацию, в подробностях и во всех деталях. По ходу своего рассказа, он начал удивляться спокойной реакции Сергей Павловича, который сначала слушал встревоженно, но довольно быстро пришёл в себя и теперь был полностью расслаблен. — Так что не всех предателей вы искоренили, по всей вероятности, уволили не тех, — закончил Миша, уже потеряв какое–либо воодушевление от полного безразличия и пренебрежения к его словам. Сергей Павлович, будто слушал доклад жены о неубранной на зиму в сарай картошке и не мог дождаться, когда же тот будет окончен. Он откинулся в кресле, помолчал секунд десять, ожидая, когда успокоится Михаил. Указав пальцем на его рубашку, сказал: — Ну, пуговицу, я смотрю, ты всё равно пришил и пришёл ко мне спустя неделю с начала сотрудничества. — Это всё понятно, — начал Миша, — но это же просто ряд совпадений. Я хотел связаться в первый день, но выходные, контактов ваших не было… — Миша говорил, но становилось понятно, что его попытки найти оправдания не интересны. Он продолжал рассказывать. В этот момент случайно обратил внимание на пуговицы, держащие воротник рубашки Сергея Павловича, ему бросилось в глаза, что все пуговицы были пришиты крестиком, а левая — квадратом, так что центр пуговицы оставался открыт. Мишу словно пронзило током от понимания, что он пришёл докладывать о предательстве тому самому человеку, который его подталкивал к вылавливанию нужной информации — предателю в высших кругах. Сергей Павлович понял, что Миша смотрит на пуговицу. — Да, — глубоко вздохнув, сказал он, — как ты, я заморачиваться не стал, признаю — ошибка, надо было все пуговицы перешить, как у тебя. Признание мужчины вогнало Михаила в ступор, а его полное спокойствие обескуражило. — Это вы… Вы работаете на них, — разочарованно сказал Миша. — Миша, вот только не надо драмы, я не на них работаю, а с ними, это тут рабовладельческое понимание, там — партнёрские отношения. Ты мне лучше скажи, почему передумал? — Я и не собирался! — Да не паникуй, — указал он жестом на понижения тона, — если бы не собирался, то рассказал бы мне всё, край в понедельник, или вообще не явился за получением второй инструкции, но ты пришёл ко мне спустя неделю, с пришитой камерой, в момент, когда получил доступ к нужным материалам. Что, гордость за Родину проснулась или патриот в тебе заиграл? Так я тебя огорчу, эти разработки так же были сворованы и доработаны, по проекту «День», по этому пластику в США десять формул запатентовано. Посмотри хотя бы на эту пуговицу: не меньшее технологическое чудо. Могу сказать больше — они могут АК‑74 такой собрать, и ты его в самолёт можешь пронести, никто не заметит. Проект «Ночь» — да, вот тут наши Кулибины смогли достичь неимоверной черноты и вязкости, вот только этот материал тебе и надо передать «партнёрам», так что не переживай, они не воруют, это наши у них своровали, а они лишь хотят получить компенсацию. — Проблема не только в покрытиях, сам корпус вам нужен, материал. — За это не переживай, я им сам его предоставлю, уж к нему я доступ имею, а вот твоя работа им может открыть химический состав. Так уж получилось, Миша, что мы с тобой уже на переправе, а коней на ней, как говорится, не меняют. — В каком смысле? — В самом прямом, в конце осени запланированы совместные показательные выступления с нашими «партнёрами» и любимым НАТО. Скажем так, попытка наведения мостов в разгар холодной войны. И если с нашей стороны пройдут показательные выступления проекта «День» и «Ночь», то это в очередной раз ударит по репутации «партнёров», а если мы с тобой сорвём процесс или предоставим аналоги, то мы с тобой станем очень — очень, Миша — богатыми людьми и гражданами другого, гораздо более цивилизованного, государства. Михаилу было противно слушать Сергея Павловича — то, что он говорил, для него было совершенно неприемлемо. — Не будет никаких «если»! — твёрдо заявил он. — Будут, — спокойно ответил Сергей, — и ты примешь в них участие. — Нет, и вам не позволю! Его собеседник рассмеялся. — Ну–ну, и что ты сделаешь? — Я доведу до сведенья руководства. — Ты не пробьёшься к руководству, я твой предел в иерархии данной организации. Если весь полигон начнёт работать против руководства, они об этом из новостей узнают, когда мы бросим этот объект! — он начал заводиться. — Ты машины у главного офиса видел? Ты на телефоны их детей посмотри! На свою официальную зарплату они и этого позволить бы себе не смогли, не говоря уж про машины стоимостью за семь–восемь миллионов и квартиры в разы дороже. Их только это интересует, а тут нарисовался придурашка, который без году неделю тут отработал, и рассказывать им сейчас начнёт, что у них на производстве, на котором они ни разу не были, да и знать не знают, где оно находится, есть шпион. Они с радостью тебя послушают, но по итогу спросят, кто покупатель, и продадут сами, только в пять раз дороже. Ты не средство достижения цели, а всего лишь способ экономии! — Может и так, но я всё же попробую, — сдерживая злость, сказал Михаил. — Миша, ты хороший парень, и я согласен дать тебе второй шанс. Ты можешь попробовать, и я обещаю тебе — результатом окажется, что ты сядешь года на три, забудешь про какую–либо госслужбу, да и про всё остальное в принципе тоже, я выкручусь, а вот ты, когда кому–то доложишь, нарушишь добрый десяток соглашений, которые подписал в первый день, я уничтожу и тебя, и про твою семью не забуду. В том случае, если ты просто уйдёшь или уволишься, исход будет тот же. Поскольку мы уже в одной упряжке и на твоё место нам искать нового человека некогда, ты должен предоставить показатели материалов, если получится сорвать проект «День» и «Ночь». — Мужчина улыбнулся, тон сменился на доброжелательный: — Если ты предоставишь нужный материал, то получишь миллиона два–три долларов, тебя и твою семью вывезут из страны, получите гражданство, устроят детей, да и пилот никогда не останется без работы у наших «партнёров». Михаил смотрел с ненавистью на Сергея Павловича, но быстро осознал его правоту, в том плане, что он вряд ли сможет пробиться до нужного ему руководства, и не был уверен в том, что подписывал при устройстве, может, там и было согласие на шпионаж… Он ведь не читал, где и под чем ставил подписи. — Миша, к сожалению, у тебя есть только два варианта, третьего не дано. Первый — ты сядешь в тюрьму за шпионаж, так как у меня есть все фото за «зелёным стулом» и в «Колчане», где ты принимал инструкции, и я найду способы подтвердить факты передачи тобой информации, попросив «партнёров» опубликовать в газетёнке запатентованные формулы сплавов, что были у тебя на замерах, и ты получишь такое пятно, от которого не отмыться ни тебе, ни твоей семье. Вариант второй — сделать то, на что ты и так согласился, но с какого–то перепуга передумал, и стать богатым и уважаемым, а главное свободным человеком. Миша был в шоке, он был пойман в ловушку и проклинал себя за то, что поддался любопытству и поехал в злосчастное кафе и в торговый центр. Идя на поводу у желания всё разузнать, он вырыл себе очень глубокую яму. — Иди работай! — улыбнувшись, скомандовал Сергей Павлович, — На рабочем месте будешь мечтать о том, как будешь тратить деньги, и челюсть расслабь, а то зубы треснут, а на зарплату инженера в восемьдесят тысяч только деревянные имплантаты сможешь себе поставить, — рассмеялся он. Миша смотрел на него, сжав зубы, он ненавидел его и себя, но ему нечего было возразить, и вдруг отчётливо понял, в какой глубокой заднице оказался. Он молча развернулся и покинул кабинет Сергея Павловича. Вернувшись на рабочее место, он сел перед столом с образцами и попытался собраться с силами, чтобы начать проводить замеры. — Миша, ну что там, уже могу забрать? Он обернулся и увидел Елену, которая смотрела удивлённо на пустой стол, где должны были быть отработанные материалы. — Простите, Елена, только вернулся от Сергея Павловича, выслушивал несколько часов ликбез, про патриотичность и любовь к Родине, — сухо сказал он. Елена рассмеялась. — Да, Сергей Павлович тот ещё товарищ, у него каждый первый — шпион, он людей до истерик доводит своими проверками, — призналась она. — Ладно, поняла, вечером к тебе заскочу за результатами. — Сука он продажная, а не товарищ, — сказал Миша, когда та вышла за дверь, и, подойдя к столу с образцами, сделал щелчок пальцами у пуговицы. — И меня тварью конченной сделал, — признался он себе. Глава шестая. Гарантии — Братанчик, ты только держись… — сказал второй пилот, достав пистолет и открывая ответный огонь. Миша поднял голову, пуля мелкого калибра попала чуть выше колена, боль была адской, он посмотрел на друга, тот отстрелялся по боевику, стоящему в лестничной шахте при выходе на крышу. — Миха, только держись! — подбежал к нему друг, покачав головой, присев осмотрел его ногу и добавил: — Ох и потрепало тебя, но хорошо, что живы остались. Второй пилот встал на ноги, огляделся вокруг. — Шахта на крышу одна, сейчас они сюда щемиться начнут! Он присел и стянул с пояса у Миши пистолет с сигнальными ракетами, выстрелил вверх и кинул его куда–то в сторону. — Наши внизу уже работают, на крышу, я этих не пущу. Миша лежал, боль стала отступать, но вместе с тем начало мутиться зрение и пропадать картинка. Он видел, что Илья схватил несколько ракет выпавших из блока, упавшего с ними на крышу. — Илья… — еле слышно протянул он. — Братан, к тебе никто не пройдёт! — сказал Илья и, достав свой сигнальный пистолет, сделал второй выстрел в воздух. Миша почти ничего не видел, сознание его покидало, только слышал короткую перестрелку, и уже в темноте — приглушенный двойной взрыв. Будучи в бреду, он заметил размытый силуэт над собой, на левом плече красовалась широкая белая повязка. «Свой», — едва сообразив, подумал он. Картинка исчезла, боль в груди, темнота. Опять просвет, он поднимается в воздух, видно крышу, куда они выпрыгнули в момент крушения, и видно разорвавшуюся шахту выхода, завалившую проход. — Илья? — пытался найти его Миша, озираясь по сторонам. Вдруг он почувствовал, что его кто–то трясёт, боль становилась всё сильнее, а тряска невыносимой. Открывает глаза, Миша увидел над собой окровавленное лицо друга. — Сука! Я что, сдох за тебя, чтобы ты Родину, мразь, продал?! Миша соскочил с кровати в ужасе, Лена тоже проснулась и перепугано смотрела на стоящего перед ней Мишу, глаза которого были выпучены от ужаса. Лена стала расспрашивать, но он открестился, сказав, что сегодня ответственный день и ему необходимо выехать пораньше на работу. На ходу выпив кофе, он выскочил на улицу, едва наступил рассвет. Но на работу он выдвинулся не сразу, он поехал к памятнику Неизвестному солдату. В половину седьмого он был единственным, кто стоял у Вечного огня. Михаил склонился над звездой, в центре которой горело пламя, и смотрел на его языки, пока не проступили слёзы. — Илья, ты — солдат, и этот огонь горит для погибших в Великой Отечественной, но они тоже были солдатами, поэтому не важно, в честь какой войны возведён памятник, в первую очередь он горит в память о солдате, отдавшем жизнь, а значит, и в твою честь он тоже горит, как и миллионы других. Я жив благодаря тебе и не забуду о твоей жертве. И клянусь, что не посрамлю твоей памяти, даже заплатив аналогичную цену.