Олтер «Ну, Либурх! Удружил так удружил, от него такой подлости никак не ожидал», – с раздражением подумал я, пытаясь развернуться в узкости винтовой лестницы. Вместе с Пелепом мы тащили из голубятни большой мешок, набитый высохшим птичьим пометом. Сорок три несчастные ступени вниз, между прочим! Для чего нужен выходной, когда можно не идти на занятия и не вставать ни свет ни заря? Можно поспать подольше, отменить тренировку, поиграть с друзьями, поболтать с близкими, наконец! Впрочем – я покосился на Булгуню и Бареана, которые тащили мешок впереди, – общения и игр сегодня хватало. Я смахнул пот со лба. Хватало с избытком. Въедливый Либурх все-таки разгадал тайну подземного зала, нашел верные подсказки на книжных полках. Отгадав загадку, он сразу же успокоился и принял прежний благообразный вид седого, умудренного опытом прожитых лет старца. А я, напротив, загорелся узнать – кем же были незнакомцы, скрывающиеся в обнаруженном укрытии-казарме?! Кто ел за бесконечными каменными столами, кто спал на бесчисленных нарах? Но Либурх изрядно огорошил: в ответ на мои расспросы он лишь многозначительно улыбался, а когда я насел на старика, назначил цену и попросил помощи. Чокнутый Колум не отказался от своей придумки и лелеял мысль разбогатеть на продаже помета. Либурх заявил, что с удовольствием поведает о случившихся в Атриане столетия назад событиях и даже спустится ради этого под землю, но только после того, как я совладаю с помешанным голубятником. Я несколько вечеров кряду ходил в гости к Колуму. До темноты слушал стариковские байки взахлеб о голубях, голубках и птенцах, об их повадках, рационах кормления, особенностях обучения, манере полета. А главное – о новой породе самых умных и самых быстрых птиц, которых Колум непременно выведет. Для этого ему нужен пустяк – всего-то четыре золотых с мелочью, чтобы закупить особенных голубей из-за моря. Сбить с толку одержимого голубятника не удалось. Он накрепко вбил себе в голову, что весь Атриан ждет не дождется, когда он встанет в торговые ряды с драгоценным гуано. В итоге еще и уговаривать пришлось, чтобы он продал весь помет разом! Повезло в одном: старик не тратил времени зря и вычистил свои владения, пару седмиц кряду убирая и складывая многолетние наслоения в большие мешки. Так что оставалось только стащить их с башни и поставить у крыльца. А вечером, в темноте, мы с домочадцами быстренько перетаскаем мешки в подземелье под библиотекой. С глаз долой. Остаху мои придумки пришлись не по нраву: дядьке требовались деньги для покупки дома на окраине города. И когда он собирался об этом рассказать, интересно? И собирался ли вообще? В детали сделки Остах не вдавался, лишь талдычил, что «дело верное, домишко возьму за малую деньгу, а прибыток выйдет знатным». Темнит в последнее время мой наставник, ох и темнит! Я поворчал для порядка, но вложения в атарианскую недвижимость одобрил. Теперь Остах со дня на день ждал сведений от знакомцев о владельце дома. Осталось узнать, вправе ли я как имперский гость приобретать недвижимость в Империи. Остах призадумался – мысль об этом не приходила ему в голову. Покумекав, решили при случае спросить совета у Буддала. Затем начерно подбили будущие траты и ахнули. После покупки дома все госпитальные деньги закончатся. Наши поставки кресел-каталок проходили без сучка без задоринки, и золотой ручеек тек тоненькой струйкой. Алвин работал в поте лица, Влик в госпитале расстилался перед сановитыми посетителями, а мы считали монеты, откладывали маленькую долю для Фракса Хмутра и радовались. Однако скоро радости конец. – Если у Гимтара с солью получится, – может, и тряхнет мошной. Вышлет чуток, – пробурчал Остах. Впрочем, он и сам в это не верил. Каша в горах заваривалась такая, что каждая монета на счету. Даже я это чувствовал. – Выкрутимся, – ответил я дядьке, – имперский пансион-то никуда от нас не денется. В ответ дядька только скривился. Половина пансиона уходила на бумагу, перья и чернила. И это при том, что я наотрез отказывался покупать дорогущие местные наряды, щеголяя в горском! Наконец ступени закончились, мы с Пелепом вышли на открытый воздух, поставив мешок в общую кучу. Плюхнулись на ступеньку рядом с переводящими дух Булгуней и Бареаном. – Ну что, наследник ксена из рода великих Булогов, – ткнул я в плечо Булгуню, – не зазорно птичье дерьмо таскать? – Ну что, наследник дана Дорчариан, – не вонюча ли твоя ноша? – передразнил меня Булгуня и ткнул в плечо в ответ. Все развеселились. – Спасибо, ребята, – в который раз сказал я, глядя на запыхавшихся Юркху и Кольшу, вывалившихся со своей ношей из двери. – Помет сухой и не пахнет вовсе, – пнул мешок Юрка, приземляясь рядом. – Для чего еще нужны друзья? – пожал плечами Бареан. – Ага, для того, чтобы дерьмо вместе таскать! – воскликнул Кольша, и мы вновь рассмеялись. Я покосился на Бареана. После недавнего допроса стражника, с которого меня выгнали, я прицепился к Остаху как репей. Жаждал подробностей. Наставник поведал, что нападавшего звали Кроумом и следил он вовсе не за мной! В тот вечер стражник приглядывал за Бареаном! Я даже малость приревновал, когда услышал: как же так, ведь именно я самый главный в этой истории! Я здесь самый загадочный, самый умный и самый выдающийся персонаж! Однако сильные мира сего считали иначе. Из допроса выяснилось много интересного. Пьяница Крент, беспутный братец наместника и начальник Кроума, подбивал подчиненных на разные темные делишки. Подмял под себя рыночные ряды, потеснив городскую стражу, общипывал поставщиков, лез в дела городского совета… Это было старо как мир и не вызвало интереса. А вот новость о еще одном хозяине-нанимателе Кроума, остававшемся в тени, заинтриговала. Оказалось, наш туповатый недруг был слугой двух господ. С его слов неведомый куратор рисовался человеком таинственным и страшноватым. Во всяком случае, стражник боялся его не на шутку. Толком незнакомца никто не видел: он появлялся в сумерках и прятал лицо под широким капюшоном с острой верхушкой. Все знали, что он правая рука Элсы Эттик и собирает для нее сплетни и слухи. Сам куратор в шутку именовал себя Сплетником… Друзья немного передохнули. Мы поднялись со ступеней и отправились наверх. Большую часть экзотического груза уже спустили с верха башни. Близилось время обеда, и работы оставалось чуток. Булогичи обещали устроить трапезу на лужайке рядом с библиотекой, поэтому все с воодушевлением набросились на оставшиеся мешки. Когда я поинтересовался у Остаха, какая дальнейшая судьба ожидала стражника, наставник отвел глаза и пробурчал, что бедолага споткнулся в темноте и сломал шею. Как я понял, тело припрятали где-то в подземельях. Исчезновение стражника не прошло бесследно: весь следующий день по саду, по плацу, по всему имению разгуливала Внутренняя стража. Я испугался, что они обнаружат потайной ход, но обошлось. Стражники протопали мимо дома, громко гогоча и окликая пропавшего Кроума. Вояки во весь голос жаловались, что исчезнувший по пьяной лавочке сиганул через ограду, дабы добраться до заветного вина. «Первый раз, что ли? – басил ражий детина. – А нам броди весь день, ищи поганца!»… – Куда! Куда ты мешком трясешь, рыбья твоя душа! – закричал Юркхи сверху. – Сейчас на ступени насыплем, сами все измажемся. Давай, Кольша, переворачивай мешок! А после шумных поисков Внутренней стражи начались смутные шевеления. Кайхур, лежа на крыльце, то и дело поднимал уши и тихо ворчал, поглядывая в сад. Я тоже чувствовал неясное напряжение вокруг. Под самый вечер во двор заявился садовник с помощником. Он со слезами в голосе умолял разрешить подрезать виноград, иначе их нещадно выпорют. Как будто другого времени нет! Лжесадовники нет-нет, а и зыркали по сторонам, когда думали, что их никто не видит. Как я узнал, к ребятам тоже приходили под разными предлогами. К Бареану помимо садовника пожаловали еще и работники, заменившие пару черепиц на крыше. А кровля-то и не течет вовсе! В общем, пропажа стражника обеспокоила неведомого Сплетника не на шутку. Нас плотно обкладывали со всех сторон. «Надо обязательно спросить Тумму, что новенького в имении. Не грозит ли ему самому опасность? А то придется спасать темнокожего лекаря!» – подумал я. Мешков в голубятне оставалось чуть-чуть, и на лужайке появились Булогичи с корзинами в руках. Они даже подушки и легкие ковры притащили! И у кого язык повернулся назвать этих почитателей сладкой жизни болотниками? Увидев, как чудо-повара раскладывают разносолы на ковре, предатель Кайхур покинул свой пост и вразвалочку отправился на лужайку. Всем своим видом пес демонстрировал, что делает это по необходимости. Должен же зубастый охранник проверить, что там приготовили для хозяина толстые люди! Булогичи ожидаемо умилились, завидев щенка. О! Они отдельную корзинку принесли для щенка, хитрецы! Глядя, как Кайхур виляет хвостиком, ребята развеселились и бросились наверх. Нас ждала последняя ходка… «Хорошие у меня товарищи!» – думал я, сыто откинувшись на подушки. Булогичи стояли рядом с мокрыми полотенцами на шеях, сложив пухлые руки на животах, и с тревогой посматривали на ковер – хватит ли еды. Зря они, тут еще полшколы накормить можно! Все, кроме Булгуни, разлеглись на подушках кверху пузом. – Слушай, Колька, – лениво поинтересовался я, – а чего это тебя Юрка рыбьей душой обзывает? – Так я же рыбак, – с безмятежной улыбкой рассматривая в небе легкие перистые облачка, ответил Кольша. Я даже приподнялся, как это услышал. Еще один рыбак! Будто мне старого ворчуна Остаха мало, который после допроса стражника стал еще несноснее. Постоянно бранился, стал задумчив сверх меры и тренировки проводил излишне жестко. Йолташ с Баратом с радостью хотели сбежать от наставника таскать помет, но дядька опять погнал их разгребать завал. Пожалел бы парней! Ведь вечером нам вновь идти под землю, слушать лекцию старого Либурха! Не свихнется ли моя родная охрана от постоянного давления каменных сводов над головой? С Остахом явно что-то не то. Пару раз дядька задумывался так крепко, что даже не слышал моих вопросов! Его сильно тревожило происходящее в городе, но он мигом обрывал мои осторожные расспросы на эту тему. – Рыбак? – оживился Бареан. – И где же твои острова, рыбак? – А я не с островов, – качнул соломенными вихрами Кольша. – Я далеко отсюда, с берега холодного моря. Зимой у нас идет снег, а море у берега покрывается льдом. – Как же ты сюда попал? – оторвался от большого печеного яблока с медом и орехами Булгуня. – Рассказать? – Кольша оторвался от созерцания облачков. Мы дружно кивнули. – Слушайте. Мы живем на берегу Холодного моря. Ловим рыбу, собираем солнечный камень… его после штормов волны выбрасывают на песок. Ходим на охоту, торгуем с толгувами, которые живут в бескрайних лесах средь своих священных дубрав. Иногда враждуем с прибрежными соседями… В тот день мы с друзьями сидели на высоком обрыве над морем. Ветер разыгрался, хлестал дождь. Но у нас под выворотнем сосны знатный шалаш устроен: в нем и сухо, и тепло от костерка! Выворотень и от ветра прикрывает, и костерок от чужих глаз с моря прячет. Тогда была моя очередь за морем смотреть. Гляжу – пузан плывет. Ну, мы так торговые лодки зовем. Волна его крепко бьет, вот он и решил к берегу подойти. Рядом с нами берег изгибается и песчаная коса в море вдается. Там в самый сильный шторм вода спокойная. Вот он туда и правит. Туда все пузаны в шторм норовят забраться. Мы с ребятами мигом костер затоптали – и бегом в городище… – Зачем? – заинтересовался Юркхи. – Ну… Там, на спокойной воде, мель на мели… Вот и бежали – родичам сообщить, что пузан сейчас завязнет. – Грабить собрались, – со знанием дела кивнул Бареан. Видимо, уроженец Полуденных островов не понаслышке знал о хитром морском промысле. – И пограбить немножко, – легко согласился Кольша под всеобщий смех. – Так вот… Только наши на лодках подошли к пузану, как из-за мыса пять военных имперских кораблей выскочили. Оказалось, они вместе шли, – сокрушенно вздохнул Колька. – И что? – затаив дыхание, поторопил приятеля Юрка. – И то. Высадились они и к городищу заявились. Отец их принял, медовуху поставил, столы накрыл… Тогда-то они и сообщили, что нарочно решили с моря на толгувов зайти. Имперцы давно с толгувами воюют, но раньше только в лесах. Обычно вдоль гор к ним пробирались… Вот и не ждал их никто в наших водах. – Вдоль гор? – навострил уши я. – А что это за толгувы? – Толгувы? – переспросил Кольша, и лицо его прояснилось. – Толгувами их имперцы зовут, они промеж собой почитай уже сотню лет воюют. А мы их дубовичами кличем; они священным дубам поклоняются. Мы, кулхи, с ними давным-давно роднимся – вот и по осени отец сестренку в род вождя дубовичей отправил. А имперцы, дурни, талдычат, что мы должны против родни выступить! – возмутился Кольша. – А вы что? – поторопил приятеля нетерпеливый Юркхи. Горячий степняк даже с подушек вскочил! – Что? К тому времени воины из соседних деревень прибежали, разбили походные шатры на поляне у городища. Словно невзначай. А отец главному имперцу и говорит – против родичей не пойду! Долго они препирались, плохо имперцы говорили, зло… Грозились, за ножи хватались. – И чем кончилось? – опять влез Юрка. – Сильна Империя… Отец весь солнечный камень отдал и меня в школу учиться послал. Перед тем как на имперский корабль отправить, отец мне все объяснил. Так он от нашей земли большую войну отвел и против родичей не встал. – Кольша нахмурился и обвел всех долгим взглядом. – Мой отец, вождь Корша из племени кулхов – великий вождь! – Великий вождь, – согласились мы. Слегка покачиваясь в гамаке, я умостил под грудью подушку и разложил перед собой на книжном стеллаже листы. Булогичи немного удивились, когда я попросил подарить подушку, но с радостью разрешили выбрать любую понравившуюся. Друзья разбежались, а я решил немного передохнуть в дедовом гамаке в укромном уголке. А еще у меня появилась мысль вслед за Эндиром писать свою книгу. Что там написано в «Как сберечь Дорчариан и победить Империю» – прежде чем писать книгу войны, напиши книгу мира? Вот и буду, опираясь на дедовы изыскания, излагать свои мысли, писать книгу мира. Я аккуратно отодвинул полнехонькую чернильницу от края: задену нечаянно локтем – и рухнет она с верхотуры, все в полете заляпает. Я покосился вниз, на маленький топчан, заваленный книгами, и крохотный столик рядом. Итак, какие первоочередные мирные дела? Соляные копи в Лоне Матери, имперское серебро за проход отряда Фракса Хмутра, сельское хозяйство… Но самое главное, о чем мне подсказал Эндир на страницах книги, – возведение стены, охраняющей долину от Империи. Краем уха я услышал легкий кашель Либурха. Ну и слышимость! Он же отправился отдыхать в свою комнатушку перед походом под землю!.. – Ты что, Малех, работаешь? Выходной ведь, – послышался голос библиотекаря. Разговор велся далеко от меня, в противоположном конце зала, где находился проход в архив. Благодаря купольной конструкции свода над головой я слышал все происходящее так, словно разговор велся в шаге от меня. Невольно почувствовал себя пауком, сторожащим в сторонке растянутую паутину. – А что мне, уважаемый Либурх, дома делать? Один ведь, как перст. Да и ты, гляжу, весь день в трудах. – Голос не понравился. Шелестящий, угодливый. Словно змея по опавшей листве проползла. – Да, да, – добродушно рассмеялся Либурх. – Услышал шум-гам с утра. Выглянул – пацаны мешки таскают. Не знаешь, что тут творится? Опять Колум чудит? – Это я, – построжел голос Либурха. – Чужеземцев наказал. Совсем распустились, негодники. Не хотят постигать высокую имперскую грамоту. Что Колум надумал, ты и сам видел. Вот я и заставил чужаков навоз таскать, в наказание. Собеседник Либурха гаденько рассмеялся, а я отметил, что не такой уж простак старый библиотекарь. Вон как все повернул и не рассказал ничего лишнего! Впрочем, столько лет прожить в этом гадюшнике… Хочешь не хочешь, а научишься скрывать мысли. Голоса удалились и смолкли. Увлекшись, я набросал на листке список подготовительных работ по возведению стены. Необходимо проверить, близко ли к поверхности скала, сделать топографию. Самое сложное – придумать, как возводить стену над стремительной Джурой. В самом узком месте долины, словно в помощь людям, горная река прорезала глубокое русло в скале. Если выше, в обжитой части долины, Джура не единожды разливалась по весне или вспухала от ливней, то в стремнине – только шумела и ярилась громче. Наверное, нужно будет устроить в будущей крепостной стене полукруглый свод с решеткой над рекой… Я отложил лист и уставился перед собой. Досадно! Своды я возводить не умею, тем более над горными реками… Придуманный путь не получался легким. А я-то уже размечтался: разметить фундамент, в укромном месте неподалеку развернуть каменоломни, натесать гранитных блоков стандартных размеров. А потом в нужное время быстренько выкопать землю и, словно в «конструкторе», из одинаковых кубиков возвести стену… Чуть слышно скрипнула входная дверь. Странно. Обычно она мягко бьется о косяк, ненавязчиво возвещая о посетителе. Видимо, вошел кто-то осторожный и придержал дверь за собой. Может, Малех вышел на улицу? – Здравствуй, Сплетник. – Малех приветствовал вошедшего вполголоса. Я вздрогнул всем телом и навострил уши. «Сплетник! Ну, здравствуй, зараза, на ловца и зверь бежит!» – Выяснил? – раздался бесцветный голос. – Да, да, – зашептал голос Малеха. – Учитель Либурх наказал учеников-чужеземцев и заставил голубиное дерьмо с башни таскать… – Зачем? – В безжизненном голосе послышались живые нотки удивления и интереса. – Чокнутый Колум учудил, решил дерьмо голубиное продавать. Вот Либурх и пособил приятелю, а заодно и чужаков, которые плохо учатся, наказал. – Слепец не крутился вокруг? К островному не подходил? – Голоса стали приближаться, и я затаил дыхание. Неужто сюда идут? – Нет, Сплетник. Островной сам по себе. Только с приятелями по школе дружит. И все. А слепец сюда только к Либурху ходит… – Ходит, ходит… – зашелестели висящие бумажные карты и рисунки, и собеседники оказались в комнатушке подо мной! Я замер в дурацкой позе, скрючившись в гамаке и зажав в руке чернильницу, которую вновь решил отодвинуть подальше от края. Невысокий мужчина, закутанный в темную хламиду с капюшоном, с наслаждением сел на топчан и вытянул ноги. Видать, не первый раз заглядывает в потайную каморку! Островерхий капюшон полностью скрывал лицо вошедшего. Малех – низенький мужичонка с залысиной и длинным носом остался стоять в проходе. – Ходит, ходит, – задумчиво повторил незнакомец в капюшоне и побарабанил пальцами по стопке книг. – Ты понюхай, поспрашивай у Либурха… Не приходил ли вчера слепой… А то в имении шептались, что не было его, когда дурень Кроум пропал…