– Итак, Док, – сказал я, желая поскорее продолжить разговор, – так ты врач? Он рассмеялся. – Нет, нет. Меня прозвали Доком в бараках. Пришлось немного потерпеть дедовщину, пока меня не приняли в армии. На моей кровати постоянно оставляли диски с фильмом «Обитатели холмов» и кочаны капусты, шутили насчет мистера Макгрегора и постоянно спрашивали: «В чем дело, док?» Ну да ты и сам, наверное, можешь себе это представить. – Ну, вообще-то, нет. Я никогда не служил в армии. И я не кролик. Док пожал плечами. – Сочувствую. В общем, я все это плохо принимал, за исключением капусты – ее я съедал. Но что хорошо в армии, так это то, что ты завоевываешь или теряешь уважение исключительно за счет своих личностных качеств. Стоит проявить решимость, как все видовые барьеры испаряются. Я заслужил уважение своих товарищей во время боевых действий в Кандагаре, но вот прозвище «Док» пристало, так что я до сих пор так и называюсь. – Я слышал, тебя чуть не отправили в пекло в Афганистане. Он снова рассмеялся. – Не совсем так. Меня чуть не отправили в печку в Афганистане. Я тогда весил двести сорок фунтов и, по несчастью, попал в плен. После допроса и рассуждений на тему, греховно меня есть или нет, моджахеды собрались превратить меня в сытный ужин на тридцать две персоны. Британских офицеров никто не ел со времен Суэца, так что командование устроило ради меня шоу: поддержка авиации, артиллерия и все такое. Хочешь, покажу сувенир? Не дожидаясь ответа, он прыгнул к комоду, выдвинул ящик и достал оттуда футляр из орехового дерева. Внутри лежали два на вид старинных кремневых пистолета, украшенных резными изображениями животных, и с дулами длиной в двенадцать дюймов. – Без больших пальцев с любым оружием управляться непросто, – сказал он. – Эти пистолеты были модифицированы, чтобы стрелять на сдавливание, а не при нажатии на спуск. Он передал мне один из пистолетов – настоящее произведение искусства, из дерева, латуни и вороненой стали с серебряным крокодилом на рукояти. Он был на удивление тяжелым, но хорошо сбалансированным. В школе я занимался пулевой стрельбой из пистолетов.22 калибра и даже несколько раз выигрывал на соревнованиях. – В исключительных обстоятельствах – отличное оружие ближнего боя, – сказал он. – Заряжается тяжеленной пулей диаметром три четверти дюйма. С двойным зарядом пороха пробивает двух человек насквозь и входит в «Желтые страницы» до буквы «П». Это мои старые фамильные пистолеты, но я взял их с собой на войну, так что в бою они тоже побывали. Он широко улыбнулся, затем забрал пистолет и аккуратно уложил его обратно в кейс. Несмотря на слегка угрожающий тон, усиленный демонстрацией пистолетов и его предупреждением, я заинтересовался, ведь дуэли были частью кроличьей культуры, о которой редко говорили. – И ты из них стрелял? – спросил я. – Чаще, чем хотелось бы, – ответил он, кивая в сторону кухни. Оттуда доносился голос Конни – она что-то напевала себе под нос. – Все самое ценное в этой жизни приходится добывать с трудом. К слову, проигрывать мне тоже приходилось. – Как можно проиграть на дуэли и не погибнуть? – спросил я. Он указал на небольшие дырки от пуль в своих ушах, которые я заметил вчера, когда они приехали. На первый взгляд их было девять – остальные скрывал мех, а еще несколько были больше похожи на засечки по краям его ушей. Их с легкостью можно было спутать с обычными бытовыми ранами. Одна дырка на левом ухе красовалась почти у его основания – двумя дюймами ниже, и он бы погиб. – Кто попадет ближе к голове, выигрывает, – сказал он. – Промах означает проигрыш. У некоторых Казанов уши похожи на швейцарский сыр, но если ты прицелишься слишком низко, то можешь кого-нибудь убить. Тогда твоей семье придется выплачивать немалую мзду. Ты знал, что по статистике кролики чаще всего становятся банкротами из-за случайного убийства на дуэлях? – Нет, не знал. – Теперь знаешь. Черт побери, – прибавил он, – где же мое гостеприимство? Одним прыжком он очутился у столика с напитками. Элегантно пролетая по комнате, он чуть не задел лампу. – Пропустим стаканчик? – У тебя есть виски? – Я к нему даже не притрагиваюсь. Ты когда-нибудь пробовал бренди из одуванчиков? Его делают из корней. По мозгам бьет, как лошадь, и ссышь после него кипятком. Я где-то читал, что бренди из одуванчиков – это «адское дитя метанола, кокаина и атомного топлива для подводных лодок». Меня предупреждали, чтобы я никогда, ни за что даже не подходил к бутылке с ним, не говоря уже о том, чтобы выпить. Поэтому я без раздумий ответил: – Да, с удовольствием попробую. Майор Кролик щедро налил мне слегка розоватую маслянистую жидкость, пахнувшую розовыми лепестками. Затем он налил себе и Конни, которая только что вернулась. – За новых друзей, – сказала Конни. – За новых друзей, – повторили Док и я. На вкус бренди был похож на сироп от кашля с примесью летнего урожая черники и сладковатого растворителя для краски. Он с легкостью, безо всяких неприятных ощущений скользнул мне в горло. А затем, подобно кратеру вулкана, спавшего несколько тысячелетий и внезапно решившего пробудиться, бренди ожил и начал действовать. Спектр моего зрения со звуком рвущегося целлофана поехал из красного в зеленый, и я вдруг почувствовал, как у меня на лбу проступил пот. Все мое тело налилось теплом, словно мне в вены налили горячий шоколад. Я вдруг почувствовал себя готовым на любовные подвиги – причем как морально, так и физически, – и передо мной предстал образ Елены – мамы Пиппы. Но я увидел ее не такой, какой она стала после замужества и перед тем, как я ее потерял, а такой, какой она была после нашей первой встречи, когда мы не могли оторваться друг от друга. – Ух ты, – сказал я, чем явно позабавил Дока и Конни. – А еще есть? – Полегче, дружище, – улыбаясь, сказал Док. – Им лучше наслаждаться в малых дозах. – Мы делаем его в подвале, – прибавила миссис Кролик, – только не говори об этом Управлению по Таможенным и Акцизным сборам. Они хотят обложить наш бренди налогом, не уступающим коньяку. Ну что, пойдем сядем? Стол был накрыт в соседней комнате – в большой столовой. На темных дубовых стеновых панелях висели картины родственников Дока и Конни. Все портреты были похожи один на другой, и лишь детали костюмов выдавали пол и возраст. Мебель была старой, темной и изношенной – я предположил, что дом сдавался вместе с ней. Дети уже сидели за столом и вежливо встали, когда мы вошли. – А вот и наши замечательные дети, – сияя, сказала Конни. Сначала она указала на мальчика. – Это Кент. Кент был одет в джинсы и футболку с Патриком Финклом и девизом Агентства по поддержке кроликов: «Все живое едино». Его двойное лапопожатие было не очень крепким, а его мех казался чуть жестче, чем у Дока или Конни. Я бы не удивился, если бы узнал, что он пользуется гелем. – Добрый вечер, мистер Нокс. – Он говорил вежливо, но, как и все подростки, неохотно. – Здравствуй, Кент, – сказал я, стараясь не говорить свысока. У меня не получилось. – А это Бобби, – сказала Конни. – Следующим летом она пойдет в зайбакалавриат. – Роберта, вообще-то, – сказала Бобби, вздергивая носик. У нее были большие коричневые глаза, но держалась она не так элегантно, как мать, и казалась немного угрюмой. Меня позабавило, что подростки-кролики мало чем отличались от наших. – Здравствуй, Роберта, – сказал я. – Бакалавриат, значит? – Зайбакалавриат, – поправила она меня. – Программа намного сложнее и для кроликов. Физика, философия, садоводство, европейские языки, экономика, ботаника, политика и смешанные боевые искусства с дополнительным курсом военной подготовки. – Хочешь в армию? Поступить в офицерскую школу? – Нет… я буду заниматься уходом за детьми. Из кроликов получаются отличные няни. Мы мягкие, милые, прирожденные опекуны и, если нужно, будем биться насмерть, чтобы защитить своих детей. Док и Конни вежливо рассмеялись. – Ох уж этот идеализм юных нянь, – сказала Конни. – У меня есть дочь, – сказал я, – Пиппа. Ей двадцать, она учится на менеджера медицинского персонала. – У вас, наверное, уже сотни внуков, – сказал Кент. – У людей не такой большой помет, и размножаются они лишь изредка. А некоторые и вовсе не имеют детей, – сказал Док Кенту. – И если не считать огромных астероидов, крутых лестниц, комаров и их самих, на людей в природе никто не охотится. – Да ладно? – с любопытством сказал Кент. – Они учились в кроличьей школе, – словно извиняясь, пояснила Конни. – Мы надеялись, что если они пойдут в человеческую, то узнают о Ниффнифф[39] чуточку больше. Может быть, Бобби и твоя дочь как-нибудь прогуляются вместе по магазинам? – Я могу у нее спросить. – Хорошо. Сядем? Питер, ты наш гость, поэтому садись во главе стола, а я сяду здесь, рядом с тобой. Мы все расселись, и, когда я положил на колени расшитую морковками салфетку, Конни сняла крышку с большой супницы. Комнату заполнил запах тушеных овощей, завороживший всех. Кролики прогнули спины, опустили уши и глубоко вдохнули. – Пахнет очень… – Тс-с-с! – сказала Конни, и после еще нескольких секунд молчаливой сосредоточенности, подергивания лапок и зачарованного наслаждения все расслабились. – Как хорошо, – сказала Конни. – Запах лугового рагу меня всегда немного заводит. Здесь и правда жарко или мне кажется? И она стала обмахиваться лапками. – У тебя от овощного запаха в области таза ничего не зашевелилось, а, Питер? – спросил Док. – Потому что у нас зашевелилось. И неслабо. – Что ж, – сказал я, пытаясь так же свободно говорить с ними о сексе, который, насколько я знал, занимал большую часть мыслей кроликов… если не вообще все их мысли, – вкусный ужин всегда склоняет к романтике. – Как интересно, – язвительно сказала Бобби, и Конни грозно посмотрела на нее. – Прочтем молитву, – сказала Конни, и они склонили головы, чтобы поблагодарить Лаго за то, что она отдала свою жизнь ради их спасения, и за необъятную мудрость, которую она подарила им, наставив на Путь Круга. Док и Конни, из уважения ко мне, произнесли молитву на английском, а Кент и Бобби – на кроличьем. – А вы дома читаете молитву перед едой? – спросила Бобби. – Обычно нет, – сказал я, имея в виду «вообще никогда». – В нашей религии мы часто читаем молитвы, – сказала Бобби, – и по самым разным поводам. Перед едой, перед сбором урожая, перед тем как сесть на горшок. Так мы приучаемся к смирению. – Мы даже произносим молитву перед сексом, – прибавил Док. – Если отвлечься от духовного аспекта, ее нужно произносить полминуты, причем в разных комнатах, а это усиливает желание и дает одному из любовников время смыться, если они сомневаются. – А молитва похожа на Отче наш? – спросил я. – Первая и последняя строчки более или менее похожи, – поразмыслив секунду, сказал он, – но середина кардинально отличается. – Ну так что, Питер, – сказала Конни, кладя лапу мне на руку, – ты голоден?