Детектив кивнул, держа пистолет в опущенной руке. Сальный посторонился – кухонька была тесной, Глебу пришлось развернуться боком, чтобы не споткнуться о мертвеца. На одну секунду дредастый оказался у него за спиной. И это стало ошибкой. Очередной ошибкой в веренице досадных промахов последних дней. Шею обхватила мокрая удавка. От неожиданности Глеб растерялся, позволив сальному вырвать из рук пистолет. В поясницу упёрлось колено, заставив выгнуть спину дугой. Детектив попытался просунуть пальцы и растянуть петлю, но ткань врезалась в горло. Закружилась голова, в глазах начало темнеть. Глеб с размаху опустил ботинок на мягкую кроссовку дредастого, а потом всей массой подался назад, впечатав его в шкаф. С грохотом повалились кастрюли и банки, зашелестела, высыпаясь, крупа, но противник продолжил пыхтеть над ухом, всё туже затягивая полотенце. Сальный ринулся на помощь. Глеб пнул его в живот, отбросив на стол. Откинул голову, промахнулся, ударил снова, стукнувшись затылком о зубы душителя, и наконец просунул пальцы под скрученную ткань. Ему удалось вдохнуть немного воздуха, прежде чем на голову обрушилось что-то тяжёлое. Ноги подкосились, звуки отдалились и угасли. Глеб обвис у противника на руках. *** Сознание возвращалось постепенно. Сначала восстановился слух. Шум поезда, идущего на полной скорости где-то неподалеку. Шарканье ног. Звук жидкости, льющейся в стакан. К слуху присоединилось обоняние: пахло рассолом. – Да хватит уже, задрал. Обошлось же! – Голос говорившего был низким и каким-то придушенным, словно это ему пережимали шею мокрым полотенцем. – Сейчас обошлось, а в другой раз не обойдётся. Велено было ждать на хате, а ты чего? Давай сходим, ну мы же быстро, ну чё такого, – загнусавил второй голос, передразнивая собеседника. – Понял теперь, чё такого? А сели бы вернулись на пять минут позже? – Понял я, понял. Кончай. Глеб открыл один глаз, левый. Правый почему-то не открывался. Детектив потянулся его ощупать, но обнаружил, что связан по рукам и ногам. Тьма окончательно расступилась. Он по-прежнему находился на кухне. На полу лежал мертвый администратор, его задвинули ближе к стене, чтобы не мешал. Двое давешних мужиков стояли у стола. Пили водку из одноразовых стаканов, по очереди таскали из банки маринованные огурцы. – Слушай, я вот чего подумал. Не надо его выкидывать из окна. «Не надо», – мысленно согласился Глеб. – У меня есть кореш, торгует снаффом. Хорошо платит за необычные видосы. Ну чтоб не тупо застрелили кого, а повесили или зарубили топором. Если бабу красивую мучают, тоже хорошо. – Он же не баба, – дредастый кивнул на связанного Глеба. – Это ничего, мужиков тоже берут. Тем более смазливых на харю. Но из окна мы на мобилу ни хрена не снимем, это надо дроном или коптером. Давай оттащим его на рельсы! Устроим Анну Каренину, мля, – сальный зашёлся мелким неприятным смехом. – У меня на мобиле хорошая камера. Вот это будет огонь! По куску на брата выйдет, гарантирую. Дредастый засомневался. Повертел надкусанный огурец, залпом опустошил стакан. Его напарник принялся разливать по новой. – Не, не пойдет. Нам велено как? Без следов. А ты хочешь всё на камеру снять. Оторвут нам за такой креатив бошки, и кусок не пригодится. – А кто узнает? – продолжил уговоры сальный. – Видосы эти покупает одна и та же публика, все люди проверенные. Никто трепаться не будет. Ну не мнись ты, как целка. На одном чмошнике два раза заработаем, а? Дредастый обернулся в сторону пленника, заметив, что тот очнулся. Съел огурец, жизнерадостно помахал мокрой от рассола рукой и полез в банку за следующим. – Не переживай, сейчас тоже накатишь. – Сальный ткнул пальцем на банку, вместо воды заполненную светло-коричневой жидкостью с илистым осадком на дне. – Кем… кем велено? – хрипло выдавил Глеб, пытаясь сфокусироваться на лице дредастого. Изображение то становилось чётким, то снова распадалось, зарастая звенящим туманом. – Тебе, брат, эта информация уже не пригодится. – Ну что, погнали? – Погнали, – согласился дредастый. Замахнул стакан, крякнул, вытер руки о штаны и потянулся к пластмассовой воронке, лежавшей рядом с банкой. Глебу сжали пальцами нос, сунули в рот воронку и принялись вливать жидкость из банки, оказавшуюся смесью пива, водки и чего-то ещё. Чего-то специфического, взорвавшегося в голове отвратительным фейерверком. Глеб кашлял, захлёбывался, вырывался и глотал отраву, стекавшую потоком лавы на дно живота. Во время короткого перерыва его вырвало на колени и грудь. Воронку вернули на место, пытка продолжилась… Постепенно происходящее смешалось в мучительный калейдоскоп, и детектив вырубился во второй раз. *** Было холодно и мокро. Глеб лежал на боку, в неудобной позе, придавив телом онемевшую руку. Шёл сильный дождь, холодные капли ударялись о кожу, стекали в приоткрытый рот. В горле и на языке было гадостно. Глеб закашлялся и попытался сплюнуть, слюна потекла по подбородку. Темно, ничего не видно, только на горизонте – светящаяся полоса. Нет, отдельные яркие пятна. Дождь размочил корку засохшей крови, и Глеб с трудом разлепил заплывший правый глаз. Поверхность, на которой он лежал, была неровной и бугристой, как опрокинутый забор. Согнутое колено упиралась во что-то жёсткое, ледяное. Пахло ржавчиной и мазутом. Значит, сальный победил и его не выкинули из окна. Уже хорошо. Глеб попытался приподняться, но тело не слушалось. Всё, чего он добился – наклонил затёкшую до боли шею. Остальные мышцы словно исчезли, из всех ощущений уцелели только слабость, боль и тошнота. Поверхность под ним начала вибрировать, в шум дождя влился непонятный нарастающий звук. Из скопления сияющих пятен отделилось одно, самое яркое, и стало стремительно увеличиваться в размере, превращаясь в полыхающую звезду. Заторможенное сознание собрало фрагменты паззла: он лежал на рельсах, по которым нёсся поезд. Глеб попробовал перевалиться на живот и приподняться на локте, попытался хотя бы шевельнуть ногой, но смог только вывернуть голову и упереться подбородком в шпалу… Поезд был совсем близко, он уже различал ритм перестука колёсных пар. Наверное, стоило подумать о чём-то важном, вспомнить лица людей, любивших его при жизни. Но Глеб мог только втягивать влажный воздух и смотреть на свет фонаря, что становился ближе, ближе… Всё ярче: глаза затопило слепящей волной. Раздался гудок. Глеб зажмурился и задержал дыхание, готовясь почувствовать боль… Его рывком стащило с рельсов, перевернув на спину. Поезд прогрохотал мимо. – Дядя, ты чё творишь? Кончай себя гробить. Эй, алё! Ты меня слышишь? Глеб ошарашенно разинул рот. Над ним склонялся паренёк в намокшем шейном платке, с тоннелями в ушах. Эдик. Встревоженное лицо превратилось в шевелящийся клок тумана. Капли дождя замедлили падение, реальность поплыла и свернулась в кокон из тьмы. Глеб снова отключился. Глава 8 Ноябрь 2040 г. Полтора года спустя после авиакатастрофы. Санкт-Петербург. Раньше Шустрому казалось, что поиск информации подобен восхождению на гору. Ты поднимаешься с уступа на уступ, перед тобой открываются удивительные пейзажи, а на вершине искрится абсолютное понимание, в его фантазиях похожее на глыбу прозрачного льда. Однажды он прикоснётся к нему рукой, колкий холод проникнет под оболочку, и всё вокруг прояснится, как небо в морозный день. Но Шустрый брёл по бесконечному лабиринту. По многомерному пространству Эшера, нелепому, иссечённому гравюрными штрихами, замкнутому на самом себе. Облепленные грязью ноги увязали в рыхлой земле. За спиной волочился баул. Каждый день в него набивались новые камни. Шустрый давно перестал разбирать, драгоценными они были или пустыми, алмазами или речной галькой. Это были камни чужих мыслей, делавшие ношу всё тяжелей. Он полюбил заходить в сеть испытательной базы номер один. Тайны «РобоТеха» его не интересовали. Он подключался к пульту охраны и часами смотрел на монитор, с одинаковым интересом разглядывая лица сотрудников и ворс ковролина на полу. Знакомые места успокаивали. Шустрый раз за разом передвигался по цепочке камер, повторяя путь, по которому шестеро шли в учебный класс. Радовался, узнавая охранника на посту или находя свою парту на прежнем месте. Вот она, справа в первом ряду. Однажды он захотел заглянуть в спальный блок с койками-зарядниками, но помещение переоборудовали в спортзал. Тогда Шустрый обнял себя за плечи, подтянул колени к груди и просидел в такой позе почти сутки. Сегодня Шустрый путешествовал по уличной системе наблюдения, охватившей занесённый снегом полигон. Полноразмерный тренажёр корабля казался старым и никому не нужным обелиском, к подножью которого раз в год приносят венки. На горизонте чернела щётка леса. Убери её, и снежное поле незаметно растворится в таком же бесцветном небе. Внимание Шустрого привлекли два человеческих силуэта. Один высокий, в тёмном пальто, с непокрытой головой. Другой пониже, в пуховике с кислотным узором, издалека похожий на ядовитое насекомое, яркой окраской пугающее птиц. Шустрый узнал хозяев и поспешил переключиться на камеру поближе. Увеличив изображение, расстроился: зачем хозяйка сделала рисунок на подбородке, так сильно изменивший её лицо? Звук не записывался, но Шустрый читал по губам. – Этот спор начат не нами, и не нами будет завершён. Создание человеческой оболочки – ошибка. Я не дам её повторить. – Ты опять про вторую волну крепостного права? Скучно, пап. Придумай что-нибудь поновей, – хозяйка брела, нарочито подволакивая ноги. За Фархатовым оставалась ровная цепочка следов, за дочерью – глубокая неряшливая борозда. – Я не хуже тебя понимаю, почему мы выбрали этот путь. Решения, принятые антропоморфными киберами, будут оптимальными и для людей. Они проторят дорогу, подходящую для наших ног. К тому же, во время самой долгой миссии в истории космонавтики экипажу будет приятно видеть лица людей, а не машин. Психологический комфорт очень важен. – Если ты подводишь к «зловещей долине»5, так эффект преодолён, – хозяйка присела на корточки, собирая в пригоршню снег. Слепила шар и, как следует размахнувшись, метнула в корабль. Снежок прилип к обшивке набухшим волдырём. – Нет, я про другой эффект. Знаешь, что порождает сама конструкция человеческого тела? – Прямохождение? В ответе хозяйки звучала издёвка. – Психологию. Желания. Наше тело говорит нам, что хорошо и приятно, а что плохо и отвратительно, потому что порождает боль и дискомфорт. Мозг всего лишь придумывает способ, как сделать приятного больше, а неприятного – меньше. У Забавного были человеческие желания, порождённые телом, очень похожим на моё и твоё. И нечеловеческий разум, претворяющий эти желания в жизнь. Ты понимаешь, насколько это опасное сочетание? – Создание разумных машин неизбежно. Никто не в силах остановить прогресс. Ты отнимаешь единственный шанс их понять! В далёком будущем Забавный мог бы стать мостиком между нашими цивилизациями. Как договариваться с существом, с которым нет ничего общего? Где найти точки для соприкосновения? – Общего, говоришь… – хозяин поджал побелевшие от холода губы. – Общие интересы порождают конкуренцию. Войну за ресурсы. Или мы сами станем ресурсами. – Ты убил моих друзей. Ты убил Забавного. Я любила его как брата. – Вот не надо про брата… Шустрый отключился. Он больше не мог этого выносить. Он больше не желал ничего знать. Конец октября 2042 г. Санкт-Петербург. Пальцы Умного перемещались по виртуальной клавиатуре. С работой бортового программного обеспечения он разобрался, как и с начинкой от ЦУПа. Осталась система безопасности космодрома, и вот здесь он надолго застрял. Рассчитывал управиться за неделю, но пришлось потратить неожиданно много времени на режим сна. Оказывается, у него, как и у людей, усталость имела свойство накапливаться. Досадно. Умный легко проникал в чужой код, но ничего не мог поделать с собственными мозгами. А ведь до начала миссии оставалось всего ничего. В дверь позвонили. Он на цыпочках прокрался к выходу и заглянул в глазок. Выпуклая линза исказила и без того неприятное лицо с отвислыми щеками. На площадке стояла соседка с верхнего этажа, чьего имени он не знал. Умный приоткрыл железную дверь. – Добрый вечер. – Родители дома? – не поздоровавшись, спросила соседка. Ещё и приподнялась, пытаясь заглянуть в квартиру поверх его головы. – Нет, на работе, будут поздно. Что им передать? – Вечно их нет, бедный ты бедный. Как же ты справляешься? – притворно завздыхала тётка. – Ай-я-яй, одной рукой. А что с тобой случилось? – Если у вас нет сообщения для родителей, то всего доброго, мне надо заниматься. Соседка сунула ногу в щель, не давая захлопнуть дверь. – Передай, что в диспетчерской лежат бланки для голосования, выбираем нового председателя ТСЖ. Пусть зайдут. А ручку тебе поездом отрезало? Или с рождения нет? – Обязательно передам, до свидания, – Умный потянул на себя железную створку. Лицо соседки перекосило от боли, зато тапок втянулся обратно в подъезд. Умный щёлкнул замком, с удовольствием услышав: «Псих! Больной!». Вернулся к работе. Минут через десять за спиной послышались тихие шаги. Почти невесомые, совсем непохожие на грузное топанье тётки с верхнего этажа.