– А она просила тебя нагнуться, чтобы дать тебе в глаз? Он помотал головой. – Значит, не узнала. Обсудив, в какой цвет покрасить дверь гаража поверх уже нанесенной грунтовки, он поспешно убрался восвояси, бросив на Хемлок Тауэрс еще один трусливый взгляд. Что-то явно происходило. Я открыл дверь ключом, вошел в дом, проверил почту в прихожей – в основном счета и реклама, – а затем подпрыгнул от страха, обнаружив, что Док уже ждет меня в кухне. – Пожалуйста, не надо так делать, – сказал я, – возникать из ниоткуда как черт из табакерки. Это очень неприятно. – Извини, – сказал он, – но мне нужно поговорить с тобой о ярме на моей шее. – О чем? – О моей боевой подруге. О той-кому-нужно-подчиняться. Ну, ты понял, о супруге моей. – Слушай, – сказал я, ожидая неприятностей, – все это – огромное недоразумение. – О, я знаю, – с улыбкой сказал он, кладя мне на плечо могучую лапу. – Конни объяснила мне, что произошло, и мы хорошенько посмеялись. Я могу говорить с тобой прямо? – Конечно. Он опустил глаза и задумчиво постучал когтями по линолеуму. – Я стреляю уже не так метко, как прежде, и рано или поздно окажусь на рассвете на каком-нибудь туманном болоте, глядя в дуло пистолета, который будет держать какой-нибудь самоуверенный молодой кролик с твердой рукой. А мои секунданты будут уверять меня, что все хорошо, хотя я буду знать, что это не так. Он уселся за кухонный стол. – Я не хочу оказаться одним из тех жалких бывших альфа-самцов, которые живут в одиночестве с такими дырявыми ушами, что в них капусту можно отжимать, и где каждая дырка – вечное напоминание о любви, за которую он боролся, но в итоге потерял. – Я не совсем понимаю, к чему это. – Ты с Конни, похоже, на короткой ноге, и я бы хотел, чтобы ты держал меня в курсе тех ее интрижек, которые, как ты считаешь, могут оказаться чем-то по-настоящему серьезным. Я знаю, до весеннего брачного сезона еще полно времени, но в наши дни жен начинают отбивать все раньше и раньше. Если я буду предупрежден заранее, то смогу отогнать соперников жесткими речами, деньгами или молчаливым проявлением мужской агрессии и таким образом избежать вызова. – Я понял, о чем ты, – сказал я, – но мне не очень хочется шпионить за твоей женой. – Когда любишь, это не шпионство. Я бы попросил Бобби, но эти двое неразлейвода, а Кент… В общем, этот мальчишка – неисправимый копатель. Ты знаешь, что, когда он рядом, мне приходится прятать все лопаты? – Удивительно. – Вот именно, – сказал Док, готовясь уходить. Он заметно повеселел. – Удивительно. Ты ведь будешь рассказывать мне про Конни, верно? Мне нужно как-то сохранить брак, при этом не дерясь на дуэлях. – Сделаю, что смогу. – Молодчина, – сказал Док. – Кстати говоря, ты не видел Бобби? Пока я был в Херефорде и забирал Конни из застенков, она собрала вещи и ушла. – Нет, – сказал я, сообразив, что она могла узнать о раскрытии личности Харви и догадаться, что ее, наверное, станут допрашивать следующей. Мне показалось странным, что наши дочери вместе скрываются от Крольнадзора. – Вот и хорошо, – сказал он, улыбнулся мне, прыгнул в дверь и меньше чем через десять секунд продолжил возиться в саду. Я услышал новости о том, что «Две ноги – хорошо» проводят демонстрацию у Колонии № 1, когда делал себе запеканку на обед. Примерно двести сторонников превосходства гоминидов собрались у входа в колонию, разозленные тем, что обыкновенным трудящимся людям отказывают в минимальных социальных благах, в то время как кроликов переселяют «в роскошное место». И хотя демонстрация была воинственной и громкой, она не была незаконной, и полиция с Крольнадзором, похоже, не собирались ее разгонять. Учитывая связи мистера Ллисъа с «Две ноги – хорошо», я не мог не подумать, что на самом деле это не демонстрация, а просто осада и способ не дать преподобной Банти перемещаться по стране и распространять, по словам Сметвика, «опасные призывы к мятежу». Я только поставил запеканку в духовку, когда раздался звонок в дверь. Я подумал, что это может быть Конни и что она звонит из вежливости, но это была не она. Это были Виктор и Норман Маллеты. – А, – настороженно сказал я, – добрый вечер. – Добрый вечер, Питер. Что случилось с твоим глазом? – Напоролся им на гвоздь. – Ох. Мы можем войти? – Вообще-то нет. Вы сказали, что у меня есть сорок восемь часов, чтобы съехать, а затем сдали меня с потрохами Крольнадзору. У меня есть еще восемь часов, чтобы не выполнить ваше требование, так что до этого времени можете оставить меня в покое. Виктор и Норман переглянулись. – Думаю, наши слова о сорока восьми часах, чтобы съехать, были выдернуты из контекста, – сказал Виктор. – Думаю, на самом деле мы имели в виду, что у тебя есть сорок восемь часов, чтобы остаться. – Это не объяснение, а полный бред. – Да… Мы как раз пришли, чтобы все прояснить. – Хорошо, тогда позвольте-ка мне спросить: каков был контекст, когда твой сын намалевал на двери моего гаража «зайцеблуд»? – Он же извинился и все закрасил, – сказал Виктор. – Если посмотреть на это с положительной стороны, тебе еще и гаражную дверь покрасили. – Ты прав, – сказал я. – На самом деле я должен вам спасибо сказать. Слушайте, я пятьдесят лет живу в этой деревне. Я здесь родился. Я знаю всех, кто здесь живет, и все знают меня. И хотя Муч Хемлок немного заносит вправо, я думал, мы все можем жить дружно вне зависимости от политических взглядов. Но стоило появиться семейству кроликов, и все начали сходить с ума. – Ну, да, – сказал Виктор, – об этом мы и подумали. Норман и я решили, что мы… поторопились, осудив тебя и Кроликов, и нам бы хотелось принести извинения. – Извинения словами или действиями? – с подозрением спросил я, поскольку первые встречались не в меру часто, а последние пора было заносить в Красную книгу. – Действиями, естественно. – Хорошо, – сказал я. Мне стало жутко интересно, чем это закончится, ведь братья Маллеты славились по всему графству своими пустыми словами. – Вы принесете исчерпывающие извинения Кроликам, перестанете враждовать с ними, если к вам заявится кто-нибудь из АКроПаСК или из «Двуногих», вы дадите им от ворот поворот… а еще вы сделаете майора Кролика председателем приходского совета Муч Хемлока. Требования были нелепыми, и я искренне ожидал, что они рассмеются мне в лицо. Но они этого не сделали. – Это можно устроить, – сказал Виктор, контролировавший совет почти что с начала времен. – И, – продолжил я, гадая, насколько далеко у меня получится зайти, – миссис Кролик перережет ленточку на городском фестивале Муч Хемлока на следующих выходных. – Это невозможно, – сказал Норман. – Миссис Грисвольд и священник всегда проводят открытие. Но хотя перерезание ленточки – идея явно безумная, я, пожалуй, мог бы поставить миссис Кролик заведовать палаткой с выпивкой. – Я думал о чем-нибудь более важном, – ответил я, поскольку по давней традиции на палатку с выпивкой ставили новичков-волонтеров, сумасшедших или тех, кто оказался в немилости в деревне. Место было даже менее престижным, чем у игр «Пропихни полпенни» или «Ударь крота». – Как насчет того, чтобы она разыграла лотерею? Виктор и Норман рассмеялись – мы все понимали, что идея абсурдная. Миссис Фадж-Ригби заведовала лотереей по меньшей мере с шестидесятых, и она набросилась с кулаками на последнего человека, предложившего ей «взять перерыв». – Ладно, – сказал я. – Мне пришла блестящая идея, – как насчет того, чтобы она судила овощи в палатке домашних заготовок? Виктор и Норман переглянулись. – Договорились, – сказал Виктор. Мы пожали друг другу руки, и Виктор с Норманом, еще день назад бывшие моими заклятыми врагами, снова стали моими друзьями. Вероятно, благодарить стоило мистера Ллисъа, попросившего их оставить меня в покое, чтобы ничто не мешало моим усилиям поймать с поличным подсадную крольчиху. Я закрыл за ними дверь, а затем увидел в окно, как они уходят, похлопывая друг друга по спине и считая, что хорошо справились с задачей. Они были такими с тех пор, как я впервые узнал о них лет в восемь, и за годы ни на йоту не изменились. Они всегда пытались одурачить других ради собственной выгоды… и у них никогда это не получалось. Попрыгунья Констанция Прыжки были кроличьим спортом и главной программой Кроличьих Игр: прыжки в длину, прыжки в высоту, марафон по прыжкам, прыжки на короткую дистанцию и синхронные прыжки. Выглядело это всегда немного странно, поскольку до Очеловечивания кролики прыгали по-другому, а теперь, из-за причуды феномена, превратившего их в людей, скакали почти как кенгуру. На следующее утро я взял больничный – мой глаз все еще сильно болел. Мой сон постоянно прерывали кошмары, в которых мистер Ллисъ хватал меня челюстями за горло и сдавливал так сильно, что я не мог дышать. Сделав себе кофе и пожарив тост, я включил радио, чтобы послушать новости и узнать, что произошло в Колонии № 1 за ночь. Ответ, как оказалось, был такой: «почти ничего». «Две ноги – хорошо» оставались у ворот до двух часов ночи, скандируя свой фирменный гимн: «Беги, беги, кролик, да береги ушки, за тобой идет фермер с большой-большой пушкой». Несмотря на явный оскорбительный тон и призывы к насилию, уже проводившиеся судебные слушания постановили, что слова взяты из «шутливой песенки, написанной до Очеловечивания», имеют исторический прецедент и, значит, считаются допустимыми. Итогом всей этой движухи стало то, что Колония № 1 оказалась закрытой на вход и выход, и, как сказал официальный представитель Крольнадзора, должна была оставаться таковой до тех пор, «пока не будет обеспечена безопасность кроличьего населения». Около девяти кто-то позвонил в дверь, и за ней оказалась Конни, сиявшая, как солнышко, и улыбавшаяся. Она была одета в спортивный топ, короткую юбку и новые «Найки», а у основания ее ушей сидела спортивная повязка. – Привет! – бодрым голосом сказала она. – Не хочешь попрыгать? – Прости, что? – Попрыгать. Я тренируюсь для Херефордширского двойного марафона по прыжкам. Он в следующем месяце, а я давно не занималась и подзабыла, как держать скорость и ритм. Если каждый раз прыгать слишком высоко, то быстро устанешь, а если слишком растянуть прыжок, то можно неудачно приземлиться. Мне нужно прыгать со средней скоростью в двадцать четыре мили в час, чтобы побить свой личный рекорд или хотя бы попытаться прибежать к финишу в первой пятерке. – Ладно, – сказал я. – Но сначала я должна тебе кое-что сказать. Помнишь, я рассказывала тебе о дуэльных пистолетах? – Да, но это неважно. Я не буду драться на дуэли с твоим мужем.